М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
у пояса, шутки эти показались обидны самолюбию Мар
тынова, и он скромно заметил Лермонтову всю неумест
ность их. Но желчный и наскучивший жизнью человек
не оставлял своей жертвы, и, когда они однажды снова
сошлись в доме Верзилиных, Лермонтов продолжал ост
рить и насмехаться над Мартыновым, который, наконец
выведенный из терпения, сказал, что найдет средство
заставить молчать обидчика. Избалованный общим вни
манием, Лермонтов не мог уступить и отвечал, что угроз
ничьих не боится, а поведения своего не переменит.
* человек с кинжалом ( фр.) .
400
Наутро враги взяли себе по секунданту, Мартынов —
Глебова, а Лермонтов — А. Васильчикова 15. Товарищи
обоих, находя, что Лермонтов виноват, хотели помирить
противников и надеялись, что Мартынов смягчится
и первым пожелает сближения. Но судьба устроила
иначе, и все переговоры ни к чему не повели, хотя Лер
монтов, лечившийся в это время в Железноводске,
и уехал туда по совету друзей. Мартынов остался
непреклонен, и дуэль была назначена. Антагонисты
встретились недалеко от Пятигорска, у подошвы Ма-
шука, и Лермонтов был убит наповал — в грудь под
сердце, навылет.
На другой день я еще не знал о смерти его, когда
встретился с одним товарищем сибирской ссылки, Виге-
линым, который, обратившись ко мне, вдруг сказал:
— Знаешь ли ты, что Лермонтов убит?
Ежели бы гром упал к моим ногам, я бы и тогда,
думаю, был менее поражен, чем на этот раз. «Когда?
Кем?» — мог я только воскликнуть.
Мы оба с Вигелиным пошли к квартире покойника,
и тут я увидел Михаила Юрьевича на столе, уже в чис
той рубашке и обращенного головою к окну. Человек его
обмахивал мух с лица покойника, а живописец Шведе
снимал портрет с него масляными красками. Дамы —
знакомые и незнакомые — и весь любопытный люд ста
ли тесниться в небольшой комнате, а первые являлись
и украшали безжизненное чело поэта цветами... Полный
грустных дум, я вышел на бульвар. Во всех углах, на
всех аллеях только и было разговоров что о происше
ствии. Я заметил, что прежде в Пятигорске не было ни
одного жандармского офицера, но тут, бог знает откуда,
их появилось множество, и на каждой лавочке отды
хало, кажется, по одному голубому мундиру. Они, как
черные враны, почувствовали мертвое тело и нахлынули
в мирный приют исцеления, чтоб узнать, отчего, почему,
зачем, и потом доносить по команде, правдиво или
ложно 16.
Глебова, как военного, посадили на гауптвахту, Ва-
сильчикова и Мартынова — в острог, и следствие и суд
начались. Вскоре приехал начальник штаба Траскин
и велел всей здоровой молодежи из военных отправиться
по полкам. Пятигорск опустел.
Со смертью Лермонтова отечество наше лишилось
славного поэта, который мог бы заменить нам отчасти
покойного А. С. Пушкина, который так же, как и Гри-
401
боедов, и Бестужев, и Одоевский, все умерли в цвету
щих летах, полные сил душевных, умственных и телес
ных, и не своею смертью.
На другой день были похороны при стечении всего
Пятигорска. Представители всех полков, в которых Лер
монтов волею и неволею служил в продолжение своей
короткой жизни, нашлись, чтоб почтить последнею по
честью поэта и товарища. Полковник Безобразов был
представителем от Нижегородского драгунского полка,
я — от Тенгинского пехотного, Тиран — от лейб-гусар
ского и А. Арнольди — от Гродненского гусарского. На
плечах наших вынесли мы гроб из дому и донесли до
уединенной могилы кладбища на покатости Машука.
По закону священник отказывался было сопровождать
останки поэта, но деньги сделали свое, и похороны со
вершены были со всеми обрядами христианина и воина.
Печально опустили мы гроб в могилу, бросили со сле
зою на глазах горсть земли, и все было кончено.
Через год тело Лермонтова по просьбе бабки его
перевезено было в родовое именье его, кажется, Пен
зенской губернии.
* * *
На другой день я переехал в Железноводск, где на
ходилась и половина семейства Арнольди. <...> Од
нажды явился ко мне казак с известием, что губернатор
Хомутов приехал и просит меня в Пятигорск. Я со
брался и приехал. При выезде из Железноводска уряд
ник останавливает моих лошадей.
— Что это значит? — спросил я его.
— При захождении солнца не велено никого вы
пускать.
— Но, помилуй, солнце еще высоко.
— Никак нельзя, ваше благородие.
— Вот тебе, любезный, двугривенный, пусти меня,
и <я> успею засветло переехать благополучно в Пяти
горск.
— Извольте ехать, ваше благородие, солнце и
впрямь еще не с е л о , — сказал мне соблазненный часо
вой, и я поехал.
На другой день я прошатался с Хомутовым и пле
мянницей его по Пятигорску, а вечер провел на буль