М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
Достойный комендант этот <Ильяшенков>, когда
Глебов явился к нему после дуэли и, рассказав о печаль
ном событии, просил арестовать их, до такой степени
растерялся, что не знал, что делать. Расспрашивая
Глебова о происшествии, он суетился, бегал из одной
комнаты в другую, делал совершенно неуместные заме
чания; наконец послал за плац-адъютантом 3 и, пере
говорив с ним, приказал арестовать Мартынова.
Между тем тело Лермонтова привезли
к его дому — он приказал отвезти его на гауптвахту.
Привезли на гауптвахту, возник вопрос: что с ним де
лать? Разумеется, оказалось, что телу на гауптвахте
не место, повезли его к церкви Всех Скорбящих (что
на бульваре) и положили на паперти. Тут оно лежало
несколько времени, и только под вечер, по чьему-то
внушению, тело было отвезено на квартиру, и там под
вергли его медицинскому освидетельствованию.
Могла ли подобная личность дозволить воздать
покойному последние воинские почести?
H. П. РАЕВСКИЙ
РАССКАЗ О ДУЭЛИ ЛЕРМОНТОВА
(В пересказе В. П. Желиховской)
<...> Мы просили почтенного Николая Павловича
Раевского, близко знавшего Лермонтова, рассказать,
что он помнит о последних днях жизни поэта.
И Николай Павлович рассказал так интересно, что
мы слушали, боясь проронить слово.
Николай Павлович Раевский, кажется, теперь един
ственный, близкий Михаилу Юрьевичу современник,
который не только еще живет на свете, но и думает,
и чувствует, и откликается своей, еще юной, душой на
всякую живую мысль. Я думала попросить его самого
записать свои воспоминания, но говорит, что теперь он
уже больше «не грамотей», хотя в былые времена
несколько лет сотрудничал в «Москвитянине». В по
мощь мне он принес только конспект своего рассказа,
со всеми именами и числами, да план тогдашнего Пяти
горска. Записываю его рассказ.
Этому чуть не пятьдесят лет прошло. Пятигорск
был не то, что теперь. Городишко был маленький, пло
хенький; каменных домов почти не было, улиц и поло
вины тех, что теперь застроены, так же. Лестницы, что
ведет к Елизаветинской галерее, и помину не было,
а бульвар заканчивался полукругом, ходу с которого
никуда не было и на котором стояла беседка, где
влюбленным можно было приютиться хоть до рассвета.
За Елизаветинской галереей, там, где теперь Калмыц
кие ванны, была одна общая ванна, т. е. бассейн, выло
женный камнем, в котором купались без разбору лет,
общественных положений и пола 1. Был и грот с боко-
411
выми удобными выходами, да не тот грот на Машуке,
что теперь называется Лермонтовским. Лермонтов,
может, там и бывал, да не так часто, как в том, о кото
ром я говорю, что на бульваре около Сабанеевских ванн.
В нем вся наша ватага частенько пировала, в нем быва
ли пикники; в нем Лермонтов устроил и свой последний
праздник, бывший отчасти причиной его смерти 2. Была
и слободка по сю сторону Подкумка, замечательная
тем, что там, что ни баба — то капитанша. Баба —
мужик мужиком, а чуть что: «Я капитанша!» Так мы
и называли эту слободку «слободкой капитанш».
Но жить там никто не жил, потому, во-первых, что
капитанши были дамы амбиционные, а во-вторых, в ту
сторону спускались на ночь все серные ключи и дышать
там было трудно. Была еще и эолова арфа в павильоне
на Машуке, ни при каком ветре, однако, не издававшая
ни малейшего звука.
Но в Пятигорске была жизнь веселая, привольная;
нравы были просты, как в Аркадии. Танцевали мы
много и всегда по простоте. Играет, бывало, музыка
на бульваре, играет, а после перетащим мы ее в гости
ницу к Найтаки, барышень просим прямо с бульвара,
без нарядов, ну вот и бал по вдохновению. А в соседней
комнате содержатель гостиницы уж нам и ужин гото
вит. А когда, бывало, затеет начальство настоящий
бал, и гостиница уж не трактир, а благородное собра
н и е , — мы, случалось, барышням нашим, которые по
бедней, и платьица даривали. Термалама, мовь и канаус
в ход шли, чтобы перед наезжими щеголихами барышни
наши не сконфузились. И танцевали мы на этих балах
все, бывало, с нашими; такой и обычай был, чтобы в оби
ду не давать 3.
Зато и слава была у Пятигорска. Всякий туда
норовил. Бывало, комендант вышлет к месту служения;
крутишься, крутишься, дельце с в а р г а н и ш ь , — ан и опять
в Пятигорск. В таких делах нам много доктор Ребров
помогал. Бывало, подластишься к нему, он даст свиде
тельство о болезни. Отправит в госпиталь на два дня,
а после и домой, за неимением в госпитале места.
К таким уловкам и Михаил Юрьевич не раз прибегал.
И слыл Пятигорск тогда за город картежный, вроде
кавказского Монако, как его Лермонтов прозвал 4. Как
теперь вижу фигуру сэра Генри Мильса, полковника
английской службы и известнейшего игрока тех времен.