Люди, дружившие со смертью
Шрифт:
Я кивнул ей, не прекращая жевать — Ади, пожалуй, запросто мог уложить патруль из двух — трех человек, но вряд ли позарился бы на их оружие даже чтоб замести следы. Да и характер ран от эстока был более чем специфическим.
Мое безразличие успокоило хозяйку.
— Вот и сегодня с утра куда-то ушел. Где он, кстати, ходит?..
— Гуляет…
— Да пусть гуляет — мне-то что! Да похлебка стынет…
— Пусть стынет, — распорядился я. — Ему холодное полезней…
Действие холода было, вероятно, сродни действию остальных лекарств. Говорилось же, что у узников волос и ногти растут медленно.
Самое странное в нашем положении было то, что мы стали обрастать вещами. Ади прикупил обеденный сервиз, чашки, заварной чайник. На марше он мог есть мясо, запеченное на углях, пить воду из лужи, но среди людей считал нужным жить по-человечески.
Мое имя было тоже известно в банках, и я легко снял деньги. Часть из них я тут же спустил на ближайшем рынке в лавке старьевщика, так же именуемого букинистом.
Лавочник, видя, что я беру изрядную кипу, всунул среди прочего книгу с дамским романом. Я расплатился, не вникая, и подкидыша обнаружил лишь на квартире.
Я хотел ее тут же, выбросить, но Ади остановил меня — из всего моих приобретений эта книга, заинтересовала больше всего.
Впрочем, читать он ее тоже не стал:
— Смотри, тут дарственная подпись… «Франси на долгую память от Юмси…» И дата… Почти тридцать лет назад…
— Что за привычка — писать дарственные на книгах… — ответил я, пытаясь сосредоточиться на истории более древней, чем этот город.
— И я о том же. Где вы теперь — Франси и Юмси… Кто вы были для мира и для друг друга. Насколько была долга ваша память?
Ади замолчал, и я ожидал, что вопрос останется риторическим, но Реннер сам ответил на него.
— Думаю, никем и не очень длинна…
— Это почему?..
— Незаметно, чтоб эту книгу кто-то читал. Иначе бы позолота на форзаце вытерлась. Отсюда вывод — книгу дарили лишь бы что-то подарить, да и будь иначе, она бы не попала к старьевщику.
Наконец, он прочел название:
— «Все женщины- ведьмы», — он перелистнул страницу. Ну да, конечно — автор мужчина. Если бы ее написала женщина, она бы называлась: «Все мужчины скоты и хотят только одного».
Не удовлетворившись внешним осмотром, он открыл наугад какую-то страницу.
— Вот, к примеру…«безусый юноша в доспехах воина»… Во сколько ты бриться начал?..
— Лет в шестнадцать… Потом еще пришлось ножницами достригать.
Ади кивнул:
— Вот и я говорю, если воин в доспехах безусый то он либо усы сбрил, либо доспехи у кого-то украл… Либо папенька богатый купил. Только таких безусых воинов цена в базарный день — полушка за пучок. Скороспелая черешня — без вкуса и без запаха, да и сгорает до времени.
На секунду Ади замолчал. Но я знал, о чем он думает. Мысли его были злы и лучше было бы, если б он их высказал. И Ади не сдержался.
— И вот глядя на тебя, Дже, не могу понять, как ты выжил. У тебя ведь тоже был богатый папенька.
— Как я выжил? Часто я и сам не могу этого понять. Вероятно, мне просто везло. В частности, мне повезло, что отец ничего мне не покупал, совсем как в свое время ему ничего не купил мой дед. И я был плохо стрижен тупыми ножницами, спал на матраце из камыша, в первый год училища вместо мечей мы дрались палками. А вместо доспехов, в день выпуска, каптенармус выдал погоны, саблю, форму, которую потом пришлось перешивать… И подъемные, которых мне хватило ровно на то, чтоб пошить себе перчатки.
— Ты не должен жаловаться, — ответил мне вдруг посерьезневший Ади. — Я-то получил еще меньше. Я сбежал из училища на второй год учебы…
–
На следующий день я отправился в прогулку вдоль реки. Довольно легко мне удалось купить лодку, а чтоб перевезти ее — еще и телегу с какой-то клячей. Я хотел купить еще что-то для отвода глаз, но раздумал — старик, у которого это покупалось, был нелюбопытен.
— Лодку покупаете… Ну-ну, — бурчал он, — видно, что господин богатый да неместный. Ежели б у меня совести не было я бы к лодке вам еще сеть продал, да что ныне на нашей речке-вонючке уловишь? Раззе только с вудочкой посидишь?.. А вы, небось, свою барышню катать надумали?..
Я неопределенно кивнул.
— Оно правильно. Я свою тожить когда-то катал. Заплывешь, бывалоча, в камыши и того… На этой самой вот лодке. Да вы не бойтесь, что лодка старая — она крепкая-то еще, вы токма ее просмолите. И коль деньги водятся, сделайте на лодке шалашик, а то, если дело до того самого дойдет, то комары задницу изгрызут — неделю сидеть не сможете…
С порога халупы на меня смотрела та самая, которую катали лет сорок назад, из-за ее спины на нас глядели, возможно, последствия той самой прогулки — внуки…
Анно встретил лодку без воодушевления, но и без нарекания. Приказал свалить ее наземь и действительно отправил меня на базар за смолой.
Когда я вернулся, работа кипела вовсю. Еще вечером Анно сидел сам не свой, погруженный в свои мысли, затем первым встал из-за стола, забрал одну свечу и, когда мы уходили, что-то писал, чертил у себя в углу
Теперь рисунками был покрыт песок, на стенках курятника мелом были написаны.
— Цифры?.. — спросил я. — А вы не боитесь, что они нас выдадут, после того как мы уйдем.
Анно молча отмахнулся — не мешайте, но меня успокоил Зепп:
— Цифры ничего им не скажут, тем паче, что сам Анно в них путается, — пояснил он. — Да и что даст соотношение радиуса к длине окружности? Скорей они подумают, что это какое-то заклинание и предпочтут сжечь его вместе с сараем.
— А я бы сказал, что это шифр, — сказал Ади, — проведя пальцем по колонке цифр. Чем-то напоминает армейский шестизначный код.
В ту ночь произошло иное странное событие — насчет формул высказался еще один человек. Я ночевал в городе, а Ади остался у братьев. Утром Зепп рассказал, как ночью Ади поднялся и пошел на двор. Возвращаясь, надолго остановился у стены, рассматривал формулы. Затем Зепп видел, как Ади нашел мел, и немного почеркал на стене.