Макей и его хлопцы
Шрифт:
Отдохнув, Гулеев со своей группой пошёл в деревню Бовшево. Узнав, куда держит путь их командир, партизаны начали подшучивать над ним. А Юрий Румянцев пропел:
Куда ни поеду, Куда ни пойду, А к ней загляну на минутку!— Идите вы к чёрту! — обозлился. покрасневший Гулеев, — у вас одно на уме…
— А у тебя другое! — в тон ему продолжал Румянцев
— Балда ты, Юрка! У меня, действительно, другое на уме.
— Ну, и это есть, — не отставал Румянцев.
— А что у тебя, Михась? — серьёзно спросил длинный и горбоносый шахтёр Иван Шутов.
Не сбавляя шагу, Гулеев рассказал в чём дело. В это время их догнала Мария Степановна. Она разрумянилась от весеннего яркого солнца и быстрой ходьбы. Широкоплечий стройный азербайджанец улыбнулся ей своей детской улыбкой.
— Рыцари длинноногие! — сказала она с упрёком. — Хоть бы короче шаг делали, уморили, — и зацепилась за. куртку Гасанова.
— Да мы тебя, Маша, на руках понесём! — воскликнул Руглянцев, беря её под руку. — Тут нам Гулеев такое поведал, что—ах!
Михась Гулеев, шагавший впереди, вдруг остановился и поднял руку. Навстречу по дсроге шли трое: один пожилой с большой рыжей бородой и двое молодых.
— Кто такие? — спросил Гулеев.
— Короткевичи мы, — ответил старик, — сыновья мои.
— Не в партизаны ли путь держите?
— Куда нам! — замахал руками старик. — Я стар, а они воротнего скрипу боятся. Известно: жили в лесу] молились колесу.
— Лесник, что ли?
— Умён, умён! — шутил старик. — Догадлив: он и есть — лесник Короткевич. Ещё нашей Советской властью поставлен.
В продолжение всего этого разговора два его сына — молодые, здоровые — стояли, расставив ноги, и с независимым видом, без страха поглядывали на партизан, особенно на Марию Степановну. Заметив их наглые взгляды, она не сдержалась:
— Не видно, чтоб боялись.
— А чего нам бояться? — грубо спросил один из них.
— Так они же знают: вы свои хлопцы, — заюлил отец.
— Ну, ладно, — грубо перебил его Гулеев, — пока до свиданий!
Короткевичи переглянулись между собой и пошли в лес. Партизаны посмотрели им вслед. Только сейчас они увидели у них сзади за поясами топоры и небольшие лопатки с короткими черенками.
Солнце уже закатилось за дальнюю темносииюю гребёнку леса. На опушке леса партизан встретила Нина Павловская, высокая и красивая девушка. Пухлые губы её приветливо улыбались и вся она со своей неимоверно высокой грудью была такой манящей и желанной, что лицр сурового командира сразу заулыбалось, в глазах зажёгся добрый и лучистый свет.
Румянцев подтолкнул Шутова:
— Бачишь?
«У, кот противный», — рассердилась Мария Степановна.
А девушка, торопясь и задыхаясь, говорила, как страдает народ от фашистов и их холуев. Она подтвердила страшную народную молву о Короткевичах: переряжаются, надевают бороды, выдают себя за партизан макеевского отряда, грабят народ. «Мы, говопят, за вас страдаем, поэтому
— Многие думают — вправду партизаны это. А которые догадываются, боятся сказать. На днях убили старика. На них думаю, — с придыханием, словно утомлённая сильным бегом, говорила девушка. Грудь её то опускалась, то вздымалась под тонкой тканью чёрного в красный горошек платья.
Гулеев решил устроить засаду, поймать лесника и его сыновей.
Этой же ночью Короткевичи вышли на свой ужасный промысел. Эти люди, грабя крестьян, наживались на несчастье других. В то же время они стремились посеять в народе вражду к партизанам.
Утром, при стечении большого числа жителей, отец и братья Короткевичи были расстреляны Тулеевым.
Группа Тулеева возвратилась в лагерь почти одновременно с группой Николая Родикова, которой также удалось спустить под откос вражеский поезд и подорвать одну автомашину. Макей ликовал.
Спустя два дня вернулся и Ропатинский. Он доложил, что спущен под откос немецкий эшелон с боевой техникой и живой силой. Во время доклада Ропатинский смотрел в сторону, вид его был удрученный. Макей сначала готов был приписать это усталости. И вдруг почувствовал что-то недоброе.
— Значит, за мать и сестрёнку отомстил?
Ропатинский тджело вздохнул и вдруг заплакал.
— Адъютант, выйди пока, — сказал Макей и тут же обрушился на Ропатинского:
— Обманываешь, сукин сын?
Тот только ниже опустил голову.
— Говори, как дело было? Куда дели мину?
Тонкие бледные губы Ропатинского зашевелились.
— Под дерево зарыли… Лисковец это…
При упоминании Лисковца Макей как-то сразу успокоился. Но в назидание сказал:
— Эх, земляк! Подвел ты меня… Взять бы вон палку, да вытянуть бы тебя вдоль седёлки. Расстрелять за это положено, дубина ты стоеросовая!
Вызвали Лисковца. Он был смущен, но держался просто и смело смотрел в глаза Макею. Он сказал, чго они виноваты, но что это сделано без умысла, что зч ними гнались немцы и они спрятали под дерево мину с тем, чтобы потом её снова взять. То же самое сказали все остальные «члены диверсионной группы Ропатинско го, потому что это на самом деле так и было. Но никто не знал, что во всей этой неудаче был виноваз Лисковец. Посланный с Виноградовым в разведку, он сознательно привлёк к себе внимание немецких солдат, выстрелив в шедшего впереди них старика обходчика. Старик упал не то убитый, не то с перепугу, а немцы устроили погоню за партизанами и те чуть было не попались в руки врага.
В этот день в отряд Макея приехал Зайцев, секретарь подпольного Кличевского райкома партии. Быстро шагая, он прошёл по лагерю, раскланиваясь то с рдним, то с другим хлопцем. Увидев Елозина, протянул ему руку:
— Хозяин дома?
Елозин вытянулся, отрапортовал по–военному:
— Давно не виделись, товарищ секретарь, — сказал Макей.
Зайцев почему-то поморщился, щипнул свой коротко обрубленный чёрный ус и ничего не сказал. Но гут же сам задал вопрос:
— Как прогулялся на Восток?