Марш авиаторов
Шрифт:
Шаланду подогнали к двери задом, причем между дверным порогом и кузовом осталось расстояние не меньше полуметра: Леха не разрешил подгонять машину к самолету ближе, чтобы не нарушать инструкцию "по подъезду спецтранспорта к воздушным судам". Я так понял - из вредности... Вовочка куда-то исчез: наверное, ушел помогать Ильину.
Интеллигентный сопровождающий, он же ученый-коммерсант, вместе с одиноким грузчиком начали перетаскивать ящики с пивом из шаланды в самолет, начиная устанавливать их от самой перегородки, за которой кабина пилотов. Ящиков было много, и они ставили их в четыре яруса. Погрузка шла медленно.
Я наблюдал за тем, как они,
Ученый-коммерсант, поднося новый ящик с пивом, каждый раз с интересом поглядывал на мой синяк, и мне казалось, что он хочет о чем-то меня спросить, но никак не решается ввиду своей интеллигентности: я просматривал газету, которую мне сунул Ильин. Наконец, поставив очередной ящик, он, слегка смутившись, произнес:
– Извините, можно мне вас спросить?
– Конечно, можно, - разрешил я.
– Понимаете... Грузчики пьяные... В лабузы... Не могли бы вы помочь нам, а то время идет... Я заплачу - не волнуйтесь...
А действительно: может, размяться? Его предложение показалось мне вполне подходящим, и я согласился.
– Помочь, конечно, можно, - сказал я, снял пальто и надел поверх кителя Лехину рабочую куртку.
Дело пошло веселее: я оказался тем недостающим звеном в цепочке, появление которого сразу же упорядочило несколько хаотичный процесс погрузки. Я встал у порога и передавал ящики, подносимые ученым-коммерсантом из шаланды похмельному грузчику, которому теперь никто не мешал ходить по самолету туда-сюда. Туда - по синусоиде, сюда - придерживаясь за борта лайнера, словно погрузка происходила в воздухе, причем в кучево-дождевой облачности. Работа шла довольно быстро, и скоро внутренность самолета стала напоминать складское помещение: по обоим бортам штабелями стояли ящики с бутылками, между которыми был узкий проход в кабину. Когда в шаланде оставалось несколько последних коробок с укропом, в зазор между краем кузова и дверью откуда-то снизу пролез Хурков.
Он заглянул в опустевший кузов шаланды, где стояли две коробки с укропом, одну из которых поднимал ученый-коммерсант, потом заглянул в самолет и, увидев заставленный коробками салон, попытался заглянуть внутрь прохода, но это у него не получилось, и тогда, строго посмотрев на меня, он спросил:
– Ну как?
– Заканчиваем, - ответил я бодро.
– Ну и рожа, - сказал он.
– Скоро?...
– Две минуты, - ответил я, и Хурков исчез.
Последняя коробка с укропом никуда не влезала, и ее поставили поперек прохода, перед туалетом. Шаланда уехала. Коммерсант-ученый-сопровождающий с облегчением вытер носовым платком мокрое лицо. Висевшая на его носу капля пота, не дождавшись платка, капнула ему на ботинок. Рядом с ним, облокотившись на коробки, застыл в ожидании гонорара молчаливый грузчик.
Я ушел в кабину. Следом за мной по проходу, стараясь не задеть ящики, шли летчики.
Подождав, пока все рассядутся по своим местам, ученый вытащил из ближайшего ящика две бутылки пива. На характерный звук от соприкоснувшегося стекла обернулся Леха, сидевший на своем откидном сиденье между пилотами. (Место второго пилота занял проверяющий, пилот-инструктор Мышкин, слева сидел командир. Вовочке места у штурвала не досталось, впрочем, он особо и не рвался и, как воспитанный человек, пропустил вперед более старших товарищей.) Пиво предназначалось, видимо, мне в качестве гонорара за помощь в погрузке, но, наткнувшись на угрюмый взгляд Лехи, ученый протянул бутылки ему, предложив: "Может, пивка?"
– Ты что - озверел?
– ответил Леха и повернулся к приборной доске.
– Может, вы?..
– Коммерсант-сопровождающий попытался поставить бутылки на мой столик перед радиостанцией.
– Спасибо, - отказался я, подумав: "Ну и ученый..." Догадавшись, что с глупостями сейчас лучше не приставать, он поставил бутылки обратно в ящик и тихо сел в кресло.
В кабину вошел Вовочка и остался стоять за спиной Лехи, ожидая запуска двигателей, выруливания и взлета. Взлетать, сидя в кресле для пассажиров, он, судя по всему, не собирался. "Ну и правильно", - подмигнул ему я, и он в ответ кивнул мне головой.
Мы запустили двигатели, подождали, пока они наберут нужные обороты, послушали информацию командира о маршруте полета, взлетном весе и количестве топлива, прочли "молитву", то есть ответили на вопросы контрольной карты, напечатанные на запаянном в прозрачный пластик листе бумаги - чтобы никто ничего не забыл включить или проверить. ("Двери, люки?" - читал я карту. Бортмеханик отвечал: "Закрыты". "Управление?" - "Расстопорено - свободно", отвечал пилот, сидевший справа, поочередно нажимая на педали, отчего руль направления, расположенный на киле, поворачивался то в одну, то в другую сторону, и затем вращая штурвал то влево, то вправо. "Расстопорено свободно", - отвечал командир, проделывая то же самое...)
Мы запросились на выруливание. Получили "добро" и вырулили на исполнительный старт. Пока рулили, получили разрешение на взлет и, притормаживая, свернули с рулежки на взлетно-посадочную полосу. Дав двигателям взлетный режим, покатили сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Штурман отсчитывал скорость:
– Сто двадцать... сто сорок... сто шестьдесят...
– Рубеж!
– Взлет продолжаем, - откликнулся командир.
– Подъем!
– скомандовал штурман.
Хурков потянул штурвал на себя, и самолет оторвался от земли.
Я сидел за спиной Хуркова, против направления полета, то есть задом наперед, и смотрел, как сливаются в один ряд стоявшие за полосой безопасности сосны. Вот они пошли вниз, звук двигателей стал звонче и веселее; земля закрыла собой весь иллюминатор: это командир, накренив, доворачивал самолет влево, выполняя маневр согласно схеме взлета. Вдруг самолет слегка тряхнуло, и земля в иллюминаторе исчезла: мы вошли в облачность. Я посмотрел на высотомер: двести метров, стрелка медленно ползла от цифры к цифре. Мы набирали высоту.
Через два часа полета мы вошли в зону Петрозаводска, и связь с их региональным центром начал вести Мышкин, которому все равно делать было нечего. Поэтому я решил выйти из кабины и выпить кружку чая.
Ученый-коммерсант дремал, сидя в кресле у иллюминатора. Хлопоты с грузом, видимо, его очень утомили, лицо было измученным, словно у него давно болел зуб и вот, наконец, немного отпустило...
Вовочка сидел рядом с ним, поперек кресла, приподняв подлокотник и выставив ноги в узкий проход. Перед ним стояла кастрюля, в которой белела очищенная картошка. Он брал картофелину из своей сумки, лежавшей под столиком, аккуратно срезал с нее кожуру перочинным ножом и опускал картофелину в кастрюлю. Кастрюля была большая: литра на три. Между его ног, на полу, лежал пластиковый пакет, в который он бросал очистки.