Макс Сагал. Контакт
Шрифт:
— Заходи, — отец глотнул коньяка, вчитываясь в статью в газете.
— Пап…
Зазвонил телефон. Отец взял трубку.
— А, Аркадий Степаныч, добрый вечер вам. Сколько лет… Конечно, про вас не забыл. Да, жаль вы не могли присутствовать. Конечно. Аркадий Степанович, всего себя вложил. Весь в меня? Спасибо на добром слове. Обязательно учту. Спасибо еще раз, Аркадий Степанович. До свидания. Буду рад увидеться на конференции.
Он положил трубку аккуратно, будто боялся сделать Аркадию Степановичу больно.
— Ты знаешь, кто
— Пап, как я справился? Тебе все понравилось?
Отец умял большим глотком полстакана коричневой субстанции. Следом закинул в рот ломтик лимона. Посмаковал, поцокал.
— Ты чуть все не завалил. Особенно когда мямлить в конце начал, переменные путать. Я думал, всё уже… Ораторские навыки надо бы подтянуть, будешь со мной в командировки ездить. Наука это не только цифры, сын. Нужно еще научиться заводить связи.
— Но ведь я доказал. Два года работал упорно, как ты говорил.
— Математические задачи — шалость, только мозг потренировать. Настоящий кладезь — астрофизика. Столько секретов еще, и ты их разгадаешь. В двадцать защитишь кандидатскую. А там и горы сворачивать, стремясь к Нобелю.
— Да, конечно, — выдавил из себя Макс.
Отец поставил на стол второй стакан, плеснул на глоток.
— Поможет расслабиться. Заслужил.
Макс бережно взял стакан, пригубил. Горло садануло пряным теплом.
— Только смотри, не улети. Мать заругает. Кстати, Олег Валентиныч пригласил на дачу на выходные. У него видеомагнитофон есть и кассеты с моими старыми лекциями. Посмотришь, может ухватишь чего нового. Ты умеешь найти росинку в океане.
— Конечно, пап. Как скажешь.
Несколько раз звонил телефон. Отец снова благодарил, обещал новые победы. Макс чувствовал себя абсолютно лишним. Он доказал теорему. Не отец. А поздравляют его…
— Пап… помнишь, ты говорил, что я смогу пойти в институт? Мне скоро шестнадцать, я бы мог сдать экзамены на следующий год.
— Макс, ты же не понимаешь, о чем говоришь. Институт — это неповоротливая махина, она для мирской толпы. Аудитории по пятьсот человек, толкотня… Дурь, одним словом. Ты же отупеешь там.
— У меня могли бы быть друзья.
Отец демонстративно хмыкнул.
— Друзья… Ну были у меня так называемые друзья. И где они сейчас? Кто спился, кто в НИИ зад просиживает, треть — в могиле. И что я от них получил? Друзей этих… мать их… Ни-че-го. И ты не получишь. Только дурью мозги засрут. В жизни важны только связи с полезными людьми. Там ты их не получишь. Я уже обо всем договорился, тебя будут индивидуально учить лучшие профессора. У них и опыта наберешься и знаний. Можешь называть их друзьями, если тебе так нравится.
— Они взрослые. Я хочу дружить со сверстниками.
— Тебе это не надо!
— Может, я сам решу?
— Когда добьешься чего-нибудь в жизни, тогда и решишь.
— Я добился. Доказал теорему, которую ты не мог.
— Это ерунда. Разминка. Ты можешь больше.
Макс набрался духу.
— А если я не хочу?
Отец отложил газету и откинулся на спинку стула.
— И чего же ты хочешь?
Он спросил воинственно, с вызовом. Макс снова увидел разодранные книги на полу, выломанные дверцы тумбочек стола. И воздух храбрости со свистом вылетел наружу из его легких.
— Не знаю.
— Это у тебя переходный возраст. Иди отдохни, завтра со мной поедешь, профессор Жданов тебя уже ждет.
Макс молча вышел из кабинета. Его выдержки хватило до гостиной, там чаша терпения переполнилась. Он упал на диван и слезы обиды полились бесконечным потоком.
Мать молча села рядом с ним. Они обнялись и сидели так долго. Последний раз она проявляла материнскую ласку, разве что в младенчестве. А ласка была нужна Максу все эти годы. Сейчас, в томных объятиях матери он пытался насытиться лаской. Она столько раз спрашивала: «Ты голоден?», «Ты заболел?», «Тебе постирать одежду?», «Принести воды?» Но ни разу не спрашивала: «Что ты чувствуешь?», «Что хочешь?»
— Мам?
— М-м…
— Ты слышала, как я стучался, как кричал… Почему не открыла дверь?
Она молча поглаживала его по волосам. Что она могла ответить? Что отец подавил ее волю? Что она не может ничего решать, потому что у нее нет Нобелевской премии? Она была замужем за самым умным человеком на Земле, неужели она могла сомневаться в его решениях?
Она не открыла дверь. И отец не открыл. Макс так и остался там. Взаперти…
Вечером того же дня отца куда-то вызвали. Он еще не успел мертвецки напиться, поэтому дошел до машины без помощи Миши.
Макс открыл его кабинет вторым ключом. Многие годы все считали, что отец потерял ключ в одну из попоек, но на самом деле он все это время был у Макса.
Мебельный набор отцу подарил кто-то из партийных чиновников. Тому он достался от другого чиновника, а другому — прямо со склада утвари, вывезенной из Германии после войны. Полвека назад за этим столом сидел немецкий генерал, а теперь сидит отец. Снизу на столешнице до сих пор осталась печать с орлом. На противоположной стене тоже был орел в золотистой рамке, только двухголовый, недавно сменивший висевший на этом месте серп и молот.
В шкафах за стеклом томились бесчисленные награды. Кубки, грамоты, ордена. На самом видном месте — золотая нобелевская медаль, а за ней раскрытый диплом. Если приглядеться, по линии сгиба диплома можно заметить проклеенный рубец по всей длине. Мать как-то нашла порванный на две части диплом в мусорном ведре и сохранила. Отец, протрезвев, склеил и вернул на место.
Макс сел на стул отца, покрутился. Когда-нибудь этот кабинет станет его собственным. Чиновники так же будут приезжать к нему на аудиенцию. Будут пить коньяк, заискивать, улыбаться ему сквозь зубы, подносить подарки, а потом просить о всяческих услугах.