Мари Антильская. Книга первая
Шрифт:
Все трое направились к монументальной арке, под которой можно было укрыться от утренней прохлады.
Уже занимался день, и восходящее солнце мало-помалу окрашивало монотонные сероватые тона предрассветных пейзажей, все четче становились контуры полуразвалившихся древних строений, однако по-прежнему было прохладно, и кавалер вместе с обоими братьями, несмотря на теплые плащи, дрожали от холода.
Пытаясь хоть как-то согреться, они принялись ходить взад-вперед, не испытывая при этом ни малейшего желания перемолвиться хоть словом.
На душе у Дюпарке было немного тревожно, но он не испытывал ни страха, ни дурных предчувствий. Что его волновало, так это возможные последствия дуэли. Ришелье категорически запретил подобные поединки, слишком уж редел от них цвет французского дворянства. Юные аристократы из самых родовитых семейств порой по самым ничтожным поводам то и дело обменивались ударами шпаг, которые нередко оказывались смертельными. Вот и приходилось теперь ретивым дуэлянтам прятаться от ночного дозора, полицейских ищеек и солдат, конных и пеших. Но не так-то просто было подолгу скрывать от людских глаз раненного — а тем более убитого — на дуэли. И тут в дело вмешивалась королевская полиция, а победителю — как, впрочем, и раненому — приходилось спешно удирать за границу, дабы избежать королевского гнева и правосудия.
Думая о близком поединке с Тюрло, Жак не питал ни малейших иллюзий, он знал, что они будут драться насмерть. Если Дюпарке убьет виконта, ему придется немедленно бежать. В противном же случае его брату, как, впрочем, и д’Ажийяру, грозят серьезные неприятности за то, что они согласились стать секундантами и в известном смысле оказались сообщниками убийства.
Кавалеру было явно не по себе. Хоть он и считался близким другом виконта, это не мешало ему питать уважение к семейству Диэлей, так что он ничуть не погрешил против истины, высказав сожаление, что оказался на стороне противника. К тому же он понятия не имел о причинах поединка, да так и не решился обратиться с этим вопросом к Жаку.
Уже совсем рассвело, когда вдали, у ограды, появился всадник — это был Тюрло, он направлялся в их сторону.
Оба брата нарочито отвернулись, выказывая ему свое презрение.
Резко дернув поводья, виконт остановил коня, ловко спрыгнул на землю и крикнул кавалеру:
— Привет, д’Ажийяр, и спасибо, что откликнулись на мою просьбу. Сожалею, что пришлось поднять вас нынче ночью с постели. Постараюсь уладить дело так, чтобы вы не потеряли слишком много времени.
— Я не спешу… — ответил кавалер. — Думаю, и Дюпарке тоже…
Жак резко обернулся.
— А вот тут вы глубоко заблуждаетесь, — возразил он. — У меня сегодня много встреч. И чем скорее мы покончим с этим делом, тем лучше…
Тюрло расстегнул плащ, положил его на камень; на лице, как всегда, играла скверная фатовская ухмылочка. Потом насмешливо бросил через плечо:
— Вам не стоило назначать встреч, на которые, возможно, вы уже не сможете прийти…
Не удостоив его ответом, Жак лишь пожал плечами.
Потом отошел немного в сторону и обнажил шпагу. Она засверкала на солнце. Он несколько раз согнул ее рукой, проверяя гибкость клинка, тот упруго распрямлялся, слегка вибрируя и издавая едва слышный дрожащий звук. Тюрло то и дело бросал взгляд в его сторону, по-прежнему не расставаясь со своей пренебрежительной ухмылкой. Он разминался, заботясь об упругости своих мышц. Спустил на икры высокие сапоги и, расстегнув камзол, скинул его и протянул д’Ажийяру. Теперь он остался в одной шелковой рубашке, украшенной искусной вышивкой и отделанной тончайшими кружевами. Воротник ее был широко распахнут, и Жак мог видеть, как под обильной темной порослью играют мощные мускулы.
Виконт слегка поежился. Потом расхохотался и заметил:
— Вы правы, Дюпарке, нам лучше поторопиться… Но вовсе не вам в угоду, просто я что-то начинаю замерзать… — Потом с издевкой добавил: — А уж вы-то, Дюпарке, не пройдет и часа, и вовсе застынете!
Он тоже вынул из ножен свою шпагу. Как и Жак, проверил гибкость клинка, упершись им в носок своего сапога.
Жак по-прежнему хранил молчание. Он был готов к поединку и лишь ждал сигнала, чтобы скрестить шпаги.
Внезапно перед глазами возник образ Мари, с бриллиантами на шее, с оттененными пудрой тонкими чертами прелестного лица.
Мгновенной вспышкою пронеслась мысль о встрече, что назначил он ей нынче же вечером в игорном заведении на Медвежьей улице; вспомнился ее выразительный, красноречивей всяких слов взгляд, когда она узнала о вызове виконта.
Горло вдруг сдавило от непереносимой тревоги. Но это не был страх. Нет, Жак не боялся смерти. Единственное, что страшило его в эту минуту, — угроза, что он может не сдержать своего слова. Ведь если он будет не в состоянии прийти в игорный дом, что тогда подумает о нем Мари? Увидит ли он ее когда-нибудь снова? Как скоро она его забудет? И если ему не удастся вмешаться, выйдет ли все-таки замуж за своего престарелого жениха?
Но через мгновение все мысли его были уже сосредоточены на одном: убить человека, который стоял перед ним, ухмыляясь в лицо.
Посовещавшись между собою вполголоса, д’Ажийяр с Водроком уже пришли к согласию относительно всех деталей ведения поединка. Кавалер оставил Пьера и, направившись в сторону Жака, остановился лицом к нему между двумя врагами. Словно во сне, донеслось до Дюпарке, как тот хлопнул в ладоши и крикнул:
— Защищайтесь, господа!
И почти тотчас же две шпаги скрестились.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Видит око, да зуб неймет
Жак Лешено де Сент-Андре владел роскошным особняком подле ворот Сен-Мишель. Шикарный дом был битком набит всякими дорогими вещами и безделушками, привезенными со всех концов света и приобретенными благодаря немалым доходам, которые давала ему должность генерального откупщика.
Он умудрялся найти общий язык даже С такими корсарами, как небезызвестный Юрбен де Руасси, сопровождавший на Наветренные острова самого д’Эснамбюка. Ему удалось купить у него золотые и серебряные вещицы, что Испания по-прежнему вывозила из Мексики, Перу и Венесуэлы. Он поддерживал связи с наиболее влиятельными купцами богатого города Кадикса, который, благодаря своему исключительному расположению, стал центром спекуляции американским золотом и к тому же настоящим логовом контрабандистов. Там встречались авантюристы всех мастей и со всего континента. Пытаясь помешать разгулу контрабанды, власти города ужесточили надзор, но таможенники очень быстро снюхались с контрабандистами, действуя с помощью посредников, превративших свои полезные, хоть и противозаконные, услуги в настоящее ремесло. Эти «контрабандисты-посредники» не брезговали даже тем, что сами доставляли товар на борт судна, дабы уберечь покупателей от чрезмерного риска. Те же, кто отказывался пользоваться услугами этих посредников, подвергались тяжелым таможенным штрафам, а порой и полной конфискации товара.
Сент-Андре имел дело и с купцами, и с посредниками, и даже с испанскими корсарами. Состояние его оценивалось в весьма кругленькую сумму. Но этого было мало, чтобы удовлетворить его неуемное тщеславие.
Пока карета везла Сент-Андре и его невесту из игорного дома, что на Медвежьей улице, к особняку возле ворот Сен-Мишель, Мари не проронила ни единого слова.
Весь этот вечер казался ей каким-то наваждением. Разве можно было вообразить себе что-нибудь более странное, более неправдоподобное, чем эта случайная встреча с Жаком Дюпарке?..