Мама, я демона люблю!
Шрифт:
И все вместе, хаотичные, непонятные, незнакомые, и одновременно такие близкие, символы создавали огромный магический круг на полу.
Папа толкнул в спину, заставляя стать в центр, но Вениамин, проскочивший с нами, вклинился, зашипел, и позволил мне увернуться.
— Что это? — символы, записи, рисунки не пугали. Пугал человек, создавший их. Потерянный, одичавший, отчаянный. Руки Лаина Макклота, подающего надежды учёного и самого умного мужчины из всех, кого я знала, тряслись от нетерпения.
— Ну же, милая! Давай! Мы ведь шли к этому столько времени! Я всё подготовил. Активируй круг!
Должны быть слёзы. Совершенно точно должны. Злые, напуганные, горячие. Но их не было. Я закричала, пытаясь привести в чувство потерявшего человеческий облик человека с шальными глазами:
— Папа! Папа, ты пугаешь меня! Что это такое?!
Он замер. Как во сне, медленно, нереалистично, растянул губы в широкой, почти разрезающей надвое лицо, улыбке. И зашептал:
— Это круг, милая. Круг, который ты обязательно активируешь. Только ты сможешь, я знаю! Только ты: добрая, светлая, чудесная девочка, которая не поддастся тьме и найдёт новую магию. Я даже переписал заклятие вызова демона для тебя. Чтобы тебе было проще. Заклятье призвало того единственного, кто тоже тянулся к свету. И вы вдвоём пробудили эту магию. Настоящую, первую, истинную! Я знал, знал, что она существует! Она поможет нам, поможет мне!
Я попыталась отступить назад. Сумасшедший учёный слишком занят своим величием, чтобы заметить, что зритель готов бежать. Но он выставил ногу, прижимая дверь и перекрывая пути к отступлению.
— Ты заставишь любовь жить вечно! — он расхохотался. Маниакально, дико. Страшно. — Ты заставишь Брид снова полюбить меня! И твой мальчишка, твой Антуан, предавший и бросивший, он тоже вернётся к тебе. Ты же хочешь этого? Ты же для этого вызвала демона? Мы вернём их, — до боли, до хруста сжал мои пальцы. — Мы заставим их полюбить!
— Ва-а-а-а-ау! — Венька припал на передние лапы, прижал уши и вздыбил шерсть на загривке. Наверняка с его точки зрения, вечная любовь — совершенно бесполезная трата магии. То ли дело вечная котлета! Но учёный явно сошёл с ума и до столь важного артефакта попросту не додумается. Поэтому кот спружинил, подпрыгнул и вцепился ему в ляжку.
— Веня, не могу с тобой не согласиться, — моё бормотание всё равно никто бы не расслышал за воплем Лаина, ну да я и не собиралась тратить время на дискуссии.
Пока отец крутился, ударялся о стены, скидывал и перепутывал ценнейшие записи, я поспешила убраться из кабинета.
— Стоять!
Кот откровенно грыз ногу бывшего хозяина, кровь пропитала мохнатый подбородок и заляпанные льняные штаны учёного. Но, кажется, это досадное и довольно жуткое недоразумение не смущало ни одного, ни второго.
Стоять я не собиралась совершенно точно. Нет, надежда, что папа не причинит мне вреда, да и вообще всего лишь не выспался, ещё теплилась где-то на периферии сознания. Но лелеять её я намеревалась на максимально удалённом расстоянии, а не тогда, когда разбрызгивающий кровь мужчина с озверелым видом отшвыривает бедного маленького котика прямо мне в грудь и наступает сам.
Поудобнее перехватив хвостатого защитника (раз уж рогатого защитника рядом не наблюдалось), я вцепилась в ручку, провернула… и не успела.
С плаща успела натечь целая лужа. И лужа эта, разумеется, очень плохо взаимодействовала со скользкими сапогами. Я рванула дверь, не рассчитала силы и громогласно шлёпнулась на живот, растопырив руки и ноги.
— Папочка, ты же не обидишь свою кровиночку? — поинтересовалась я у мужчины с оскалом, совершенно не похожим на улыбку.
— Что ты, милая! — не отвлекаясь на уговоры, он схватил меня за ногу и поволок в центр комнаты. Туда, где темнел круг из неизвестных ни одной ведьме символов и к которому мне ни капельки не хотелось приближаться.
Ободрав пальцы о дерево, задрав ногти, я смирилась с тщетностью попыток замедлить движение и принялась лягаться свободной ногой. Лаин это не одобрил, ухватил и её, кажется, совершенно не замечая двух весьма удачных ударов по свежему укусу. Волок прямо по цепочке из алых капель, размазывая их по полу и пачкая мою уже совершенно не белоснежную ночную сорочку. Когда слишком большие по размеру сапоги соскочили, я встала на четвереньки в направлении двери, но не успела сделать ни шагу: обувь впечаталась в стену чуть выше моей макушки, а потом цепкие пальцы снова сомкнулись вокруг лодыжек.
Вениамин носился рядом, прикусывая, царапаясь и истошно вереща, пока Лаин не пнул его. Кот ударился о ножку стола и обмяк.
— Венька! — но почти сразу пришлось беспокоиться не только о котовьей жизни, но и о собственной: двигаясь спиной вперёд, Лаин задел стол, и на меня обрушилась целая стопка неподъёмных книг, грозя раскроить голову, сохранность которой, видимо, учёного не слишком беспокоила.
— Ай! Осторожнее или до пункта назначения ты дотащишь раздавленный блинчик с рыжей косой!
— Прости, дорогая, я не нарочно.
Подобрел? Я попыталась подхватить настроение:
— Может чаю? Побеседуем, обсудим всё как умные люди…
Но чаю он не желал.
— Нет, Триста. Ты уже показала, что не разделяешь мой замысел. Я предлагал по-хорошему, хотел как лучше. Мы все были бы счастливы, снова стали семьёй… Ты ведь говорила, ты обещала, что сделаешь что угодно, чтобы я не уходил. Ты поклялась! Так сделай это! Активируй круг!
— Это тот самый, который из неизвестных мне рун, нарисован тронувшимся умом учёным и вообще не внушает доверия? — уточнила я. — Нет, спасибо. Вряд ли из этого выйдет что-то хорошее.
— Но я должен! Обязан хотя бы попытаться! — он отпустил мои стопы, поэтично воздел руки к небу. Я, не будь дура, возобновила отползание, пока злодей толкает речь. — Столько месяцев, столько сил, столько мерзких тупых людишек, не имеющих ни малейшего понятия о моих целях! Я слишком долго ждал, терпел, изучал колдовство. Нет, теперь я не отступлю. Я подготовил тебя, слепил ту самую ведьму, ту, кто сможет возродить магию Лунной Жрицы, а ты хочешь сбежать? Нет, Триста, — я уж решила, что папа не заметит, если я осторожненько червячком выскользну из кабинета. Заметил. Сурово сдвинул брови (не то чтобы я всматривалась, но наверняка он сделал именно так) и опустил мне на поясницу ногу в тяжёлом ботинке.