Лжедьявол
Шрифт:
– Чушь собачья! – возражает Дьявол.
– Но-но! – обижается кот. – Я бы попросил!..
Щелчком пальцев Сатана отнимает у фамильяра возможность говорить. Он бы попросил? Какова наглость! Просить у Дьявола могут лишь те, кто заключают с ним сделки и выполняют свою часть обязательств, или его поклонники и почитатели, приносящие ему кровавые жертвы: как только этот жирный котяра добудет хоть сколько-нибудь полезные сведения, он получит право просить. Но не раньше.
– Стащим у неё парня? – предлагает Мариус из-под капающей на пол слизи. Жижа попадает
– Хватятся, – возражает Тенёв. – К тому же она сразу поймёт, что это мы, и кинется его искать.
– Никуда она не кинется, – сухо прерывает его Дьявол, поднимая трость. – Королева его не любит, неужели вы не заметили? Отпадает любовник… Ещё что-нибудь?
***
– «Фантазёр или безумец» – вот тема нашей программы сегодня!
Выставок Николая Щапоньева всегда с нетерпением ждут, его полотна уходят с аукционов за бешенные деньги… Когда девятнадцатого сентября художник не вышел на связь, организаторы сразу забили тревогу: как оказалось, не зря. Лишь на следующий день он был обнаружен в Ялте.
– Я не помню, как там оказался! – кричит с экрана Щапоньев. Выглядит он при этом, как самый настоящий безумец. — Не пил, клянусь! Это всё проделки Дьявола!
– Да-да, – согласно кивает появившееся вслед за Щапоньевым расплывчатое чёрное пятно. — Вон из того окна мне прямо на лысину наблевали. Да, девятнадцатого сентября, да…
Вернувшись в город, художник сразу же пошёл в полицию…
– Посторонних лиц в номере отеля не было, – зачитывает с листка сотрудник полиции. — Как и следов взлома. Сотрудники отеля не видели за время отсутствия Щапоньева Н.М. никаких подозрительных лиц, камерами они так же не были зафиксированы. При обыске обнаружено несколько бутылок из-под шампанского, все были заказаны девятнадцатого числа…
– Сегодня здесь, в студии «Пусть говорят», жена художника Анна! Она хочет разобраться, нуждается ли её муж в помощи психиатров, или же он действительно был всего лишь пьян. Анна, выходите к нам!
Дверь с тихим щелчком приотворяется – жест этот робкий, с головой выдающий страх человека по ту сторону. Тенёв привык упиваться страхом и беспомощностью жертвы, даже если секунду назад он её таковой не считал, но сейчас он не обращает на это загнанное, ищущее опоры и защиты движение никакого внимания: до того демон поглощён просмотром. Не услышав недовольного окрика, в дверном проёме появляется рыжеволосая голова. Удостоверившись в том, что её не прогонят, Роза заходит и притворяет за собой дверь.
В комнате царит полумрак, шторы плотно прикрыты. Тенёв и Мариус с комфортом расположились на большой кровати: демон сидит, поджав ноги по-турецки, вампир почти лежит. Оба таращатся в экран «изобретения Лукавого», с виду совсем, как телефон Розы, только размером с саму ведьму, с паутиной трещин, разбивающих картинку на сотни секторов. И из всех них, перебивая друг друга, орут перекошенные, красные от гнева физиономии.
«Ну надо же! – поражается Роза, едва сдерживаясь, чтобы не высказать восхищение вслух. – Такая большая и громкая штуковина, и они её не испугались! Надо было сразу к ним идти с телефоном… А что, если они сделают так, что и из него будет кричать толпа?»
– На что вы смотрите? – осторожно спрашивает она, не решаясь отойти от двери и сесть рядом с Тенёвым.
– Смотрим, как толпа орущих психов, – не отрываясь от экрана, отвечает Мариус, – решает, нужно ли другому орущему психу лежать в больнице. Вон, как у людей всё теперь устроено…
– Прекрасный образчик современной человеческой поп-культуры, – поддакивает ему Тенёв. Звучит он куда более бодро, нежели вампир, которому не то не нравится шоу, не то бодрствование днём. – Очень мне нравится! Глотки друг другу готовы перегрызть за просто так! – Голос Тенёва становится выше, демон чуть не захлёбывается слюнями от восторга. – Обязательно при первой же возможности схожу к ним «экспертом»… Садись, посмотри с нами.
Роза не уверена, что хочет слушать людские крики и видеть, как они глотки друг другу перегрызают. Насмотрелась уже! Из окон их спальни в академии открывался довольно живописный вид на ад, заметны были даже шпили замка Сатаны. Товарки её частенько устраивались по вечерам возле окна с биноклями и смотрели на него и на мёртвых людей, штурмующих заколдованные ворота: они вопили, распихивали друг друга локтями и коленями, кусались и царапались, топтали ногами упавших – они на всё были готовы, лишь бы быть поближе к Дьяволу, когда он всё же выйдет, утомлённый криками, и уничтожит тысячу-другую. Впрочем, с уничтожением себе подобных люди и сами неплохо справлялись.
«Срань господня!» – смеялись её товарки. Это высказывание они относили не к ситуации, а к самим людям, хотя те предпочитали верить, что бог их сотворил, а не высрал. Не больно-то велик такой бог, если эти жестокие неразумные создания стали венцом его творения. Но люди свято в это верили, не желая признавать, что они всего лишь животные, не больше и не меньше. Их склоки перед замковыми вратами были для юных ведьм чем-то вроде петушиных боёв. Они делали ставки корнями мандрагора и приворотным зельем. Роза ставок не делала.
Однако она подходит к кровати Тенёва и в нерешительности опускается на самый край.
«Мракобес! – доносится из разбитого экрана. Вопит очень тучная женщина. Изо рта её в камеру летят слюни. – Ирод поганый! Ничего святого у него нет!» Они будто бы уже и забыли, что должны были вызволить из психиатрической больницы здорового человека. Жена художника плачет. Роза отворачивается от экрана.
Глядя на собственные сложенные на коленях ладони, она спрашивает:
– Ребят, мы с вам друзья?