Мари Антильская. Книга первая
Шрифт:
Она вздрогнула. Он и впрямь намерен на всю жизнь связать с нею свою судьбу. Она только что по-настоящему осознала, что он ничего не сможет сделать, если ее не будет рядом, и отныне все, что связано с Жаком, с Мартиникой, с окрестными колониями, будет зависеть от нее…
Он просил стать его двойником, стать им самим. Стать его единомышленницей в делах такого размаха, какого она еще не могла в полной мере себе представить; однако она не считала себя вправе отказаться от этой миссии, хоть и понятия пока не имела, каким манером сможет взяться за это дело, чтобы не обмануть ожиданий Жака.
— Жак, — проговорила она, — я ведь уже сказала, что хочу принадлежать вам… Я хочу быть вашей вся, полностью и безраздельно, когда вы захотите и как вы захотите!
— Что ж, тогда все в порядке! — произнес он все тем же серьезным тоном. — Мари, если вы и вправду готовы думать, как я, помогать мне своими советами, своим даром предвидения, если вы хотите стать мне помощницей, короче говоря, если вы согласны стать моим вторым «я», то, обещаю вам, вместе мы сможем совершить великие дела!..
Она взирала на него с восхищением, в замешательстве, но не сомневаясь в правильности своего решения.
После минутного молчания он заговорил снова:
— И, поверьте, в сравнении с тем, что нам суждено свершить, господин де Сент-Андре — это такая ничтожная малость! Он даже не стоит того, чтобы им заниматься…
Взгляд Дюпарке сделался каким-то отсутствующим. Мари не могла догадаться, в какие мечты он погружен. Но она не сомневалась в нем. Она говорила себе, что, вдохновленная его страстью, она могла бы одна осуществить то, что не удастся сделать ему, если уж ей не суждено будет делать это ради него и вместе с ним.
Некоторое время они ехали безмолвно, потом вдруг, когда из-за зелени стала уже проглядывать крыша какого-то строения, Жак повернулся к Мари и неожиданно сказал:
— Сегодня я собираюсь показать вам, просто чтобы вы могли себе представить, что я намерен осуществить прежде всего для вас и ради вас. Все остальное приложится. Можете мне довериться…
Едва выехав на плато, окружавшее со всех сторон холм, они сразу же увидели живую изгородь из разного рода кактусов, олунций, алоэ, которые, перемежаясь с бугенвиллиями, опоясывали имение колониста Драсле.
Широкая аллея, обсаженная кокосовыми и королевскими пальмами, вела к самому дому. Но не успели они углубиться под пальмовую сень, как до них сразу же донесся заманчиво пахнущий дымок, который еще больше раздразнил и без того изрядно разыгравшийся аппетит.
Они уже так нарезвились, столько наговорились всерьез, что теперь ехали каждый во власти собственных раздумий.
Дразнящие ароматы отменной кухни вновь вернули Жаку утраченную было веселость.
— Дорогой друг мой, — обратился он к Мари, — надеюсь, господин Драсле не посчитался с расходами, чтобы принять вас как подобает. Мы лишили его нынче веселого праздника, приятного времяпровождения на рынке Сен-Пьера, но, надеюсь, стоит ему вас увидеть, он не будет слишком уж в большой обиде!
Не успели они доехать до середины аллеи, как увидели, что навстречу им спешат трое негров; они взяли под уздцы их лошадей и не без труда, раз уж таковы были хозяйские приказания, довели их вплоть до самых дверей дома, который избрал господин Сент-Андре для своей резиденции.
Это была обширная каменная постройка, вещь весьма редкая для Мартиники, где нет ни тесаного камня, ни людей, которые могли бы с ним работать. Господин Драсле явился на остров с честолюбивым замыслом построить себе дом именно на такой манер. А поскольку имел известные средства, то и удовлетворил свое желание даже еще прежде, чем заняться плантаторством.
Теперь господин Драсле вышел навстречу своим гостям. Мари сгорала от любопытства, ей ведь еще ни разу не представлялся случай увидеть настоящего плантатора в его собственных владениях.
Ему уже слегка перевалило за сорок. Он был впечатляюще высокого роста. В нем угадывалась недюжинная сила, хотя климат иссушил кожу, которая морщинистыми складками свисала со щек на дряблую шею, напоминая отвислые губы у известной породы сторожевых собак. Одежду Драсле перенял у моряков и охотников Сан-Доминго, в высшей степени удобную, чтобы пробираться по высоким травам саванны и колючим лесным кустарникам. Он был одет в просторную куртку из крашеного грубого полотна, которая завязывалась шнурком только у ворота с глубоким вырезом, и в некое подобие коротких штанов, сшитых из той же самой материи, весьма широких у голени и стянутых на талии с помощью зеленого кожаного ремня. Ноги были обуты в кожу, содранную с двух свиных ножек, с коленными сочленениями вместо каблука. Концы были завязаны шнурками, и кожа охватывала ноги вплоть до икр наподобие сапог. На голове была шляпа из соломки, в которую были вплетены так называемые бакуа — некое подобие пальмовых веток, чьи широкие крылья полностью затеняли ему лицо. Он с простодушной скромностью обнажил голову перед юной дамой и губернатором.
— Добро пожаловать тем, кто оказал честь своим присутствием моему скромному жилищу! — приветствовал он. — Надеюсь, вы не пожалеете о часах, которые вам предстоит провести здесь…
Он бесцеремонно оттолкнул прочь негра, который держал под уздцы лошадь мадам де Сент-Андре, и помог Мари спешиться. Она ступила своей маленькой ножкой на подставленную широкую ладонь и не успела слезть с седла, как он тут же подхватил ее за талию и без всяких усилий поставил на землю. Жак спрыгнул сам, без посторонней помощи и направился в сторону колониста, разглядывая окрестности.
Дом, словно перед занавесом, вырисовывался на фоне бамбуковых зарослей и весь был построен из камня, кроме крытой галереи, сделанной в форме навеса, окружавшей его со всех сторон и бывшей в отличие от остального деревянной.
Сквозь окна виднелась внушительных размеров столовая. Стол был уже накрыт.
— Итак, любезнейший Драсле, — проговорил Жак, — говорят, вы решили уступить свой дом? Неужели вам нисколько не жаль с ним расставаться?
Колонист пожал плечами и сделал недовольную гримасу.
— Что поделаешь! — сказал он. — Все равно ведь на Мартинике теперь не жизнь. Я уже не в том возрасте, чтобы то и дело сажать, вместо того чтобы собирать урожай… Эти порядки, что ввела теперь компания… собираешь свое зерно, а толку, что от сорной травы… Вот потому, — добавил он, — я и подумал, какая удача, что моим домом вдруг заинтересовался сам господин генеральный откупщик. Я продаю ему дом, а за это он достает для меня концессию на Мари-Галант, там ведь еще не действуют те драконовские меры, которые ввела компания здесь.