Магическая Прага
Шрифт:
Дона Юлиуса (на самом деле его звали дон Цезарь Австрийский, или маркиз Юлий) – этот сосуд греха, а следовательно лакомое блюдо для авторов романтических драм – вспоминают в связи со зверским убийством его последней любовницы, дочери цирюльника из Крумлова. После того как он зарезал любовницу и тщательно расчленил ее тело на кровати, словно исполняя некий ритуал, и разбросал куски его по всей комнате, он устроил торжественные похороны с погребальной процессией из клира и слуг в траурных одеждах, с факелами [531] . “В грязи омерзительных страстей плещется твоя душа, – кричит ему Рудольф в “Магелоне” Коларжа, – мрачный рой из ста гнусных пороков кишит в тебе, подобно ящерицам в черепе дьявола” [532] .
531
Ср. Anton Gindely. Rudolf II und seine Zeit, cit., ii, S. 338–343.
532
Josef Jir'i Kol'ar. Magel'ona, cit., d., s. ii, 2.
Глава 30
С течением времени паранойя Рудольфа усугублялась. Его обуревали черные мысли и мрачные настроения. Не помогали травяные отвары, слабительные, настойки из винного камня, глаза речного рака и порошок из оленьих рогов. Он не доверял папскому нунцию и всей курии, но терпел их подстрекательства к наследованию трона. Его утомляли псалмодии и литании градчанских капуцинов, которых он считал секретными агентами своих преследователей [533] .
533
Ср. Jan Bedrich Nov'ak. Rudolf II, a jeho p'ad, cit., s. 25.
Он боялся иезуитов и членов любых орденов еще и потому, что другой гороскоп предрекал: он будет убит монахом, подобно французскому королю Генриху III Валуа. Рудольф плохо отзывался о папе римском, избегал месс и церковных обрядов, один вид креста вызывал у него истерические припадки [534] . Возможно, отсюда в чешской литературе и пражской культуре столь часто встречается мотив Страстей и тревожащей красоты Христа, пригвожденного на жесткое древо креста. Ходили слухи, что Рудольф одержим дьяволом, околдован любовными напитками. Вот почему в “Магелоне” он повторяет, словно экзорцизмы: “Patibulum, Patibulum” (лат. “виселица, виселица”).
534
Там же, s. 25–26.
Литература преувеличила и коварство придворных, что толпились вокруг Рудольфа. Недоброжелательные легенды особо ссосредоточиваются на бесстыжем Филиппе Ланге из Лангенфельса, обращенном еврее, бедняке по происхождению, который ради осуществления своих гнусных намерений не гнушался прибегать к помощи банды грабителей. Он даже имел собственную алхимическую лабораторию, хотя разбогател не на превращениях, а вымогая подарки у просителей и обкрадывая императорскую казну.
Но не вечно радоваться жене вора. 7 мая 1608 г. он был заключен в Белую башню, где погиб через год насильственной смертью [535] . В нашумевшем романе Йозефа Иржи Коларжа “Адское отродье” (“Pekla zplozenci”, 1862) Ланг изображен отчаянным злодеем (правда, в романе он фигурирует под именем Иоахим, а не Филипп). Стремясь завладеть сокровищами почившего алхимика Курцина, хранящимися в Праге в доме Фауста, Ланг затевает интригу с целью избавиться от Йошта и Вилема, двух детей-близнецов Курцина. Он подсылает наемных убийц, чтобы убить Йошта, а затем обвиняет Вилема в убийстве брата по подстрекательству флорентийки Сибиллы Редзоники. Поначалу его затея оканчивается ничем, потому что Йошт был спасен настоятелем Слованского монастыря [536] , а у Вилема, приговоренного к повешению (ну это уж слишком!) обрывается веревка, он остается в живых и находит прибежище в доме того самого болвана Скотты, в сатанинских обрядах которого принимает участие сам Рудольф. В конце концов, Лангу удается расправиться с двумя молодыми Курцинами, “адским отродьем”, но тот, кто роет ров, сам в него и попадет – его ждут тайные ужасы Белой башни. Ярослав Врхлицкий в комедии “Раввинская мудрость” (“Rab'insk'a moudrost›”, 1886) противопоставляет строгой науке рабби Лёва гнусность Ланга, развратника и взяточника, который с помощью посредников и сводников соблазняет чужих жен, подворовывает и растрачивает сокровища императора.
535
Ср. Karel Pejml. Dejiny cesk'e alchymie, cit., s. 49.
536
Монастырь на Слованах, или Эммаусский монастырь (чеш. Emauzsk'y kl'aster, или Kl'aster na Slovanech), – монастырь в Праге. Расположен на Слованах, в Новом Месте. Был заложен 21 сентября 1347 г. Карлом IV для ордена монахов-бенедиктинцев. Монастырь был католическим, но богослужения в нем совершались на церковнославянском языке хорватскими монахами, верными глаголической традиции. – Прим. пер.
Но вернемся к Рудольфу. Меланхолия как жар поедает его тело. Любое слово его злит, любой намек раздражает. Он одержим беспокойством, строит замыслы мести, совершает несколько попыток самоубийства. Все мысли его только о смерти. “Он избегает любых отношений с людьми, – утверждает Румпф в комедии Карасека. – Он живет в своих комнатах в одиночестве. Не выходит в сад полюбоваться тюльпановыми клумбами. Не спускается даже проведать льва, им же самим прирученного. Золотая чаша, им же отчеканенная, покоится среди других заброшенных вещей… Его Величество безразлично глядит на столы, загроможденные нерассмотренными документами. По Праге уже ходят слухи, что Рудольф умер и что его смерть скрыли от народа. Это происходит оттого, что его давно никто не видел. Даже в часовне уже не витает его тень. Иные говорят, что он сошел с ума. Вспоминают, что он правнук сумасшедшей Иоанны Кастильской” [537] .
537
Jir'i Kar'asek ze Lvovic. Kr'al Rudolf, cit., s. 10–11.
На исходе своих дней, изгнав немногих верных министров, он доверил государственные дела посудомойкам, конюшим, гвардейцам и прочим нахлебникам, которых не подозревал в желании узурпировать власть. Жил он милостью их семей, но даже их стеснялся – когда он раздевался, они должны были отводить взгляд. Все это крайне удручало и без того подавленный дух империи.
Однако существует неразрывная связь между меланхолией Рудольфа и тревожным Логосом, черной субстанцией Праги. В “Короле Рудольфе” Карасека Рудольф, выглядывая из окна, лелеет мысль, что Прагу, “подругу мистических душ”, в будущем окрестят “городом Рудольфа” [538] . В трагедии Витезслава Галека всеми покинутый, вынужденный уступить царство брату Матиашу (23 мая 1611 г.), Рудольф предает анафеме этот “неблагодарный город” [539] . В “Магелоне” Коларжа он сетует, что Прага стала концисторией непристойности и яслями гнусности, представляя ее загроможденной виселицами [540] , словно его Прага есть не что иное, как пейзаж из “Триумфа смерти” Брейгеля, состоящий из одних эшафотов.
538
Jir'i Kar'asek ze Lvovic. Kr'al Rudolf, cit., s. 39, 66.
539
V'itezslav H'alek. Kr'al Rudolf, cit., s. 2.
540
Josef Jir'i Kol'ar. Magel'ona, cit., ii, s. 2.
Глава 31
Рудольф собрал при своем дворе известнейших художников и скульпторов, которых он одаривал всяческими благами и подарками. Арчимбольдо, Бартоломеус Спрангер, Адриан де Врис, Иоганн Хоффман, Йозеф Хейнц, Йорис и Якоб Хофнагели, Питер Стивенс, Эгидий Саделер, Ханс фон Аахен, Даниэль Фрёшль, Рурант Саверей, Матеус Гунлелах и многие другие (в основном немцы и голландцы) создали вокруг императора что-то вроде космополитической 'Ecole de Prague (Пражской школы), для которой был характерен маньеризм [541] . Они основывали группы, соединенные дружбой и родством; новые мастера занимали место почивших или отправившихся в путешествие; Пражский Град полнился миниатюристами, медальерами, ювелирами, изготовителями подделок (чеш. “kontrfekty”), художниками, что специализировались на пейзажах, изображениях священных сцен или дичи. Занятно, что эта армия художников сгустилась вокруг монарха к 1600 г., когда его меланхолия усилилась и дни его близились к закату.
541
См. Karl Chytil. Kunst Und K"unstler Am Hofe Rudolfs II. Praha, B. D. [1913]; Jarom'ir Neumann. Obraz'arna Prazsk'eho Hradu. Praha, 1966.
Стремление Рудольфа украсить двор большой толпой художников было вызвано его судорожной страстью к коллекционированию, собиранию всяческих раритетов и натуралий, желанием собирать и скрывать от любопытных глаз других людей накопленные им сокровища – ласкать предметы, ревностно лелеять их, наслаждаться ими подобно скупому.
Якуб де Страда (Якопо Страда), заведующий императорскими коллекциями в романе Йозефа Сватека “Астролог”, подтверждает: “Император считает эти собрания своей частной собственностью и поэтому хранит их как зеницу ока. Только некоторые коронованные особы, прибывшие сюда с визитом, и некоторые прославленные художники были допущены им в эти залы”; “…император считает пинакотеку своей исключительной собственностью, к которой никто не должен притрагиваться” [542] . И все же нельзя утверждать, как это делают некоторые ученые [543] , что живописные полотна, которыми был заполнен Пражский Град, совсем не оказали влияния на развитие богемского искусства, если верно то, что знаменитый живописец эпохи барокко Карел Шкрета смолоду был знаком с коллекцией императора [544] .
542
Josef Sv'atek. Astrolog, cit., s. 72, 74.
543
См. Jan Mor'avek. Dvur Rudolfuv: sb'irky na prazsk'em brade, в: Co daly nase zeme Evrope a lidstvu / Под ред. Vil'em Mathesius. Praha, 1940, s. 143–145.
544
Jarom'ir Neumann. Obraz'arna Prazsk'eho Hradu, cit., s. 32.
Уже дед императора – Фердинанд I, отец Максимилиан II и дядя, Великий герцог Фердинанд Тирольской, были страстными коллекционерами и археологами. Но в одержимости этой страстью Рудольфу не было равных. Для своей Kunst-und-Wunderkammer он не скупился на расходы: посылал специальных посредников, а иногда и самих Hofmaler (нем. “придворный художник”), закупать для него по всей Европе картины, драгоценности, экзотические предметы обстановки. Он заказывал художникам копии полотен, которые ему не удавалось приобрести. Чтобы не повредить картину “Праздник венков из роз” (“Das Rosenkranzfest”) Дюрера, купленную в Венеции одним из его поверенных, он приказал перенести ее через Альпы на плечах четырех сильных мужчин [545] . Его любимыми художниками были Питер Брейгель и Дюрер.
545
Ср. Josef Sv'atek. Posledn'i dnov'e Rudolfov'ych sb'irek v Praze, в: Obrazy z kulturn'ich dljin ceskych, cit., I. Praha, 1891, s. 50; F. X. Harlas. Rudolf II, Milovn'ik umen'i a sberatel. Praha, B. D. [1916].
“Sacmistr”, или управителем собраний, был итальянский антиквар Якопо Страда, который ранее занимал аналогичную должность при Венском дворе. Тот факт, что прекрасная дочь Страды на долгое время пленила черное сердце императора, позволил антиквару и его семье занять в Пражском Граде важные должности (так что после смерти Страды, случившейся в 1588 г., управление коллекциями перешло его сыну Октавио).
Но в романе “Астролог” Йозеф Сватек утверждает, что Страда имел доступ к Кунсткамере (чеш. “sackomora”) – кабинету, в котором были собраны драгоценности и рудольфовы диковины, – только в присутствии императора или по его специальному разрешению [546] . Это преувеличение, возможно, связано с той двусмысленной ролью, которую отвел Сватек старому антиквару, изобразив его как подставное лицо коварнейшего Скотта, этого короля Quacksalber (нем. “шарлатан”) и обманщиков.
546
Josef Sv'atek. Astrolog, cit., s. 49 и 71.