Макс Сагал. Контакт
Шрифт:
Артём попытался успокоится. Отдышался.
— Подожди, Вадим. Давай не рубить с плеча. У нас возникло недопонимание в процессе. Это нормально. Так бывает…
— Нас всех чуть не поймали из-за твоего тупого упрямства. Стаса арестовали! Ты вообще понимаешь, что натворил? Вся моя жизнь прожита ради этого момента. Я наконец могу доказать, что был прав! Если меня поймают, мир не узнает правду. Власти снова всё засекретят. Поэтому я так осторожен, я их знаю. А ты ведешь себя как избалованный ребенок.
— Ладно, окей. Я немного перегнул. Но пойми, я так вижу фильм. Ты лучший в своем
Дениска стоял за спиной отца, покусывая губы. Он чувствовал и свою вину за Стаса. Или отец заставил его чувствовать.
Комаров швырнул полотенце на снег и подошел к Артёму на расстояние вытянутой руки. Ткнул в лицо покрасневшим пальцем.
— Ты должен снимать то, что я скажу. Ходить, куда я разрешу, держаться маршрута. И если я говорю помалкивать, значит закрыть рот на замок.
— Воу-воу, погоди, папаша. Это ты своих детей можешь палкой пугать. Со мной такое не прокатит, — Артём скривил лицо от презрения. — Хотя и это у тебя получается не очень. Сын вон твой запуган до усрачки, ворует чужой телефон, чтобы музыку послушать. Вот до чего ты его довел.
Дениска стал белее снега. Комаров вполоборота оглянулся на него. В тот момент пацан хотел провалиться сквозь землю.
Артём уже не мог остановиться.
— Ты кто такой вообще? Кем ты себя возомнил, а? Быдло деревенское. Учить меня вздумал? Знаешь, сколько я дерьма сожрал, чтобы добиться всего? И я смог, а не как ты — просрал весь потенциал. Это мой фильм и только мой, я сделаю его таким, каким хочу. А ты, — Артём осмотрелся. — Ты не нужен мне, я сам все сделаю. У меня материала уже на бомбу. Я буду на высшей ступени. Как мне надоел этот гребанный холод. И семейка твоя надоела. Блять, как же хочу в душ! И перестать видеть ваши рожи!
Дениска испарился из-за спины отца.
Комаров достал из кармана мобильный телефон, нажал кнопку и прибавил громкости.
Из динамика полился разговор двух человек. Артём узнал собственный голос и голос учителя. Их недавний разговор, в котором обсуждались прошлые проекты. И методы работы…
— Ты… откуда это? Ты записал?
— Я хорошо понимал, с кем работаю.
Там же всё, вспомнил Артём. Вся подноготная его жизни.
Он резко выхватил у уфолога телефон и неведомым усилием сломал его, как шоколадную вафлю. Осколки распороли ладонь, впились в мясо. Кровь хлынула на снег.
— Черт! Сука! А-а-а-а!
— Я сохранил копию, — спокойным тоном сказал Комаров. — Итак, ты отдашь все записи, камеру и уедешь. Либо все узнают, как ты снимаешь свои сенсации.
Артём упал на колени, корчась от боли. Комаров присел перед ним на корточки.
— Или ты остаешься и делаешь мой фильм.
— Сука ты. Гнида.
— Сейчас решай.
Уйти? Сбежать? И отдать этому ублюдку такую сенсацию? Отдать свои записи… Такое даже вообразить нельзя. А если Комаров выложит их разговор с учителем… Все, к чему шел Артём… трамплин, возведенный им, — рухнет. Этого нельзя допустить.
— Да, остаюсь. Бинт дай! Перекись!
— Все, что тебе нужно, есть под ногами.
Артём нагреб здоровой рукой снег и приложил к кровоточащей ране. Зажгло. Адская боль. Заорал.
К врачу надо! Зашивать! Вдруг заражение?
— Денис, собери палатки, через полчаса выходим.
— Как же я?! Я… не могу.
— Я говорю — ты делаешь. Забыл?
Артём выдавил сквозь слезы согласие. Комаров посмотрел в небо.
— Они сегодня вернутся.
В детстве Макс любил проводить время на подоконнике за чтением захватывающих фантастических историй. Из окна дома на Котельнической открывался изумительный вид на Кремль и Москву-реку.
Когда отец запретил читать дурь, Максу оставалось довольствоваться только воспоминаниями о уже прочитанных историях. Именно тогда он научился представлять собственную память в виде огромной библиотеки с бесконечно высокими стеллажами. Историям отводился отдельный стеллаж в самом центре. Макс брал с полки воображаемую книгу и перед ним тотчас возникала картинка с роботами, атакующими несчастное человечество. Другая превращала Макса в капитана огромного космического корабля. Лучи бластеров свистели над Москвой-рекой, огромный космический крейсер зависал над башнями Кремля, в атаку на любопытных туристов отправлялся рой пришельцев-завоевателей. Иногда Макс открывал несколько книг и тогда истории переплетались, становясь еще интересней. Так протекали недолгие минуты отдыха между занятиями. И они принадлежали только Максу.
В тот день его привез домой личный водитель отца. Звали его Мишей, он был веселым дядькой, часто травил пошлые анекдоты. Тогда тоже рассказывал, но Макс не слушал — мыслями еще находился в кабинете ректора Маслова. Доска, мел в руке, за спиной самые уважаемые ученые страны. И вот рука сама рисует графики, складывает цифры и буквы в решение теоремы Ферма. Мысли летят впереди сознания. Внешне Макс собранный, уверенный — как и учил отец. Внутри — кричит и мечется. Он напуган до чертиков, ненавидит это место и всех, кто пялится на него.
Отец вернулся домой навеселе в компании чиновника РАН. Более трех часов Макс прождал за дверью, сидя на подоконнике и слушая их смех и болтовню. Его одолевали смешанные чувства — радость соседствовала с полной опустошенностью. Он шел к этой защите с того самого дня в нобель-комнате — учился упорно, не жалея сил. И вот долгожданный результат. Почему же он не прыгает от счастья? После защиты отец сказал: «Ты можешь больше». Этого и боялся Макс. Того, что может.
Когда чиновник выпорхнул на подкошенных из кабинета, Макс поздоровался, как учил отец — официозно и с почтением.
— Поздравляю с триумфальным достижением, юноша. В будущем ты заставишь нас гордиться тобой.
— Надеюсь.
— Ну, бывай, — чиновник шагнул к выходу, но тут же остановился и, обернувшись, заговорил вполголоса: — Помни благодаря кому ты всего добился. Твой папа гений, и, между прочим, — мой старый друг. Он наше сокровище, береги его.
В доме было правило: в кабинет отца можно входить только когда он внутри. Максу, по правде говоря, и не хотелось его нарушать. Кроме безделушек на полках и шкафов с макулатурой, там не было ничего интересного.