Магическая Прага
Шрифт:
Пируэты каждого ночного прохожего в этом городе, под вечной угрозой неблагоприятного влияния смертельных комет, – лишь отражение воображаемых небесных трасс, пьяных орбит, взмахи рук в пустоте, в постоянном страхе отклониться от траектории, с вечным головокружением и страхом падения.
Глава 26
Из всех астрологов и предсказателей судеб Тихо Браге (1546–1601) как никто слился с демонизмом Праги, куда он приехал по желанию Рудольфа II в 1599 г. И не важно, что большую часть времени, проведенного в Чехии, он прожил не в Праге, а в Восточной Богемии, – в охотничьем замке Бенатки, перестроенном в роскошную обсерваторию, напоминающую его обсерваторию в “Ураниборг” (замке Урании) на островке Гвен в проливе Эресунн, которую в счастливые времена ему подарил король Дании Фредерик II [489] .
489
См. Karel Pejml. Dejiny cesk'e alchymie. Praha, 1933, s. 48–49; Karel Krejc'i. Praha legend a skutecnosti. Praha, 1967, s. 157.
Если нырок утки под воду предвещает дождь [490] , то имя Тихо предвещает каскад туманов под названием Прага. Немецкий юморист Альберт Брендель (1856) называл ее “Тихобрагепраг” [491] .
490
Гусь и утка ныряют на дождь. См. Владимир Даль. Толковый словарь живого великорусского языка, статья Гусь. – Прим. пер.
491
Mesto vid'im velik'e… cit, s. 373.
492
Max Brod. Tycho Brahes Weg zu Gott (1916).
493
Mesto vid'im velik'e… cit., s. 93.
494
Галилей Галилео. Диалог о двух главнейших системах мира, Птолемеевой и Коперниковой / Пер. А. Долгова. М.; Л.: ОГИЗ, 1948, с. 54. – Прим. пер.
Погребальная плита Тихо Браге в готическом Тынском храме, высеченная из красного сливенецкого мрамора, фигурирует во многих историях о колдовстве, действие которых происходит в Праге. На плите изображен портрет ученого-астронома, с повернутой набок шеей, с бородкой эспаньолкой, в тяжелых рыцарских доспехах, “пафлагонийских” [495] и роскошных; правая рука покоится на армиллярной сфере, в левой руке – меч [496] . “Cette 'eglise contient la tombe de l›astronome Tycho Brah'e” (“В этой церкви находится могила астронома Тихо Браге”), – нашептывает Аполлинеру странствующий еврей Исаак Лакедем во время прогулки по Старому городу [497] . Манфред Макмиллен в романе Карасека из Львовиц бродит по полутемному Тынскому храму рядом с этой могилой [498] . В романе Фрэнсиса М. Кроуфорда “Пражская ведьма” Странник два раза созерцает могилу – на рассвете, когда церковь заполнена бледными людьми с печальными глазами, и на закате, в пустой церкви, встретившись у плиты с косым Кийорком Арабом [499] .
495
Древняя Пафлагония, расположенная на северо-востоке Малой Азии, считалась легендарной родиной железа, а ее жители слыли большими мастерами по изготовлению всевозможных изделий из этого металла. – Прим. ред.
496
См. F. J. Studnicka. Prager Tychoniana. Prag, 1901, s. 63–66; Ingvald Undset (1810), в: Mesto vid'im velik'e… cit, s. 175; Jan Dolensk'y. Praha ve sv'e sl'av'e i utrpen'i. Praha, 1903, s. 327–330.
497
Аполлинер Гийом. Пражский прохожий / Пер. с фр. О. Кустовой. Цит. по: Аполлинер Гийом. Эстетическая хирургия. СПб.: Симпозиум, 1999, с. 196. – Прим. пер.
498
Jir'i Kar'asek Ze Lvovic. Rom'an Manfreda Macmillena, cit., s. 38.
499
Francis Marion Crawford. The Witch of Prague (1891).
В повествовании Макса Брода таинственность Тихо усиливается сопровождающим его гномом, рыжеватым горбуном, словно из либретто Арриго Бойто [500] , заморышем Йеппе, что подпрыгивает вокруг него и тявкает, словно охотничий пес. В одном из цыганских таборов астроном спас этого прыщавого карлика от страшной участи: ландскнехты собирались сжечь его заживо. Во время традиционных пиршеств Йеппе, в алом платье менестреля, лежит, свернувшись калачиком, у ног Тихо, который то и дело бросает ему кусок [501] . Тайные узы связывают астронома с фальшивым носом и этого несчастного калеку.
500
Арриго Бойто (1842–1918) – итальянский композитор и поэт, прославившийся как автор либретто к операм Джузеппе Верди “Отелло” и “Фальстаф”. – Прим. пер.
501
См. Max Brod. Tycho Brahes Weg zu Gott.
Глава 27
Поднимаясь по Тыновой улице, по ступеням Пражского Града, “те, кто знаком с историей Праги, – утверждет Иржи Карасек в романе “Ганимед”, – невольно вспоминают унылое царство агонизирующего Рудольфа II, заживо похоронившего себя под тяжелыми тенями астрологии, магии и алхимии” [502] . И действительно, в 1583 г., через семь лет после восшествия на престол, Рудольф II (1576–1612) перенес свою резиденцию в Пражский Град.
Бредни алхимиков, генеалогические изыскания и гороскопы, эликсир жизни и философский камень, Тихо Браге и Кеплер, Золотая (Злата) уличка, составные портреты Арчимбольдо, словно с вывесок мясника и зеленщика, рабби Лёв с его человечком Големом, покосившиеся дома перепуганных жителей гетто, древнее еврейское кладбище, императорская “Кунсткамера” – вот компоненты и образы того колдовства, того калейдоскопа, что зовется рудольфинская Прага.
502
Jir'i Kar'asek ze Lvovic. Ganymedes. Praha, 1925, xiv, s. 49.
Прага, резиденция короля Богемии и Венгрии, эрцгерцога австрийского и императора Священной Римской империи, в те годы славилась своим величием и могла похвастаться всеми благами цивилизации. Вокруг Рудольфа собрались художники, алхимики, ботаники, золотых дел мастера, астрономы, астрологи-предсказатели, профессора спекулятивного искусства [503] , теснились полчища спиритуалистов, прорицателей, магов и особенно мошенников, обманщиков и прочих продувных бестий. Сюда стекались все – не только всезнайки и шарлатаны, продававшие в своих деревянных ларьках пилюли из безвременника и ревеня, сопровождая свой товар баснями и небылицами, но и головорезы, дуэлянты, разбойники всех мастей, которым Прага казалась страной изобилия, чем-то вроде “Страны лентяев” (флам.
503
Спекулятивный – тип знания о предмете, выводимый при помощи рефлексии, без обращения к опыту, отвлеченный. Известен с античных времен. – Прим. ред.
“Luilekkerland” – “страна изобилия”) Питера Брейгеля Старшего. Императорская резиденция привлекала авантюристов и проходимцев, часто устраивавших потасовки и заканчивавших свою жизнь в тюрьме – в Белой башне над Оленьим рвом [504] . Возможно даже, что шайка итальянских бандитов оказывала покровительство интригану камергеру Филиппу Лангу из Лангенфельса [505] .
Романист Альфред Мейснер (1884) сетовал, что эпоха Рудольфа еще ждет своего Вальтера Скотта [506] . Это был легендарный век, с дымом чернокнижников и мошенничеством шарлатанов, бульканием перегонных кубов и зловещими взглядами манекенов. Джордано Бруно посетил Прагу в 1588 г., за два года до того, как его сожгли на костре. Согласно легенде, тут бывал проездом доктор Фауст. В этот период из Центральной Европы сюда приехали английские комедианты (Englische Komedianten), в труппе которых был комический персонаж по имени Пикельгеринг, фиглярствовавший на немецком языке [507] . Благодаря притоку многочисленных иностранцев Прага стала многоязычным городом. И мы можем только надеяться, что итальянский, на котором говорили в то время [508] , был менее топорным, чем тот, на котором персонажи рудольфианской эпохи, чопорные как сушеная вобла, изъясняются в жестоких романтических трагедиях – например, в многословной “Магелоне” (1852) Йозефа Иржи Коларжа.
504
Ср. Jan Dolensk'y. Praha ve sv'e sl'av'e i utrpen'i, cit., s. 99–100.
505
Ср. Karel Pejml. Dejiny cesk'e alchymie, cit., s. 49.
506
Ср. Mesto vid'im velik'e… cit., s. 430.
507
Ср. Dejiny cesk'eho divadla / Под ред. Fr. Cern'y, I. Praha, 1968, s. 194–196.
508
Ср. Jan Dolensk'y. Praha ve sv'e sl'ave i utrpen'i, cit., s. 221–222.
Глава 28
Но кем был Рудольф II – этот меценат корифеев и шарлатанов, при дворе которого я, кажется, и сам жил? “Мудрый шут и безумный поэт”, согласно иронической формуле Восковца и Вериха [509] . И действительно, круг его тоски затягивает, словно в великопостное настроение, или в “Finstere Bootsfahrt” – мрачное путешествие на корабле [510] .
Его отец Максимиллиан (годы правления 1564–1576), сын Фердинанда I, женился на своей двоюродной сестре Марии, дочери Карла V, брата Фердинанда. В результате Рудольф был правнуком Хуаны Безумной сразу по двум линиям родства. В конце 1563 г., в возрасте одиннадцати лет (он родился 18 июля 1552 г.), его отправили в Мадрид, к дяде Филиппу II (брату его матери), чтобы он привык к холодному и строгому испанскому придворному ритуалу [511] . Испанский двор разительно отличался от двора Максимиллиана, который не подавлял свободы совести и оказывал уважение протестантам.
509
Иржи Восковец и Ян Верих – довоенный дуэт чешских комиков. – Прим. пер. Ср. Jir'i Voskovec – Jan Werich. Golem, в: Hry Osvobozen'eho divadla, cit., s. 94. – Прим. пер.
510
“Мрачное путешествие на корабле” (“Finstere Bootsfahrt”, 1940) – одна из последних картин Пауля Клее. – Прим. пер.
511
Ср. Jan Bedrich Nov`ak. Rudolf II, a jeho p'ad. Praha, 1935, s. 3; Kamil Krofta. Dejiny ceskoslovensk'e. Praha, 1946, s. 364–389; Karel Krejc'i. Praha legend a skutecnosti, cit., s. 145; Philippe Erlanger. Rodolphe II de Habsbourg. Paris, 1971.
За семь лет Рудольф стал законченным “испанцем”, усвоив обычаи и маски этой лицемерной и двуличной монархии. Ханжество, интриги, торжественность религиозных обрядов, подозрительность, охота на еретиков, костры инквизиции, невиданные обманы, бахвальство на суше и на море – таково было его ученичество [512] . Странная дрессировка для того, кому предстояло управлять страной, ревностно соблюдающей свои религиозные свободы и зараженной еретическим недугом. Мрачная династическая система, полная интриг и подозрений, оказала пагубное влияние на молодого принца: она усугубила его болезненную застенчивость, стремление к одиночеству, заронила семена мании величия и мании преследования, от которых он будет страдать впоследствии.
512
Jan Bedrich Nov`ak.Rudolf II, a jeho p'ad, cit., s. 5–9.
Несмотря на то, что Рудолья привык к безукоризненному католичеству и строгости испанского двора и насаждал испанские манеры в течение своего правления, тем не менее следуя примеру отца, а также из свойственного ему миролюбия, проявил себя весьма толерантным. К тому же он осознавал, что католики были куда малочисленней ультраквистов [513] и Богемских братьев. Не случайно у него в друзьях был рабби Лёв, один из величайших мудрецов Галахии. Он также принял к своему двору Кеплера, преследуемого за евангелическую веру.
513
Ультраквисты (от лат. sub utraque specie – “под обоими видами”) – чашники, в xv веке представители умеренного крыла гуситов. В отличие от таборитов, требовали причащения не только хлебом, но и вином (из чаши). – Прим. ред.