Мария
Шрифт:
– Нет.
– Молния, которая, разодрав тучи, падает на вершину баобаба и обрывает его ветви, как увядшие цветы с тонкого стебелька; звезды, украшающие небо, подобно агатам и жемчугу на твоем платье; луна, на которую ты любишь смотреть, покоясь в моих объятиях; солнце, ласкающее твою кожу, отраженное в твоих глазах, солнце, перед которым огонь наших жертвенников подобен мерцанию светлячка, все это – творение единого бога. Он не хочет, чтобы я любил другую женщину, кроме тебя; он велит мне возлюбить тебя, как самого себя. Он хочет, чтобы я смеялся, если смеешься ты, плакал, если ты плачешь, чтобы
Най, обвив руками плечи Синара, не сводила с него нежного, самозабвенного взгляда – никогда еще ее любимый не был так прекрасен. Прижав Най к груди, Синар горячо поцеловал ее в губы.
– Так сказал мне чужеземец и велел научить тебя. Его бог станет нашим богом.
– Да, да, – обнимая возлюбленного, ответила Най. – А после него твоей единственной любовью буду я.
Глава XLII
Где Синар? Почему он не с нами?
В тот день, когда вождь комбуманесов повелел начать торжественные празднества по случаю свадьбы Синара, с первыми лучами солнца миссионер, Синар и Най тайком от всех спустились на берег Гамбии. Отыскав укромное место, миссионер обратился к молодым с такой речью:
– Бог, любить которого я научил вас, бог, которому будут поклоняться ваши дети, превратит в храм сень этих пальм, скрывающую нас от людского взора; в этот миг он взирает на вас. Помолимся ему, да пошлет он вам свое благословение.
Выйдя вместе с нареченными на берег реки, священник медленно и торжественно прочел молитву, а они повторили ее, преклонив колени. Затем, окропив их головы водой, он совершил обряд крещения.
Некоторое время священник горячо молился, потом велел Синару и Най подать друг другу руки и, прежде чем благословить их, произнес слова, которые Най запомнила на всю жизнь.
Последнюю ночь празднества все знатные люди племени пировали и веселились в доме Магмау. Гости надели самые роскошные одежды и драгоценности. Магмау выделялся среди воинов могучим ростом и пышностью наряда, а Най затмила своей красотой и прелестью всех самых прекрасных жен и рабынь комбуманесов. Факелы из ароматической смолы, вставленные в черепа камбесов, убитых в бою рукой Магмау, освещали просторные покои. Едва смолкал гром воинственной музыки, ее сменял томный и нежный перезвон лир. Крепкие одурманивающие напитки лились рекой, и гостей одного за другим одолевал глубокий сон. Сбежав от шумного застолья, Синар прилег отдохнуть в своих покоях, а Най, сидя рядом, обмахивала его опахалом из страусовых перьев.
Внезапно в лесу раздались выстрелы, они все приближались к дому Магмау. Громовым голосом призвал Магмау Синара, и тот, схватив саблю, бросился на зов. Най обняла мужа, Магмау крикнул ему:
– Камбесы!.. Они идут сюда!.. – Тщетно пытался он растолкать и поднять отважных воинов – в беспробудном сне они лежали на подушках и на полу. – Все будут убиты!
Немногим удалось встать на ноги, остальные так и не проснулись.
Звон оружия и воинственные клики приближались. В конце селения, у берегов реки, уже пылали подожженные хижины, и багровое зарево
Магмау и Синар, не внимая воплям женщин и мольбам Най, бросились в самую гущу боя, а беспорядочные толпы воинов бежали к дому вождя ашанти, хриплыми криками призывая его и Синара. Все вместе они пытались обороняться, укрепив входы в жилище Магмау, но тщетно – не помогло и мужество чужеземных вождей, которые отчаянно сражались и воодушевляли воинов комбуманесов.
Пуля пронзила сердце Магмау, и он рухнул наземь. Немногие из его товарищей избежали такой же участи. Синар бился до конца, бесстрашно защищая Най и собственную жизнь, пока полководец камбесов, подняв в правой руке окровавленную голову французского миссионера, не крикнул ему:
– Сдавайся – и я сохраню тебе жизнь!
Тогда Най протянула руки, чтобы этот воин связал их. Она знала, какая судьба ее ждет. Распростершись перед победителем, она сказала:
– Не убивай Синара, я – твоя раба.
Но Синар упал, раненный ударом сабли в голову, и его связали так же, как ее.
Свирепые победители ворвались в дом. Утолив наконец жажду крови, они принялись вязать пленных и грабить.
Отважные комбуманесы заснули во время пира и не проснулись вовсе… или проснулись рабами.
И вот теперь уже не победители и побежденные, а хозяева и рабы вышли на берег Гамбии. В ее водах отражались вспышки догорающего пожара. Камбесы торопились посадить в каноэ множество захваченных пленников. Но лодки еще не успели отчалить, как раздался оглушительный ружейный залп: отряд комбуманесов, хотя я поздно вступив в бой, настиг последние каноэ отплывающих врагов, и тела их всплыли на поверхность вод.
Занимался рассвет, когда пироги победителей причалили к правому берегу. Часть воинов осталась в лодках, другие высадили на землю пленников и повели под охраной в глубь леса, туда же отходили после битвы боевые отряды.
За все долгие часы пути к берегу моря Най ни разу не позволили подойти к Синару, и он видел, как слезы непрестанно струились по ее лицу.
Через два дня, ранним утром, когда солнце еще не прогнало последние ночные тени, Най и других пленников привели на побережье. Накануне ее разлучили с супругом. Несколько вытащенных на берег каноэ поджидали пленников, а далеко в море, вздымавшемся под порывами свежего ветра, белели паруса бригантины.
– Где Синар? Почему он не с нами? – спросила Най у одного из вождей, друзей по несчастью, шагнув вслед за ним в пирогу.
– Его отправили вчера, – отвечал тот, – наверное, он на паруснике.
Попав на бригантину, Най пытается отыскать Синара среди пленников, которыми забит весь трюм. Зовет его, – никто не отвечает. Снова и снова озирается вокруг. Имя возлюбленного с рыданиями вырывается из ее груди, и она замертво падает на голые доски.
Очнулась она от ужасного, подорвавшего последние ее силы забытья на палубе бригантины, а вокруг расстилалась лишь туманная морская даль. Най даже не простилась с родными горами.