Мари Антильская. Книга первая
Шрифт:
— Приду непременно.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Встреча на рассвете
Все время, пока длилась эта сцена, Жак сохранял полное хладнокровие, ни на одно мгновение не утратив присутствия духа. Однако не успел исчезнуть виконт, как он не преминул заметить сострадание в глазах окружавших его людей.
Потом брат обнял его за плечи и встревоженно проговорил:
— Нет, Жак, вы не будете с ним драться! Это мой долг скрестить шпагу с Тюрло, ведь оскорбил он меня, а не вас!
Жак ничего не ответил. Он видел, как игроки один за другим отводят от него взгляды и медленно расходятся…
«Похоже, они уже считают меня покойником, — подумал он про себя. — Я для них более не существую. А может, таким манером они хотели показать мне, что на стороне виконта?»
Фуке уже успел собрать со стола монеты и, поделив их на три части, передать две из них игрокам.
— А это ваша доля, Водрок, — проговорил он, протягивая ему горсть монет.
Пьер замешкался, не зная, как поступить.
— Берите же, это ваши деньги! — уверенно приказал ему Дюпарке. — Право, такая щепетильность уже давно вышла из моды!
— Разумеется, — подтвердил президент и, обернувшись к Жаку, добавил: — Вы не станете драться, Дюпарке. Это нелепо. Я все улажу…
— И речи быть не может, сударь!
— Я сам поговорю с Тюрло…
Жак схватил старика за руку и с волнением проговорил:
— От души благодарю вас, сударь! Но покорнейше прошу не предпринимать никаких шагов…
В тот момент у стола появился и господин де Сент-Андре. Мари, бледная как полотно, опиралась на его руку.
— Желаю вам удачи, сударь, — заверил его старик.
В ответ Дюпарке отвесил поклон, а Сент-Андре обратился к Мари.
— Мы едем домой, — промолвил он.
Жак снова поклонился, на сей раз Мари. Во взгляде девушки он прочитал красноречивую мольбу беречь себя, и этот исполненный нежности взор опять возродил в нем надежду.
— Пожалуй, и нам пора… — обратился он к Водроку.
Они направились к дверям, миновали, портал и пошли по улице в сторону сквера. Ночь была светлой, воздух теплым и нежным. Они долго шли рядом, не произнося ни единого слова. Жак был спокоен и не терял присутствия духа. Пьера же терзали угрызения совести. Все вышло совсем не так, как ему думалось. Он надеялся, что сможет без труда разоблачить виконта, и тот, пойманный за руку, сгорая от стыда, тут же в полном замешательстве, не дожидаясь скандала, спешно покинет заведение. А вместо этого теперь брату его предстоит дуэль, и к тому же дуэль с одной из самых острых шпаг во всем королевстве. В сущности, можно сказать, что он станет виновником смерти Жака!
Когда они дошли до набережной Сены, Водрок наконец прервал молчание и воскликнул:
— Фуке прав! Вы не должны драться! Ведь если разобраться, то это вас оскорбили! Вы разоблачили вора! Справедливо ли, если вам суждено будет поплатиться за это своей собственной жизнью?!
Дюпарке едва слышно рассмеялся и заметил:
— Вы предвосхищаете события, братец… Не знаю, что думает сейчас Тюрло, но я пока еще вовсе не чувствую себя покойником!
— Но ведь Тюрло — очень грозный соперник!
— А вот это мы увидим часа через два…
Они уже были в нескольких шагах от Арбрисельской улицы и почти дошли до дома, когда Водрок снова заговорил:
— Нет, Жак, я буду драться вместо вас!
— И речи быть не может!
— Но я каждый день тренируюсь на шпагах, я вполне искусный фехтовальщик!
— Я тоже не хуже!
— Но я молод…
— Ваша молодость, Пьер, обязывает вас только к одному — повиноваться мне. У нас с Тюрло свои счеты. Единственное, на что я могу дать свое согласие, это на то, что, если уж судьба будет ко мне неблагосклонна, вы поднимете мою шпагу и вернетесь, чтобы снова скрестить ее с виконтом… Поспешим, мне бы хотелось еще немного отдохнуть перед дуэлью…
Когда они свернули на Арбрисельскую улицу, Жак вздрогнул, увидев перед их домом чью-то карету. Поначалу ему даже пришло в голову, что, может, Тюрло, куда меньше уверенный в себе, чем изображал на людях, задумал расправиться с ним под покровом ночи, но тотчас же отбросил эту мысль. А что, если виконта вдруг охватило раскаяние и он ждет их, чтобы представить свои извинения?
Мысль эта не вызвала в нем ни малейшей радости. Тюрло вел себя вызывающе, а после всего, что сорвалось тогда с его уст по поводу Мари, Жак не хотел упускать возможность скрестить шпаги.
Все так переменилось. Всего какой-то час назад Мари еще существовала отдельно от него, теперь же они были связаны обещанием: разве не призналась она ему, что предпочла бы его господину де Сент-Андре, разве уже нынче вечером не будет ждать его у мадам Бриго и разве он, Жак, не должен найти способ бежать вместе с нею?.. Но оскорбления Тюрло… он не мог забыть их! Нет, он должен отомстить за оскорбления, нанесенные чести Мари, как, впрочем, и его.
«Нынче вечером… — мечтал он. — Нынче вечером Мари станет моей…».
Но впереди еще был длинный день, к тому же для него он начинался с опасной дуэли.
— Вы заметили эту карету? — прервав его мысли, поинтересовался Водрок.
— Разумеется, заметил.
— Нет сомнений, что нас кто-то ждет. Кто бы это мог быть в столь поздний час?
— Это мы сейчас узнаем…
Когда они поравнялись с экипажем, дверца распахнулась, и оттуда показался человек, которого они поначалу не узнали.
Потом их окликнул голос, и Жаку показалось, что это президент Фуке.
— Ах, вот и вы, Дюпарке! А я уж было начал думать, не пропустил ли вашего возвращения. Мне надо срочно с вами поговорить… Пошли скорее, не будем терять времени.
Пьер уже отворил дверь. Оба посторонились, пропуская вперед президента, и тот, явно торопясь, решительно вошел в дом. Он тут же бросил на стул шляпу и повторил:
— Поспешим, нельзя терять ни минуты. Дюпарке, вы не станете драться нынче утром!
Неверно истолковав его слова, Жак с некоторым разочарованием поинтересовался: