Маргарита и Мастер
Шрифт:
– Вы в серой парадной шинели при ТэТэ будешь представлять в ее одиозном виде.
– Что именно, власть?
– спросил Германн.
– Каку власть? Историю.
– В ее одиозном виде, - добавил, посмотрев на Майора Кот.
– Конечно, я согласен, и знаете почему?
– Почему?
– спросила Алла Два.
– Ибо хорошо, что мне ничего не надо делать.
– Брауншвейгской и коньяком запасся, чтобы не скучать?
– спросил кто-то.
– К сожалению, мне достается только самогон, и знаете почему?
– Почему?
– опять спросила Алла Два.
– Наверное, знают, что я к нему привык. Хотя на закуску не оставили даже трагически убиенного медведя.
– Да ладно, не переживай, мы купили сомов у нашего почтальона У, так как он теперь торгует только осетрами почти первой свежести и лососями вообще второй, так как считает, что это лучше, как лучше чай ферментированный с улуном, чем просто накосили травы на косогоре:
– Свежая-то, да, свежая, а толку? Даже под самогон не идет.
– Не надо надрываться, господа, у меня все есть, правда, Алла?
– Да, как заведующая ее буфетом могу гарантировать даже берлинские корзиночки с корицей.
– Когда только вы всё успели сделать?
– удивился Михаил Маленький.
– Это первый фокус, который мы покажем зрителям, хотя они могут и не догадаться, что в ближайшее время нас здесь не было. Ибо:
– Никто же ж не верит, что Время можно иметь в запасе, как Неприкосновенный Запас, и использовать его в свободное время, как незатейливое, тет-а-тет, приключение на:
– Стороне.
Рэдисон Славянская открыла дверь своими ключами, так как на вахте ключей не было, и более того, самого вахтера, которого из-за своей большой привычки к вездесущности заменял Ваня У - по штатному режиссерскому расписанию исполнявший одну только свою главную роль:
– Телеграфистки - Почтальонши, - тоже исчез.
– Скорее всего, из-за подарка Миши Козакова, как вечного Приезжего в Москву для сноски домов Дзержинского, - где-то прятал своих осетров-лососей, а скорее всего, решив, что возврата в Грибоедов людей с неограниченным лимитом бумаги, из которой можно делать государственные деньги путем иё систематического:
– Исписания, - была бы на столе машинка с отличным шрифтом, который, как сказал Бродский:
– Сам и придумывает все новости литературы, - а хомо сапиенс нужен только для того, чтобы этой машиной времени:
– Восхищаться.
– Где этот вахтер?!
– успела рявкнуть Алла Два. Но после того, как Кот шепнул ей на ухо:
– Скорее всего, не вытерпел мук множественности своей выдающейся личности и подписался еще и на:
– Гел-лу-у.
– Мама!
– Узас-с!
– сказали дамы, но перед дверью в кабинетум директора, совмещенный с финдиректорским:
– Вроде успокоились, - а:
– А когда открыли - приняли очевидную форму ступора, ибо:
– Все места за столами были уже заняты!
Олигарх-Машина сидел за авангардным широким столом, положив на него ноги в желтых лакированных под матовый оттенок туфлях, сообщавших, что:
– Он здесь - главный.
Справа у стены - финдиректор Монсоро, Варенуха - Стоик, правда, стоял в углу с синяком под глазом, заложив одну ногу за другую, сообщая этим, что ему не больно, и более того, уверен:
– Скоро пройдет.
Более того, даже Телеграфист Ури был здесь, он бился, как сказал в своё время гениальный Войнич про свою крепость под легендарным названием:
– Шапка Невидимка, - хотя сам сообщил народному Евстигнееву на вечернем променаде, что:
– Клянусь, не только я подумал, но и машинка, написавшая мне более десятка отличных произведений искусства, изложила точно:
– Шапка Мономаха, - а вышло, ты видел, что вышло?
– Да, видел, - ответил народный Евстигней, - ничего не вышло, Шапка, так сказать:
– Невидимка.
Что можно перевести, как знаменитое:
– Муза лезет по стеклу, - и на этом можно было закончить.
И сбылось! Ури, в виде почти полностью обнаженной Геллы бился снаружи о стекло, но никак не мог влезть внутрь, и при этом удивлял всех двумя вещами:
– Одеждой только на голове в виду ушастой короны, напоминавшей - если кто видел раньше - сумку почтальонши Нюры - первой и последней любовницы Чон-Кина, - а в зубах письмо.
А также некоторые отмечали намерение задать насущный вопрос, но не было возможности отрыть рот.
– Скорее всего, какие-то новости, - как раз хотел сказать финдиректор Монсоро, который отлично его видел за спиной Машиниста, с серьезной улыбкой солдата с плаката, рассматривавшего не то, на что надо было посмотреть сзади, а картину маслом:
– Спереди.
Варенуха - Стоик, казалось, ничего не видел, так как сам себя сейчас считал:
– Пустым Местом, - как с ним было уже только раз в жизни, когда он встретился на перепутье с Товстоноговым в одном утреннем буфете, и понял:
– Тут возможно только одно из двух:
– Или он, или:
– Я.
– Но ничего не вышло: Товстоногов сел за тот же самый стол, заняв, таким образом:
– Всё имеющееся у него пространство.
Тут случилось тоже самое, что случилось на Тайной Вечере Леонардо да Винчи:
– Кто ее видел - мог видеть только одно мгновение: она тут же исчезала.
– Точнее, и скорее всего, думали схоласты:
– Наоборот, - исчезал сам наблюдатель.
– Недаром, - как объяснялось: