Мари Антильская. Книга первая
Шрифт:
— Я говорил вам, капитан, — заявил он, — что цифра в две сотни погибших, возможно, весьма близка к реальной. Впрочем, число их никак не может вызвать во мне ни малейшего удовлетворения, ибо я никак не в состоянии забыть, сударь, что все они мои соотечественники… Соотечественники, — добавил он, вздохнув, — которые, сами того не желая, против собственной воли и вопреки хранимой в сердцах верности королю и отечеству, оказались втянуты в борьбу за неправое дело, выступая на стороне мятежника!
При этих словах Пуэнси резко повернулся, показав наконец свое лицо.
На губах
— Я ведь и вправду запамятовал, генерал, — проговорил он издевательски сладким, но явно язвительным голосом, — что это своей верности нашему несчастному королю Людовику XIII вы и обязаны тем, что смогли вырваться из Бастилии, а если разобраться, то и всеми почестями, которыми вас ныне осыпали!
— Мне кажется, сударь, я уже имел честь объяснить вам, что попал в Бастилию, защищая свою честь. Свою верность же его величеству я никогда не подвергал даже малейшему сомнению…
Господин де Пуэнси с равнодушным видом махнул рукою.
— Во всяком случае, вы знаете, что такое тюрьма. Так что для вас не будет ничего нового в той участи, которая ждет вас теперь!
Генерал бросил на Уорнера вопрошающий взгляд, требуя объяснений. Но капитан сидел, опустив вниз голову. Он плюхнулся на свой стул и теперь вяло раскачивался на нем, будто разговор этот вовсе его и не касался.
Теперь Пуэнси обратился к Сент-Обену:
— Вот вам, капитан, предстоит тяжелая участь!
— О, что касается меня, — возразил тот, — я ведь старый солдат, так что вряд ли меня еще хоть чем-нибудь можно удивить! Я дрался с испанцами, с англичанами, с голландцами, а вот теперь мне только что довелось схватиться даже с французами! Я потерпел у этих островов два кораблекрушения, и меня не сожрали акулы… Так что у меня есть все основания надеяться, что я не достанусь им и на этот раз!..
— В темницах форта Бас-Тера очень сыро! — с явной угрозой в голосе произнес командор. — А харчи будут все более и более скудными, ибо, учитывая наше неповиновение, корабли из Франции уже более не будут снабжать нас продовольствием!
— Выходит, вы сами признаете, — вмешался тут Дюпарке, — что, дабы потешить свою гордыню, вы с легким сердцем обрекаете на голод все население острова?
Командор уставился своими маленькими глазками на Жака, словно внимательно изучая его. После довольно долгого и досконального осмотра продолжил, но уже совсем другим тоном:
— Сударь, я следил за всем, что вы делали на Мартинике. И должен признать, что вы были хорошим правителем. Не могу подвергнуть сомнению ни искренности вашего желания добиться процветания колонии, ни вашей неподкупной честности, вот почему мне тем более прискорбна та позиция, которую вы заняли в отношении моей персоны. Я никогда не причинял вам никакого зла! Я даже поддерживал вас, когда имел такую возможность, перед королем Людовиком XIII, разумеется, ни слова не говоря вам об этом… С другой стороны, вряд ли вы лучше меня знаете этого господина де Туаси, которого прислали к нам сюда дворцовые интриги! Так откуда же такая непримиримость? Отчего вы первым, даже прежде господина Уэля де Птипре, уж он-то питает ко мне неподдельную ненависть, подняли
— Я нахожусь на службе Регентству. Я думаю о наследнике престола, короле Людовике XIV. И уверен, что ничего невозможно сделать без повиновения короне!
— Иными словами, вы полагаете, что трудитесь во славу своего короля, и я тоже уверен, что служу ему верой и правдой. Господин же де Туаси, если ему суждено будет одержать верх, разрушит все, что было сделано хорошего на этих островах…
— А как насчет этих двух сотен убитых? — вскричал Уорнер. — Вы о них-то наконец поговорите или нет? Что это за праздные разговоры — король, Регентство, колонии, добро, зло и этот мерзавец де Туаси, которого я повешу на первом же суку, если он только посмеет снова приблизиться к Сент-Кристоферу? Вы бы лучше рассказали мне о своих потерях!..
— Господин командор сможет просветить вас на этот счет куда лучше меня, — проговорил Жак.
— Черт вас всех побери! — выругался англичанин. — Да в том-то все и дело, что он с вами вовсе даже не согласен! Он утверждает, будто вы, вы сами потеряли убитыми более шестидесяти ваших людей…
— Я не знал об этом… — заметил генерал. — А он, сколько же, в таком случае, потерял он сам?
— Да и десятка не наберется!
— В таком случае, я просто ошибся в своих оценках, вот и все! И по правде говоря, капитан, весьма рад этому…
— О God! Шестьдесят плюс десять! Получается всего семьдесят французов! Эй там, Коксон!.. Коксон! Да куда же запропастилась эта свинья приор?
Пуэнси прервал готового вот-вот раскипятиться англичанина.
— Капитан, — обратился он к нему, — так, значит, завтра я пришлю к вам конвой, чтобы сопроводить ко мне ваших пленников.
Он с победоносной улыбкой посмотрел на Жака и его кузена.
— Что поделаешь, — промолвил он, — в тюрьме английского форта сейчас совсем нет свободных мест. К моему великому сожалению, мне придется взять вас на свое содержание…
— Капитан! — вне себя от ярости воскликнул Дюпарке. — Как же ваше слово? Вы ведь дали мне слово, что не выдадите нас! Мы сами сдались, рассчитывая на ваше покровительство…
Гнев генерала, похоже, немало позабавил капитана Уорнера.
— Ошибся в оценке! — воскликнул он, держась за бока. — Но я уверен, что мой кузен де Пуэнсэ будет обращаться с вами как родной отец!
Пуэнси снова улыбнулся.
— Так оно и будет, — заверил он их. — Именно как родной отец… Я уже даже подыскал вам двух очаровательных тюремщиков, это мои племянники, Шарль и Гальбер де Пуэнси…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Мари поближе знакомится с Ивом Лефором, а Лефор лучше узнает Мари
— Мадам, — проговорила Жюли, — там Ив Лефор, он непременно хочет видеть вас.
Мари повернула на подушке голову и равнодушным взором обвела свою служанку. Она была в бледно-розовой ночной рубашке из тончайшей и нежнейшей материи, которая так плотно облегала ее тело, что на первый взгляд казалось, будто на ней и вовсе ничего не было надето. Шелк четко обрисовывал крепкую грудь, подчеркивал длинную линию бедер, изгибы талии, колен и икр.