Магия отступника
Шрифт:
К полудню они уже слышали барабанный бой и, изредка, возгласы и протяжные жалобные крики танцоров Кинроува. Магия усталости и печали, обращенная на гернийцев, чем-то напоминала запахи пищи, подхваченные летним ветром.
— Мы почти пришли, — с облегчением заметил мальчик-солдат.
— Звуки здесь разносятся далеко, как и магия, — покачала головой Оликея. — Говорят, Кинроув тщательно выбирал место для танца, чтобы лес и долины усиливали магию. Нам еще идти и идти, но к вечеру будем уже там.
Постепенно шум и присутствие магии становились все заметнее. Если бы
Поначалу этот сторожевой пост показался мне смехотворным. Зачем охранять самый очевидный путь к летнему лагерю Кинроува? Обойти пару ленивых часовых и подобраться к цели со стороны леса ничего не стоило. Но чем ближе мы подходили к заставе, тем менее охотно двигались ноги мальчика-солдата. Когда мы наконец оказались рядом с часовыми, ему уже казалось, что он продирается сквозь вязкую смолу. Только тут я сообразил, что весь лагерь окружен магической преградой, как и около ярмарки: часовые не столько охраняли тропу, сколько открывали проход. Подойти к ним и попросить, чтобы тебя впустили, можно было только здесь.
Когда мы медленно приблизились к часовым, я убедился, что люди, ждущие позволения войти, явно подошли сюда не только что. Они сидели на корточках или стояли, не сводя глаз со стражей, и напоминали собак, выпрашивающих подачку со стола. Чуть в стороне тлел небольшой костерок. Рядом лежали скатанные одеяла и чьи-то пожитки. Я угадал в этом своего рода жалкую осаду и задумался, как долго она уже длится.
Пока мы поднимались по тропе, один из часовых заметил нас и тут же пихнул в бок другого. Оба выпрямились, вскинули луки и взяли нас на прицел. Первый вытянул шею, смерил нас пристальным взглядом и что-то буркнул товарищу. Тот надул губы — так спеки выражают несогласие. Все время, пока мы приближались, они, закаменев лицами, не сводили с нас глаз.
— Они нас пропустят? — прошептала Оликея.
— Пропустят. Но на этот раз моя очередь просить тебя помолчать, пока я веду переговоры.
Оликея с сомнением покосилась на него, но спорить не стала.
Они остановились в дюжине шагов от часовых не из-за того, что те им угрожали, а просто наткнувшись на преграду. Неожиданно на мальчика-солдата нахлынули усталость и боль, и он вдруг спросил себя, зачем ему понадобилось тащиться сюда. На что он рассчитывает? Или он не верит в Кинроува, величайшего из великих? Мальчик-солдат покосился на Оликею. Ее лицо выражало то же замешательство. Она в ответ вопросительно глянула на него. Я раньше них понял, что происходит.
— Назад, — мысленно прикрикнул я на мальчика-солдата. —
Не знаю, услышал он меня или просто собрался уйти. Но, отступив на два шага, он вдруг затряс головой и развернулся кругом. Он поймал Оликею за плечо и удержал ее на месте, а потом перевел взгляд на часовых.
— Я хочу видеть Кинроува, — объявил он. — Передайте ему, что мальчик-солдат Невар пришел сюда и желает говорить с ним. Скажите Кинроуву, что это вопрос крайней важности.
Они даже не переглянулись.
— Тебя не примут. Кинроув дал нам это понять. — Стражник чуть помолчал, а потом добавил: — И знай, великий. Магия Кинроува замедлит тебя и все, что ты можешь в нас бросить. Однако на наши стрелы это не распространяется. Они полетят так же быстро и метко, как и всегда.
— Я принес ему дары, — продолжил мальчик-солдат так, словно не расслышал угрозы.
Он опустил свою ношу на землю, развязал узлы и развернул одеяло, открывая содержимое их взглядам. Часовые попытались подойти и заглянуть туда, но им, как видно, помешала все та же преграда. Они вытянули шеи и выпучили глаза, когда он начал ворошить груду сокровищ. Прочие просители подтянулись ближе и разинули рты, сообразив, что все это богатство он принес в потрепанном одеяле. Когда его рука коснулась спрятанной в мешочек статуэтки, он замешкался, а затем протянул ее Оликее.
— Думаю, ты лучше знаешь, что с этим делать, — пояснил он.
Она взяла амулет, и что-то в ее лице дрогнуло. В глазах вспыхнул сдержанный блеск удовлетворения, с каким Эпини обычно вскакивала на ноги, чтобы объявить о победе в партии тоусера. Оликея не стала открывать мешочек, она прижала его к груди обеими руками и улыбнулась часовым.
— Не говорите Кинроуву, что я хочу его видеть. Скажите Галее, что Оликея, кормилица Невара, стоит перед вами и держит в ладонях драгоценнейшее сокровище своего сердца. И если она убедит Кинроува принять нас и выслушать, она его получит. Навсегда.
Произнеся последнее слово, она покосилась на меня, словно опасалась, что ее предложение оказалось щедрее, чем готов допустить мальчик-солдат. Однако он лишь коротко кивнул и медленно скрестил руки на груди, дожидаясь их ответа. Оликея продолжала лелеять в руках обернутую статуэтку.
Они стояли, с неслыханными богатствами у ног и таинственным сокровищем в ее ладонях, и ждали. Ни один из них не смотрел вниз, на россыпь драгоценностей на одеяле. Ни один не говорил и не шевелился.
Часовые переглянулись, а потом склонились друг к другу и начали шепотом совещаться. Наконец они о чем-то договорились.
Один из них подошел к висевшему на ближайшем дереве мешку, вытащил оттуда рог и трижды в него протрубил.
— К нам пришлют гонца, — пояснил нам второй часовой, пока звук еще висел в воздухе, — и он отнесет сообщение Кинроуву.
— Я признателен вам, — ответил мальчик-солдат и добавил без малейшей улыбки: — И в благодарность за ваши быстрые действия пусть каждый из вас выберет себе подарок из того, что мы принесли с собой. Мне это кажется только справедливым.