Люди, дружившие со смертью
Шрифт:
–
Нам навстречу попался рыцарь с эскортом.
Сам рыцарь ехал впереди. Одет он был в исподнее, но в руке держал копье, к которому был приторочен штандарт.
За ним следовали его спутники — слуга и оруженосец. За спиной последнего я увидел гриф лютни. Вероятно, он был трувером и герольдом.
Процессию замыкал лошак, на которого был взвален рыцарский инвенторий — латы, щит, оружие…
Я и Ади кивнули рыцарю. Тот гордо смерил нас взглядом, но здороваться не стал. Мы не стали спорить — я отлично понимал, что мы бы отделали эту богадельню даже не вспотев. Но с иной стороны нам за это не платили, и в этом не было необходимости.
— Здрасти… — прошипел Бун так тихо, что это расслышали только мы.
Затем он резко сделал шаг в сторону слуги.
То вздрогнул, но не побежал, а лишь сжался… Бун тихонько засмеялся.
Когда мы разошлись достаточно далеко, он прокомментировал увиденное:
— Так и вся их армия — машет знаменами, а случись война — задница-то голая…
–
На привал мы остановились у окраины села. Обычно прокаженные обходили села стороной, лишь немного позвенев бубенцами в стороне, дабы жители вынесли на дорогу перед ним какой-то еды. Проказы боялись, но часто жадность побеждала, и прокаженным доставались помои. После ухода прокаженного дорогой старались не пользоваться хотя бы до первого дождя.
Разместились мы под огромным деревом ввиду деревни, не доехав до заборов с четверть версты.
Неведомо как они узнали про нас, но на околице деревни нас ожидали крестьяне с кольями и косами наперевес.
Ади оставил нас и пошел за провиантом. Он купил бутыль самогона, хлеба, сыра, зелени и кружок домашней колбасы.
— Тебе продали? — удивился я.
— Ну да. Я платил серебром — а ведь нет чище его металла… И потом, они узнали меня и решили, что смерть боится меня до смерти.
— А прокаженный?
— Ты разве не знаешь, что палачам, равно как святым и особам королевской крови дозволено общаться с прокаженными… Тем более, если прокаженный — сам палач.
Они рассмеялись. Смех у них тоже был похожий, тихий. Так обычно смеются люди, привыкшие подавлять рефлексы, жить незаметно.
И мы пировали почти целый день, лишь переползая в тень, когда она убегала от нас. Народец из села сначала почти весь собирался на околице, а затем разошелся по делам. Остались только дежурные, которые тут же разожгли костры. Не знаю, что они в них бросали, но те давали столько дыма, что ветер, дующий как раз между нами и деревней, иногда просто скрывал дома.
Я не прикасался к Буну, хотя алкоголь съел почти всю мою осторожность.
Но Ади спокойно болтал, чокался, произносил тосты. Как оказалось, знали они друг друга давно. Общих привычек у них было много — сперва я думал, что это издержки их работы, но потом оказалось, что Бун одно время был наставником Реннера.
— Сколько тебе осталось? — спросил меж тем Ади.
— Лет пять…
Я не сразу понял, что они говорят о смерти Буна. Они слишком долго ходили рядом со смертью, что не боялись и своей собственной.
Самогон и солнце сделали свое дело, я задремал, забылся. Не снилось мне ничего, да и дремал я недолго. То, что я спал, осталось незамеченным для моих спутников — они продолжали что-то оживленно обсуждать. Я прислушался — говорили то ли о последнем, то ли о предпоследнем заказе Буна.
Тогда он убил дракона.
— … Прислали гонца, говорят, мол, животина благородная нехорошо ее травить, или там по подлому из баллисты шарахнуть. Надобна ордалия один на один… Хотя, думаю, тут слукавили — думали, если он меня сожрет, то издохнет от лепры… Как тебе мысль — прокаженный дракон?..
Оба засмеялись.
— Причем, говорят, пришли ко мне первому. Ну я собрал манатки и в дорогу… Запросил, к слову, немного, но потребовал себе голову дракона. На этом заспорили. Только я сказал, а что будет, если я во время боя ему черепушку распанахаю? Припугнул, значит… Ну они согласились — там еще сочинили невесть, чего, мол дракон как есть треглавый… Был бы трехглавым — так, убить, верно, полегче. Три головы — в три разные стороны тянут, а ты с четвертой ему в задницу!.. Мдя… Значит, я пошел на дракона. В первый день выпил для храбрости одну, другую, третью… Ну напился вдрызг и тут же заснул.
Бун задумался, что-то припоминая.
— Короче, убил я его. Или ее… Высотой, может полторы сажени, что длинный — это да. Особенно хвост. Огнем не пыхал, врать не буду…
— И как ты его убил?
— В лес заманил, а когда он меж деревьев заплутал — меж ребер мечом ткнул… Оно, знаешь, все говорят: мудрый, мудрый, а ума у него не больше, чем у жабы. Но устал сильно, а тут еще дождь начался, похмелье, значится… Опять же на погоду зуб разнылся. Так я завалился спать, укрывшись драконьим крылом. Туша большая, остывает медленно, но к утру закоченело, я задубел просто, простыл, потом три дня в местном замке самогоном лечился… А после столько же — от похмелья…
— И чего ты на дракона поперся? А если б сжег?
— Но не сжег же?.. Мне голова была нужна, ну и кровь я слил. Один знакомый чародей сказал, что попробует сделать лекарство от болезни. Хотя, думаю, врет…
Он рассмеялся, и в его смехе слышалась печаль.
— Да ладно тебе, Бун… — начал было успокаивать его Ади. — Медицина ушла далеко вперед…
— Угу… Медицина ушла вперед, а мы, сиры, остались… Я так думаю, мне поможет только одно лекарство. То, что за могильной плитой. Ибо всем известны целебные свойства могилы, особенно в лечении горбунов…
Солнце закатилось за лес. Долго светило из-за него, потом наступила ночь. Костер у нас уже горел. Но весь самогон мы уже выпили, а все слова были сказаны.
В костер перестали подбрасывать щепки, и мы заснули прямо там, где и сидели.
–
Первое, что я увидел, когда проснулся, была клеверинка. По ней карабкалась букашка.
Я подумал, что в этом есть что-то не то.
Закрыл глаза, подождал пока сердце сделает пять ударов… И открыл глаза снова.
Ощущение неправильности не пропало.