Маленькие огоньки
Шрифт:
Она повернулась и посмотрела на окно моей спальни, и я шагнула назад, прежде чем она заметила меня. Я стояла, вжавшись спиной в стену. Выждав пару секунд, я снова посмотрела в окно. Мамочка по-прежнему стояла на том же месте, оглядывая дом. На этот раз она смотрела в окно соседней спальни. Внезапно я поняла, что всё это время я боялась не «Джунипер», а мамочку, отчего кровь в моих жилах заледенела.
Моей привычной реакцией было справиться со страхом и выйти на улицу, заставив мамочку вернуться в дом. Но она была в ярости, к тому же, меня пугала мысль о том, что она могла быть там не одна. Отступив от окна, я вернулась в объятия Эллиота.
— Это… это твоя мама?
— Она вернётся в дом и отправится спать.
Эллиот наклонился, чтобы выглянуть в окно, а затем выпрямился с тем же ошеломлённым выражением, которое я ощущала.
— Как думаешь, что она там ищет? По-твоему, она ищет меня?
Я помотала головой, глядя на мамочку, разглядывающую дорогу.
— Она не знает, что ты здесь.
Мамочка опустила взгляд на свои ноги, зарывшись пальцами ног в холодную мокрую землю.
— Что она делает? — спросил Эллиот.
— Вряд ли она сама это понимает.
— Ты права. Она пугает.
— Ты не обязан оставаться, — сказала я. — Просто подожди, когда она вернётся в дом, и тогда сможешь уйти.
— Я никуда не уйду, — ответил Эллиот, прижимая меня к себе.
Глава 25
Эллиот
Устраиваясь в кровати, мы старались не шуметь лишний раз. Кэтрин была права, когда говорила, что «Джунипер» нагонял страх. Дом жил своей жизнью, казалось, будто стены, трубы, полы и сам фундамент переговариваются между собой.
Я раз за разом представлял себе, что буду делать, если кто-то ворвётся в дверь. И всё же, ни один из самых страшных сценариев в моей голове не мог сравниться с тем, что сказала мне Кэтрин. И сказала она это уже второй раз, что значило, что она задумывалась об этом гораздо чаще. Она считала, что мы с ней были слишком разными, что происходящее с ней было невозможно преодолеть, и что я должен исчезнуть из её жизни ради собственной безопасности. Я не хотел думать о том, что чем ближе было окончание учебного года, тем больше я беспокоился, что Кэтрин распрощается со мной.
Меня обнадёживал тот факт, что Кэтрин наконец открыла мне хоть каплю правды. Обнимая её, я говорил себе, что в конце концов моя любовь к ней пересилит, и она выберет меня. В противном случае я просто не смогу погрузить в машину вещи и уехать в колледж, оставив Кэтрин одну со всем разбираться.
Я хотел, чтобы она отдохнула, но, в то же время, я хотел поговорить с ней о нашем будущем. Я молча следил за тем, как во мне боролись сострадание и эгоизм, не зная, что одержит верх.
— Эллиот? — прошептала Кэтрин.
Меня накрыла волна облегчения.
— Да?
— Я не хочу, чтобы тебе было больно. Из-за меня или из-за кого-то другого.
— Ты единственная, кто может причинить мне боль, — сказал я, чувствуя, как сжалось сердце. Я понятия не имел, что она собиралась мне сказать.
Кэтрин уткнулась лицом мне в грудь и крепко обняла меня.
— Помнишь, ты говорил, как узнать, что ты кого-то любишь? Что если…что если это самое важное для тебя, но есть что-то, что мешает этому?
Я посмотрел на неё, ожидая, когда она поднимет на меня взгляд. Глаза Кэтрин наполнились слезами, и я подавил панику.
— Помню, как увидел тебя впервые. Ты казалась мне самой прекрасной девочкой из всех. А затем — самой чуткой и самой печальной. Самой напуганной. Самой храброй. С каждым днём я очарован тобой всё больше. Хочешь знать, что пугает меня больше всего? Что я, возможно, не заслуживаю тебя. Я знаю, что буду любить тебя, как никто другой. Я сделаю что угодно, лишь бы ты была в безопасности и счастлива. И я надеюсь, что этого окажется достаточно.
— Я понимаю. Я всё прекрасно понимаю, и я люблю тебя за это. Когда я с тобой, я чувствую себя самой защищенной, самой счастливой на свете. Но что, если… что, если я не могу уехать?
— А если я тебе помогу? — спросил я.
— Как? — спросила она.
Надежда в её голосе была осязаемой, словно мы могли обернуть её вокруг себя, как одеяло. Кэтрин ждала, что я укажу ей выход, но долг перед матерью связывал её по рукам и ногам, и я не был уверен, что смогу с этим справиться. Чувство вины и страх были могущественными зверями, и эти звери годами грызли её изнутри.
— Я могу упаковать твои вещи и загрузить их в мою машину.
Кэтрин отвела взгляд.
— Это место рано или поздно пойдёт ко дну — с тобой или без тебя. Никто не станет винить тебя за то, что ты покинула корабль. Будь твоя мать в здравом уме, она не стала бы тебя винить. Тот, кто действительно тебя любит, желал бы тебе оказаться как можно дальше от этого места, как ты желаешь мне. Спроси себя: когда это место рухнет — а это непременно произойдёт — будет ли твоя жертва стоить того? Чего бы желал для тебя отец?
По щеке Кэтрин скатилась слезинка, и она помотала головой.
— Но я не могу просто оставить её здесь.
— Тогда давай найдём другой способ. Какую-нибудь программу, государственную поддержку, мы можем устроиться на работу и присылать ей деньги. Мы можем кому-нибудь позвонить и обратиться за помощью, но… тебе здесь не место, Кэтрин. Это не твой дом. Постояльцы — не твоя семья.
— Но моя мать — моя семья. Она всё, что у меня есть.
— У тебя есть я, — сказал я. — Ты не одна, и никогда не будешь одна.
— Если я уеду с тобой.
Я взял её за подбородок, нежно приподняв его, чтобы заглянуть ей в глаза.
— Разве ты до сих пор не поняла? Куда бы ты не отправилась, я пойду за тобой. Но здесь нам оставаться нельзя. Тебе здесь оставаться нельзя, Кэтрин. Ты не хочешь здесь быть, я это знаю.
— Не хочу, — сказала она, покачав головой. По её щеке скатилась ещё одна слезинка. Закрыв глаза, Кэтрин прижала свои губы к моим. Я положил руку ей на затылок, второй рукой обняв её. Кэтрин шмыгнула носом, отстранившись от меня. — Я уже пообещала ей, что останусь.