Мария
Шрифт:
В это время у Сардика остановился на отдых перед нелегким плаванием по Атрато молодой англичанин, возвращавшийся с Антильских островов в горные края Новой Гранады. Вместе с ним приехала прелестная трехлетняя девчурка, он, по-видимому, очень любил ее. Это были мой отец и Эстер, которая только начинала привыкать к своему новому имени Мария.
Най поняла, что у девочки нет матери, и. почувствовала к ней особенно нежную любовь. Мой отец сначала боялся доверять ребенка негритянке, хотя Мария оживлялась, только сидя на руках у рабыни или играя с ее сыном. Но Габриэла успокоила
36
Закон, принятый в 1821 году, не отменял рабства вообще, а только запрещал ввоз новых рабов.
Тем временем в доме Сардика появился некий североамериканец. Он возвращался на родину, продав в Ситара привезенный им груз муки, и для продолжения своего пути поджидал прибытия в порт судов из Картахены, на которых должны были также прийти товары для моего отца. Най сразу понравилась этому янки, и он сказал за обедом Уильяму, что хотел бы увезти с собой хорошую рабыню в подарок жене. Ему предложили Най, и американец, проторговавшись целый час, вручил ирландцу за рабыню сто пятьдесят золотых кастельяно.
Най узнала от Габриэлы, что она продана, а жалкая кучка золота, которую белые взвешивали у нее на глазах, и была назначенной за нее платой. Она лишь горько усмехнулась при мысли, что ее выменяли на горсть золота. Габриэла не скрыла, что в той стране, куда увезут Най, сын ее будет рабом.
Най ничем не выдала себя, но вечером, перед заходом солнца, когда мой отец, держа за ручку Марию, гулял по берегу моря, она подошла к нему, прижимая к груди своего сына. Лицо рабыни выражало такую скорбь и такой неистовый гнев, что отец мой был потрясен. Упав перед ним на колени, она сказала на ломаном испанском языке:
– Я знаю, в той стране, куда меня увозят, мой сын будет рабом. Если ты не хочешь, чтобы я задушила его этой же ночью, купи меня – и я всю жизнь буду служить тебе и любить твою дочь.
Отец все уладил при помощи денег. Подписав с американцем новую купчую на весьма выгодных для того условиях, отец приписал к контракту несколько строк и протянул бумагу Габриэле, чтобы та прочла ее вслух для Най. В добавлении к купчей он отказывался от права собственности на Най и ее сына.
Янки, пораженный поступком англичанина, спросил:
– Не могу понять вашего поведения. Что выиграет эта негритянка, если станет свободной?
– Дело в том, – отвечал отец, – что мне нужна не рабыня, а няня, которая будет любить мою малютку.
И, посадив Марию на стол, за которым только что писал, он помог ей вручить бумагу Най, а сам
– Храни это всегда. Ты свободна и решай сама, хочешь ли ты остаться здесь или уехать и поселиться вместе с моей женой и детьми в том прекрасном краю, где все мы живем.
Най приняла вольную из рук Марии и, подняв девочку на руки, осыпала ее поцелуями. Потом взяла руку моего отца, прикоснулась к ней губами и, рыдая, поднесла ее к губам своего сына.
Так появились в доме моих родителей Фелисиана и Хуан Анхель.
Через три месяца Фелисиана снова похорошела и, примирившись, насколько возможно, со своей участью, жила уже вместе с нами. Мама ее полюбила и всегда относилась к ней с особой сердечностью и уважением.
Последнее время из-за своей болезни и потому, что она сама об этом попросила, Фелисиана жила в Санта-Р. и присматривала за садом и молочной фермой. Но самым любимым ее занятием было принимать отца и меня, когда мы приезжали с гор на равнину.
Еще детьми мы с Марией, бывало, в благодарность за любовь и доброту Фелисианы, ласкаясь, называли ее Най, но вскоре мы заметили, что звук этого имени вызывает в ней печаль. Однажды, сидя вечером у моей кроватки, она рассказала мне какую-то из своих фантастических сказок, а потом надолго умолкла, и мне показалось, что она плачет.
– О чем ты плачешь? – спросил я.
– Когда ты станешь мужчиной, – ласково и нежно проговорила она, – ты будешь много путешествовать и возьмешь с собой меня и Хуана Анхеля, правда?
– Да, да, – отвечал я с восторгом. – И мы поедем в страну, где живут прекрасные принцессы из твоих сказок… ты мне их покажешь… А как называется эта страна?
– Африка, – сказала Най.
Той ночью мне снились золотые дворцы и звуки волшебной музыки.
Глава XLIV
Уже стемнело, когда она испустила последний вздох
Священник причастил умирающую святых даров. Оставив у ее постели врача, я оседлал коня и поехал в селение подготовить все для похорон и отправить злосчастное письмо сеньору А.
Когда я вернулся, Фелисиана выглядела чуть-чуть бодрее, и у врача появилась легкая надежда. Фелисиана расспросила меня о каждом члене семьи и, назвав Марию, сказала:
– Увидеть бы мне ее перед смертью! Я попросила бы ее заботиться о моем сыне!..
И, как бы извиняясь передо мной за предпочтение, оказанное Марии, добавила:
– Если бы не эта девочка, что было бы с ним и со мной…
Ночь прошла для больной тяжело. На следующий день, в три часа, доктор вошел ко мне и сказал:
– Сегодня она умрет. Как звали ее мужа?
– Синар.
– Синар! Так вот в чем дело! Все время в бреду она произносила это имя.
Мне было не до того, чтобы рассказывать доктору трогательную историю Най, и я поспешил в ее комнату.
Доктор был прав: она умирала, и губы ее шептали все то же имя, которое ничего не означало ни для окружавших ее других служанок, ни даже для ее сына.
Я наклонился, чтобы она могла меня услышать.
– Най! Най!..
Она открыла уже угасающие глаза.