Мария Антуанетта
Шрифт:
Эта публикация полностью меняет представление о женщине, до сих пор считавшейся крайне легкомысленной; раскрывается величественная и чреватая опасностями драма души, идиллия в тени королевского замка и гильотины, один из тех потрясающих и столь невероятных романов, что на создание их решается одна лишь история: двое людей, королева Франции и чужеземец, незначительный юнкер–северянин, охвачены горячей любовью, но ради долга и осторожности обязаны в страхе хранить свою тайну, вынуждены постоянно разлучаться, непрерывно страстно стремясь воссоединиться, вернуться друг к другу из столь далеких друг другу миров. А за судьбой этих двух людей – гибнущий мир, апокалипсическое время – пылающий лист истории, волнующий тем более, что наполовину стёртые и искажённые шифры и знаки позволяют лишь постепенно разгадать всю правду о минувших событиях.
***
Эта большая любовная драма начинается отнюдь не помпезно, а совсем в стиле своего времени, в стиле рококо: её пролог словно списан с "Фобласа". Юношу, сына шведского сенатора, обладателя старинного аристократического имени, пятнадцатилетним в сопровождении домашнего учителя посылают на три года за границу. И теперь это не худший метод воспитания светского молодого человека. В Германии Ганс Аксель изучает общеобразовательные предметы и военное дело, в Италии – медицину и музыку. В Женеве он наносит непременный в те времена визит мудрой пифии, господину Вольтеру, который любезно принимает его, укутав своё высохшее, лёгкое как перышко,
Помимо аристократического происхождения, личного обаяния, известной практичности, большого состояния и ореола иностранца юный Аксель Ферзен ещё и поразительно красив. Стройный, широкоплечий, с хорошо развитой мускулатурой, он мужествен, как большинство скандинавов, и при этом не массивен, не груб. Нескрываемую симпатию вызывает на портретах его открытое лицо с правильными чертами, с ясными глазами, над которыми, словно ятаганы, выгибаются поразительно чёрные брови. Крутой лоб, тёплый, чувственный рот, умеющий, как это покажет время, безупречно молчать. По портретам можно понять, что такого человека любит настоящая женщина и, более того, она спокойно может положиться на него. Правда, немногие хвалят Ферзена как интересного рассказчика, как homme d'esprit [138] , как особо занимательного собеседника, но с его суховатой и прозаической интеллектуальностью связаны человеческая прямота и естественный такт. Уже в 1774 году шведский посланник с гордостью может сообщить королю Густаву: "Из всех шведов, побывавших здесь за моё время, именно его особенно хорошо приняли в высшем свете".
138
Правда, немногие хвалят Ферзена как интересного рассказчика, как homme d'esprit, как особо занимательного собеседника, но с его суховатой и прозаической интеллектуальностью связаны человеческая прямота и естественный такт.
homme d'esprit– Остроумного человека (фр.).
К тому же этот молодой кавалер отнюдь не угрюмый человек, не брюзга, дамы превозносят его coeur de feu [139] под покровом льда; во Франции он не забывает развлекаться, прилежно посещает все придворные балы, все балы высшего света. И вот однажды происходит нечто удивительное. Вечером 30 января 1774 года на балу в Опере, там, где свет встречается с полусветом, к нему подходит необыкновенно окрылённой поступью подчёркнуто строго и элегантно одетая стройная молодая женщина с тонкой талией и под защитой бархатной маски завязывает с ним галантный разговор. Польщённый тем, что его заметили, довольный Ферзен с живостью вступает в беседу, находит свою агрессивную партнёршу пикантной и занимательной и, возможно, уже начинает питать некоторые надежды на приятную ночь. Но вдруг он замечает, что некоторые дамы и господа с любопытством перешёптываются и постепенно собираются вокруг них, он видит себя и эту даму в маске в центре всевозрастающего внимания. Наконец, когда ситуация становится уже неприятной, галантная интриганка снимает маску. Это Мария Антуанетта (неслыханный случай в анналах двора), престолонаследница Франции, вновь оставила печальное брачное ложе своего вялого супруга и уехала на бал, где в игривой беседе развлекается с незнакомым кавалером. Придворные дамы, стремясь смягчить остроту положения, пытаются притушить слишком большое внимание, оказываемое дофиной шведу. Они тотчас же окружают экстравагантную беглянку и уводят её обратно в ложу.
139
К тому же этот молодой кавалер отнюдь не угрюмый человек, не брюзга, дамы превозносят его coeur de feu под покровом льда...
coeur de feu– Горячее сердце (фр.).
Но может ли что–нибудь остаться тайной в этом болтливом Версале? Все шепчутся и дивятся развлечениям дофины, столь противоречащим правилам этикета. Возможно, уже завтра раздосадованный посланник Мерси пожалуется Марии Терезии, а из Шенбрунна со спешным курьером будет оправлено одно из тех горьких писем к tête a vent [140] – к ветренице–дочери, которой следует наконец оставить эти неуместные dissipations [141] , перестать общаться со всяким сбродом на этих проклятых маскарадах. Но Мария Антуанетта делает то, что желает: молодой человек понравился ей; она дала ему это понять. С того вечера юношу, положение которого в обществе не столь уж значительно, принимают на придворных балах с особой приветливостью. Не тогда ли, при таком многообещающем знакомстве, возникла взаимная симпатия двух молодых людей? Трудно сказать. Во всяком случае, великое событие прерывает этот безусловно наивный – флирт, ибо маленькая принцесса в одну ночь – со смертью Людовика XV – становится королевой Франции. Двумя днями позже – не посоветовал ли ему кто–нибудь так поступить? – Ганс Аксель Ферзен возвращается в Швецию.
140
Возможно, уже завтра раздосадованный посланник Мерси пожалуется Марии Терезии, а из Шенбрунна со спешным курьером будет оправлено одно из тех горьких писем к tête a vent – к ветренице–дочери, которой следует наконец оставить эти неуместные dissipations, перестать общаться со всяким сбродом на этих проклятых маскарадах.
tête a vent– Дословно: ветреная голова (фр.).
dissipations– Здесь: развлечения (фр.).
141
Возможно, уже завтра раздосадованный посланник Мерси пожалуется Марии Терезии, а из Шенбрунна со спешным курьером будет оправлено одно из тех горьких писем к tête a vent – к ветренице–дочери, которой следует наконец оставить эти неуместные dissipations, перестать общаться со всяким сбродом на этих проклятых маскарадах.
tête a vent– Дословно: ветреная голова (фр.).
dissipations– Здесь: развлечения (фр.).
Конец первого акта. Этот акт не более чем галантное введение, пролог пьесы. Двое восемнадцатилетних встретились и понравились друг другу, voila tout [142] ; в переводе на современный язык – дружба на уроке танцев, гимназический флирт. Ничего значительного ещё не произошло, глубинные пласты чувств ещё не затронуты.
***
Второй акт: спустя четыре года, в 1778 году, Ферзен вновь приезжает во Францию. Отец послал двадцатидвухлетнего молодого человека добыть богатую невесту; либо барышню Рейель в Лондоне, либо барышню Неккер, дочку женевского банкира, получившую позже мировую известность как мадам де Сталь. Но Аксель не испытывает особого влечения к супружеству, и скоро станет ясно почему. Едва явившись в Париж, молодой дворянин в парадной одежде представляется ко двору. Узнают ли его ещё? Вспомнит ли его кто–нибудь? Угрюмо кивает головой король, равнодушно смотрят другие на незначительного иностранца, никто не обращается к нему с приветливым словом. Лишь королева, едва заметив его, радостно восклицает: "Ah, c'est une vieille connaissance!" (Ах, это старое знакомство!).
142
Двое восемнадцатилетних встретились и понравились друг другу, voila tout ...
voila tout– Вот, собственно, и всё (фр.).
Нет, она не забыла его, своего прекрасного северного кавалера, тотчас же вновь вспыхивает её интерес к нему – это не мимолётное увлечение! Она приглашает Ферзена в своё общество, она осыпает его любезностями. Точно так же как при их первой встрече на балу в опере, Мария Антуанетта делает первый шаг. Вскоре Ферзен уже может сообщить своему отцу: "Королева, самая любезная из известных мне государынь, соблаговолила осведомиться обо мне. Она спросила Кройца, почему я не принял участия в её воскресной карточной игре, а услышав, что я однажды явился в день, когда приём был отменён, выразила сожаление и извинилась передо мной". "Поразительная благосклонность к мальчику", если попытаться выразиться словами Гёте, – эта высокомерная женщина, не отвечавшая даже герцогиням на поклоны, семь лет не удостаивавшая кивком головы кардинала Рогана, четыре года – мадам Дюбарри, извиняется перед незначительным приезжим дворянином за то, что он однажды напрасно явился в Версаль. "Каждый раз, когда я свидетельствую ей своё почтение во время карточной игры, она говорит со мной", – несколькими днями позже сообщает молодой кавалер своему отцу. Вопреки всем предписаниям этикета "самая любезная из государынь" просит молодого человека появиться в Версале в форме шведского офицера; она непременно желает – каприз влюблённой посмотреть, как он будет выглядеть в этой необычной для неё одежде. Само собой разумеется, beau Axel [143] исполняет это желание. Старая игра возобновляется.
143
Само собой разумеется, beau Axel исполняет это желание.
beau Axel– Прекрасный Аксель (фр.).
Но не совсем так; на этот раз игра становится опасной для королевы, за которой двор неусыпно следит, не спуская с неё тысячи глаз. Марии Антуанетте следовало бы быть теперь осторожнее, она больше уже не маленькая восемнадцатилетняя принцесса, оплошности которой можно извинить детскостью или наивностью, а королева Франции. Но её кровь заговорила. Наконец, после семи ужасных лет, неловкому супругу Людовику XVI удалось выполнить супружеские обязанности. Королева стала женщиной. Но что должна испытывать эта тонко чувствующая женщина, достигшая полного расцвета своей красоты, сравнивая этого толстяка со своим молодым сияющим любимцем! Сама не подозревая этого, впервые страстно влюблённая, она выдаёт свои чувства к Ферзену всем любопытным, окружающим её, выдаёт любезностями, которыми осыпает его, повышенным вниманием к нему и прежде всего тем замешательством, которое испытывает в его присутствии. И сейчас, как это свойственно Марии Антуанетте, человечески едва ли не самая симпатичная черта её характера обращается против неё, становится для неё опасной: в симпатии и антипатии она притворяться не может.
Одна придворная дама утверждает, что она совершенно отчётливо заметила, как при неожиданном появлении Ферзена королева в сладостном испуге начала дрожать. В другой раз, когда королева, сидя за фортепиано, пела арию Дидоны, при словах "Ah, que je fus bien inspiree, quand je vous recus dans ma cour" [144] она перед всем двором мечтательно–нежно обратила свои обычно холодные голубые глаза на тайного (а теперь уже более нетайного) избранника своего сердца. Начинаются толки и пересуды. Вскоре всё придворное общество, для которого интимности королевского дома являются событиями мировой важности, с пылким сладострастием следит за влюблёнными: возьмёт ли она его себе в любовники, как и когда? Её чувства настолько явны, что у окружающих не вызывают никакого сомнения, лишь она одна ещё не понимает этого. Имей Ферзен довольно смелости или будь он настолько легкомыслен, чтобы потребовать от юной королевы любого, даже самого последнего доказательства своего расположения к нему, он немедленно получил бы его.
144
В другой раз, когда королева, сидя за фортепиано, пела арию Дидоны, при словах "Ah, que je fus bien inspiree, quand je vous recus dans ma cour" она перед всем двором мечтательно–нежно обратила свои обычно холодные голубые глаза на тайного (а теперь уже более нетайного) избранника своего сердца.
Ah, que je fus bien inspiree, quand je vous recus dans ma cour– Ах, по вдохновению свыше я приняла вас при своём дворе (фр.).
Но Ферзен – швед, настоящий мужчина и цельный характер: у северян сильная склонность к романтическому может сосуществовать со спокойным и трезвым рассудком. Он сразу замечает всю двусмысленность ситуации. Королева неравнодушна к нему, никто лучше его не знает этого. Но как бы он ни любил, ни уважал эту молодую, очаровательную женщину, его порядочности претит фривольное злоупотребление этими чувствами, он не может сделать королеву объектом сплетен. Открытая любовная связь вызвала бы беспримерный скандал: ведь даже платоническими знаками внимания, выказанными ему, Мария Антуанетта весьма сильно скомпрометировала себя. С другой стороны, для роли Иосифа Прекрасного, целомудренно и холодно отклоняющего выражения благосклонности молодой, красивой и любимой женщины, Ферзен чувствует себя слишком молодым и пылким. И тут этот чудесный человек совершает самое благородное, что может сделать в таком деликатном положении мужчина, – он добровольно воздвигает препятствие между собой и находящейся в опасности женщиной: он быстро уезжает за тысячу миль – в Америку – адъютантом Лафайета. Он рвёт нить прежде, чем неизбежно и трагически запутаться.