Мадам Икс
Шрифт:
— Поблагодарите себя, — я улыбаюсь и сохраняю тон дружелюбным, сладким, пока добавляю немного яда. — Он страдал. Его природные таланты и навыки были потрачены впустую. Вы растратили потенциал собственного сына. Намеренно, как мне кажется. Любой шанс на настоящее счастье или успех вашего ребёнка был задушен вашим явным презрением. Преднамеренно я не отдаляла его подальше от вас и вашей компании, и ни в коем случае не консультировала по вопросам бизнеса. Это не моя работа. Моя работа заключается в том, чтобы показать ему, как стать личностью, и теперь, когда я встретила вас, я точно помогу ему преодолеть большое препятствие
Ты поперхнулся шампанским.
— Икс, я вижу некоторых своих друзей. Пойдём поздороваемся, а?
Я позволяю тебе отвести меня от твоего отца, который стоит вне себя от злости с покрасневшим лицом и с опасно пульсирующей веной на лбу. Возможно, старший Картрайт пострадает от сердечного приступа. Что меня совсем не расстраивает.
Ты тащишь меня через всю комнату к маленькой кучке молодых мужчин твоего возраста, они стоят под руку с женщинами, которые выглядят словно гламурные модели с фальшивой грудью и утопающие в бриллиантах. Прежде чем подойти к твоим друзьям, ты тянешь меня в сторону, к стойке бара вдоль стены. Заказываешь два пива, допивая шампанское. Я делаю маленький глоток и жду.
Ты хочешь что-то сказать, и я даю тебе время сформулировать свои слова. То, что ты думаешь, прежде чем говорить, обнадёживает.
— Никто и никогда не заступался за меня прежде, Икс. Никто. Никогда, ни при каких обстоятельствах. И никто так не разговаривал с отцом.
— Значит, время пришло.
Ты выдавливаешь слабую улыбку, затем берёшь стакан пива, отпиваешь половину, прежде чем снова повернуться ко мне.
— Да, наверное. Я пытаюсь сказать тебе... спасибо. Я никогда ничего не значил для этого ублюдка. И никогда не буду.
— Ты должен иметь значение для самого себя.
— Да, я понимаю. Но думаю, что это простое человеческое желание — что-то значить для своего гребённого отца.
— Я тоже так думаю, — говорю я. — Но самосохранение также является важным фактором человеческой природы.
— Разве ты не волнуешься, что нажила себе врага?
Я качаю головой.
— Нисколько. Он ничего не сможет сделать, чтобы навредить мне. Если он создаст проблемы Калебу, то пусть так и будет. Неприятности Калеба его дело, не моё, — я беру тебя за руку, — пойдём, поздороваемся с твоими друзьями.
Ты фыркаешь:
— Эти засранцы? Они мне не друзья. Просто какие-то долбо*бы, которых я знаю. Такие, каким и я был раньше. Богатые, эгоистичные, высокомерные и абсолютно бесполезные. Ни один из них никогда и дня не проработал за всю свою жизнь. А эти сучки, что висят у них на руках? Точно такие же. Богатые, которые не делают ничего, кроме как ходят по магазинам на Пятой авеню, ставят уколы ботокса, нюхают кокс и ездят на нескончаемые каникулы в Хэмптон или грёбанные острова Тёркс и Кайкос, и всё это на деньги родителей. Ни один из них никогда не делал ничего сам. И я был точно таким же, как они.
— А сейчас?
— Я всегда хотел пойти по стопам отца. Я хотел компанию. Хотел быть частью того, что он делает. Он ужасный человек и дерьмовый отец, но он чертовски хороший бизнесмен. В этом я отличался от этих парней, потому что с того времени, как я был второкурсником, я работал на почте или в копировальной комнате, пахал, как лошадь по ночам и выходным, платил взносы. Папа никогда не давал мне ни единой поблажки, как своему сыну. Он приказал всем обращаться со мной, как и с любым другим кандидатом на каждой должности, на которую меня ставили. И некоторые люди относились ко мне ещё хуже, поскольку я Картрайт. Но я играл в эту игру, я понял правила и делал всё возможное. Я работаю каждый день своей жизни, начиная с десятого класса. У меня есть свои деньги. На свои сбережения я купил Мазерати. Приобрёл квартиру на собственные средства. Я получил кредит на открытие своего дела, не используя ни одну из папиных связей. Но всё это не имеет значения, — ты заканчиваешь это пиво и берёшь следующее. Я делаю четвёртый глоток шампанского. — Предполагалось, что я буду продолжать работать на него и позволю ему обращаться со мной, как с грязью. А теперь, когда я сам по себе, он ненавидит меня ещё больше.
— Поэтому это звучит так, как будто они никогда на самом деле тебе не нравились?
— Я вёл себя, как они. Как избалованный мудак. Я никогда не был беден. Я делаю, что хочу и когда хочу. Да, я сам зарабатываю, но я всё равно относился к женщинам, как к пустому месту. Использовал одну за другой только ради удовольствия. Считал всех вокруг меня дерьмом.
— Что изменилось? — мне очень любопытно.
— Ты, — ты не смотришь на меня, когда говоришь это.
Моё сердце сжимается. Переворачивается.
— Я? Джонатан, я сделала только то, за что мне заплатили.
— Я хочу тебя, Икс. Но не могу быть с тобой, и я знаю это. У меня от этих мыслей задница горит, понимаешь? Мы даже не друзья. Я не очень всё понимаю. Но ты... ты не похожа на всех тех, кого я когда-либо встречал. Ты... много значишь для меня. Тебе никто не нужен, ничего не нужно. Ты ни с кем не связываешься. Я не знаю, как тебе удалось заставить меня посмотреть на всё иначе. Честно, не знаю. Я просто... после встречи с тобой, думаю, я просто хочу иметь значение для кого-нибудь.
— Ты имеешь значение, Джонатан, — я осмеливаюсь на ещё один глоток, один длинный глоток, который сразу мчится к моему мозгу. — И мы — друзья.
— Только друзья, — это не вопрос, но чувствуется слабая, расплывчатая, мальчишеская надежда.
Мне больно разбивать твои ожидания.
— Да, Джонатан. Только друзья. Это всё, что возможно между нами.
— Почему? — ты поворачиваешься лицом ко мне.
Я стою спиной к бару, держа фужер обеими руками и наблюдая за гостями.
— Я не могу ответить на это, Джонатан. Это просто...
— Разве ты не можешь всё изменить?
— Нет. Я не могу, — выдыхаю я.
— А хочешь?
Я чувствую твоё дыхание около своего уха. Ты находишься слишком близко. Очень близко. Я ненавижу, когда ты делаешь это. Ты мой друг, Джонатан. И это слишком для меня, но ты не замечаешь.
Я хотела бы показать тебе, что наша дружба значит для меня. Но я не знаю как.
— Всем плевать, даже если и хочу, — я произношу это шёпотом, потому что не должна так говорить. Но я поступаю опрометчиво.