Мари Антильская. Книга первая
Шрифт:
— Я уже вполне любезно спросил их об этом, капитан, — подтвердил приор. — А теперь пойду займусь вашим ромом и малагою…
Уорнер пожал плечами и жестом пригласил пленников войти.
Было очевидно, что он уже успел изрядно нализаться, рожа у него была совершенно пьяная. Он тяжело упал на один из стульев и с трудом удержал равновесие. В какой-то момент у Жака возникло впечатление, что он вот-вот заснет; тем не менее, сделав глубокий вздох, тот спросил:
— Так, значит, вас побили? Большие потери?
— Не могу сказать, нас разлучили… мы были отрезаны от своих войск…
Уорнер с силой
— Проклятые французы! — прорычал он. — Они убили двадцать два человека из моих солдат! И хорошо еще, что нам удалось вывезти хотя бы десять трупов из окрестностей Равин-Буийанта! Ваш командор де Пуэнсэ дорого мне за это заплатит… Ведь по договору, который мы с ним заключили, он должен возместить мне ущерб! А вы! Вы-то хоть как-нибудь ему насолили?
— Увы! — проговорил Жак. — Мы надеялись застигнуть его врасплох, но сами оказались в западне!
Уорнер сделал недовольную гримасу.
— Черт побери! — воскликнул он. — Скверная история — все это дело! Получается, из всех нас вышел сухим из воды один Пуэнсэ! Не скрою, мне было бы приятно, если бы вы сказали, что взорвали к чертям собачьим весь его форт! Да, здорово он меня проучил, но больше это у него не получится! Двадцать два трупа у нас, вы можете себе представить, генерал! А он, как вы думаете, у него-то какие потери?
Дюпарке принялся считать на пальцах.
— Я лично убил из пистолета одного из его людей…
— O God! [4] — выругался Уорнер. — Об этом он мне ни за что не расскажет. Уж я-то его знаю!..
— То же самое сделал и присутствующий здесь капитан Сент-Обен, мой кузен…
— Это уже двое! — подсчитал Уорнер, с силой похлопывая себя по ляжкам. — И это все? А что, интересно, все это время делали ваши солдаты?
— Мои солдаты, — ответил Жак, зная, что бесстыдно лжет, но догадываясь, что это послужит ему на пользу, — они не любят шума… Они предпочитали действовать саблей… Бог мой, я слышал столько криков умирающих, что затрудняюсь дать вам точную цифру! Но чтобы дать вам представление, думаю, сотня или пара сотен жертв были бы весьма недалеки от истины!
4
О Боже! (англ.)
Капитан вскочил с места, бросился к двери и изо всей силы, какую позволяли его легкие, заорал:
— Коксон! Коксон! У французов двести убитых! Целых двести!
Он вернулся на место, то и дело закатываясь радостным хохотом, нагибаясь вниз и крепко хлопая себя по животу и бокам, потом схватил обеими руками голову, чуть не смахнув свой парик в приступе дикого веселья.
Когда появился Коксон, радость его еще не улеглась.
— Двести покойников! — все повторял Уорнер, окончательно потеряв контроль над собой. — Только подумать, Коксон, двести этих поганых французских свиней! Это уже неплохой счет, ведь мы-то потеряли всего двадцать два!
Приор пожал плечами и отвернул свой взор от пьяницы.
— Сейчас вам подадут еду, — сообщил он. — Однако, надеюсь, прежде капитан предложит вам выпить вместе с ним по чарке вина…
— Черт меня побери! — закричал Уорнер. — Стаканы, Коксон, не забудьте стаканы! И ром с малагой! Двести французов! На двести гнусных пиратов меньше на этом добром старом острове Сент-Кристофер! Двести этих поганых псов, этих пожирателей лягушек, истреблены своими же, двумя из их чертова племени! И эти двое теперь у меня в руках! О God! И пусть после этого кто-нибудь скажет, что я не молодчина! Я возьму их с собой, чтобы уничтожить остальных! А Пуэнсэ мерзавец! Пусть ему отрубят голову! Коксон, наполните-ка нам чарки, и давайте выпьем за то, чтобы он был проклят, этот окаянный командор!
Приор подчинился. Привыкши видеть капитана в таком состоянии, он не испытывал ни малейшей потребности обмениваться понимающими взглядами с пленниками. Правда, и сам он отнюдь не преминул одним махом опустошить свою чарку, которую наполнил себе почти до краев.
Четверо мужчин чокнулись. Едва поднеся свою чарку к губам, Жак тут же отставил в сторону и, облокотясь на стол, с серьезным видом снова заговорил:
— Капитан, я прошу вас не забывать, что мы явились сюда по доброй воле, чтобы отдать себя под ваше покровительство.
— Черт побери! Да я и сам вижу, — ответил Уорнер, — раз вы оба здесь…
— Однако я сказал «под покровительство», — с настойчивостью повторил Жак.
Капитан сделал рукой жест, будто разгоняя застилавший ему глаза туман. До него дошло, что перед ним поставили какую-то задачу, но ему никак не удавалось уловить, в чем же ее смысл.
— Покровительство… — в свою очередь повторил он с испугом.
— Именно так, — проговорил генерал. — Предположим, мы не пришли бы сейчас к вам. Господин де Пуэнси продолжал бы тогда погоню за нами… На таком острове, как этот, со всеми его плодами, дичью и другими богатствами, можно спокойно жить месяцами, даже годами… Во всяком случае, дольше, чем осталось жить командору, который не сегодня-завтра взойдет на эшафот! Так что, не сдайся мы добровольно вам, капитан, Пуэнси продолжал бы погоню… Вот почему я прошу вас дать мне слово джентльмена, что вы не выдадите нас нашему врагу, пусть даже ценою предательства он и сделался вашим союзником!
Уорнер снова сотряс стол мощным ударом кулака и заорал:
— Да кто вам сказал, будто я собираюсь вас выдать?.. Да никогда, сударь, и речи быть не может!.. Капитан Уорнер честный порядочный джентльмен! Даю вам слово, господа!
Жак поднялся с места и с некоторой торжественностью произнес:
— При таком условии, сударь, мы с кузеном сдаем вам свое оружие.
Сент-Обен и Дюпарке одинаковыми движениями сняли с поясов пистолеты и положили их на стол.
Уорнер придвинул их к себе и принялся потухшим взором рассматривать.
— Доброе оружие! — тем не менее произнес он. — Только больно уж оно у вас тяжелое и неудобное… Коксон покажет вам, что у нас делают сейчас в Лондоне! Загляденье, ну, чистые игрушки!..
— Благодарю вас за вашу лояльность, — снова заговорил Дюпарке. — Мне было бы весьма неприятно встретиться лицом к лицу с изменником отечеству господином де Пуэнси…
— Я как раз сейчас его дожидаюсь… — сказал Уорнер. — Вы ведь сказали, две сотни убитых, не так ли? Коксон! Посмотрим, как он будет врать! Две сотни убитых!.. Мы поймаем его за руку! Ладно, Коксон, рому и малаги…