Мама, я демона люблю!
Шрифт:
— Почему это?
— Потому что у тебя уже есть одна. Ты связана договором. Кстати, где Томас?
Она очень нехорошо растянула губы. Нехорошо и сильно, так, что стали видны заострённые зубки.
— Томми был очень хорошим мальчиком, — начала она. — Сильным, старательным…
— Туповатым, — подсказал я. Я уже прекрасно понял, что Томми с нами больше нет.
— Не без этого, — согласилась демоница. — Поэтому Томми уже продлил контракт. И, вот незадача, совершенно случайно сразу же напоролся на нож… м-м-м… трижды… и очутился в Подземье!
— Ты не могла…
О чём это я? Конечно, могла! Не только могла, но и обязана была. Как и я…
— Так что этот демон, — Сели поиграла плечами, наклонилась к оре и жарко подышала ей в шею, — абсолютно свободен. Не желаете ли стать ведьмой и получить безграничную власть на тридцать три дня, кири?
— Нет, не желает! — влез я, но опоздал.
— Да!
Быстро-быстро, словно боясь передумать, как когда-то и моя кири, она прижала палец к пергаменту и коротко охнула, когда капнуло алым.
Как в старой глупой сказке, громыхнул гром: пути назад больше нет.
Не глядя на договор, не спрашивая ничего у демоницы, она повернулась ко мне, подняла пустые болезненные глаза. Внимательно, слишком внимательно всматриваясь в моё лицо, она прошептала, вплетая слова в шум дождя:
— Фамильяр, я уже могу пользоваться магией?
— Конечно, кири! — с готовностью подтвердила фамильяр.
— И я могу делать всё, что угодно и ты поможешь мне?
Почему-то Сели тоже смотрела на меня. Слишком пристально, слишком жёстко. Слишком понимающе.
— Разумеется.
— Я хочу убить того, кто сломал мою жизнь.
О-о-о, ну всё понятно. Сейчас меня опять убивать будут. Плавали — знаем. Дело это муторное и неблагодарное.
— Девочки, не обижайтесь, но желающих слишком много. Могу записать вас на следующий выходной. Пополудни.
Но ора Камила, бывшая старшая дочь Лунной жрицы, не слышала и не слушала меня.
— Я хочу убить Тристу Макклот.
Сели дважды медленно хлопнула в ладоши:
— Слушаю и повинуюсь.
Глава 19. Папа, папочка, отец…
Серьёзно? Нет, правда, серьёзно?!
Это, между прочим, был важный эмоциональный момент! У меня, знаете ли, в принципе проблемы с доверием мужчинам, а про этого конкретного рогатого… демона наговорили много всякого не располагающего. И вот именно сейчас, тоскливым сырым вечером, наедине, в тишине и покое выдался подходящий момент чтобы это обсудить. Я даже нашла в себе силы сделать это!
И он посмел… Вдох-выдох, вдох-выдох. Нет, если я хочу, чтобы голова хоть немного соображала, надо злиться дозированно.
Этот. Рогатый. Самовлюблённый. Эгоистичный. Позёр. Посмел сбежать от меня самым наглым образом!
Я вовсе не уверена, что кто-то действительно вызывал демона. Может это такой интересный способ избегать серьёзных разговоров. Уверена, заговори я о свадьбе или, не дай жрица, о беременности, сразу появилась бы сотня просителей, которым срочно, ну прямо-таки немедленно, понадобилось исчадье Подземья.
Нет, так просто ты от меня не сбежишь! Я найду тебя, вытащу, где бы ты ни был, настучу по рогам… Или ещё что-нибудь. Может скалку у мамы одолжу. Но совершенно точно сделаю с ним что-нибудь такое, на что за этой, как её… за Завесой не хватило фантазии!
Так, ладно. Если кто-то этого поганца вызвал, надо перевызвать его обратно.
Я метнулась к столу. Проклятье! Перечитав фолиант от корки до корки, будучи уверенной, что больше он точно не пригодится, я вернула его законному владельцу — отцу.
— Мама!!!
Наверное, крик получился чуть более пугающим, чем я рассчитывала. Потому что она выскочила из своей комнаты сонная и лохматая, вооружённая канделябром, перевёрнутым вверх ногами и горестно капающим на пол горячим воском.
— Убью! — взревела маман, пытаясь в полумраке найти кого-нибудь, достойного кары.
Вспыхнувшая за окном молния на мгновение осветила сразу двух женщин в огромных и длинных, до пят, ночных сорочках. Вслед за ней, точно спохватившись, по крыше забарабанил такой дождь, что, кажется, выйди за дверь — размозжит голову.
— Некого, — я не без труда отняла канделябр, перевернула нужной стороной и вновь вложила в пухленькую руку. Щёлкнула пальцами, чтобы восстановить погасшее пламя и сразу же сообразила: магия не сработает, ведь фамильяра нет рядом. Однако свечи почему-то полыхнули. Наверное, погасли не до конца. Впрочем, не до того. — Рок пропал.
Вместо того чтобы удивиться, схватиться за сердце или хорошенько обложить ловеласа, сбежавшего сразу же, как расположил к себе всю семью, она только слегка погрустнела:
— Уже? Ещё ведь, — лоб прорезала морщинка, мама принялась загибать пальцы и шевелить губами. — Ещё нет. Ещё ведь два дня. Он не мог, не хотел…
Я не вслушивалась. Копалась в сундуке, вытаскивая наугад старые юбки и модные туфли, острые шпильки и корсеты. Быстрее, чем ожидала, нашла бесформенную скрипящую тряпку. Проверила на свет — оно! Старый, ещё папин, плащ. Единственная вещь, которую удалось спрятать от мамы. Остальные она выставила за порог и не выглянула проверить, забрал ли их Лаин или проходивший мимо бездомный.
Выглянула тогда я. К дому действительно подошёл папа. Он долго-долго вглядывался в тёмные окна, не имея и малейшего понятия, что возле одного из них стоит, прижимая к груди его плащ, маленькая рыжая девочка. И слёзы не залили всю её рубашку лишь потому, что стекали по отталкивающей воду ткани.
Я накинула плащ прямо так, на бельё.
— Ты куда это?
— К папе. Всё хорошо, не волнуйся.
Она попыталась схватиться за край плаща, но тот выскользнул из неверных пальцев.
— Триста! Стой! — я уже мчалась по лестнице, не оглядываясь, а мама с трудом досеменила до перил, перегнулась через них, подслеповато щурясь и светя канделябром. — Милая! Не надо! Рок не хотел, чтобы ты его возвращала!