Мартовскіе дни 1917 года

Мельгунов Сергей Петрович

Мемуаристы противоположнаго лагеря с той же убдительностью доказывают легкую возможность разгрома революціи при наличности нкоторых условій, в дйствительности по тм или другим причинам не оказалось. "Революція побдила в 8 дней" потому, что страна как бы слилась в едином порыв и общности настроеній, — столичный бунт превратился во "всенародное движеніе", показавшее, что старый порядок был уже для Россіи политическим анахронизмом и тогда (посл завершенія переворота) в стихійности революціи начали усматривать гарантіи незыблемой ея прочности (рчь Гучкова 8 марта у промышленников).

В историческом аспект можно признать, что современники в предреволюціонные дни недооцнивали сдвига, который произошел в стран за годы войны под воздйствіем оппозиціонной критики Гос. Думы, привившей мысль, что національной судьб Россіи при старом режим грозит опасность, что старая власть "безучастная к судьб родины и погрязшая в позор порока... безповоротно отгородилась от интересов народа, на каждом шагу принося их в жертву безумным порывам произвола и самовластія" (из передовой статьи "Рус. Вд." 7 марта). В политической близорукости, быть может, повинны вс общественныя группировки, но от признанія этого факта нисколько не измняется суть дла: февральскія событія в Петербург, их размах, отклик на них и итог оказались ршительно для всх неожиданными — "девятый вал", по признанію Мякотина (в первом публичном выступленіи посл революціи), пришел тогда, "когда о нем думали меньше всего". Теоретически о грядущей революціи всегда говорили много — и в лвых, и в правых, и в промежуточных, либеральных кругах. Предреволюціонныя донесенія агентуры департамента полиціи

и записи современников полны таких предвидній и пророчеств — нкоторым из них нельзя отказать в прозорливости, настолько они совпали с тм, что фактически произошло. В дйствительности же подобныя предвиднія не выходили за предлы абстрактных разсчетов и субъективных ощущеній того, что Россія должна стоять "на порог великих событій". Это одинаково касается, как предсказаній в 16 г. нкоего писца Александро-Невской Лавры, зарегистрированных в показаніях филеров, которые опекали Распутина, так и предвидній политиков и соціологов. Если циммервальдец Суханов был убжден, что "міровая соціальная революція не может не увнчать собой міровой имперіалистической войны", то его прогнозы в сущности лежали в той же плоскости, что и размышленія в часы безсонницы в август 14 г. вел. кн. Ник. Мих., записавшаго в дневник: "к чему затяли эту убійственную войну, каковы будут ея конечные результаты? Одно для меня ясно, что во всх странах произойдут громадные перевороты, мн мнится конец многих монархій и тріумф всемірнаго соціализма, который должен взять верх, ибо всегда высказывался против войны". Писательница Гиппіус занесла в дневник 3 октября 16 г.: "никто не сомнвается, что будет революція. Никто не знает, какая и когда она будет, и не ужасно ли? — никто не думает об этом". (Предусмотрительность часто появляется в опубликованных дневниках post factum). Во всяком случа не думали потому, что вопрос этот в конкретной постановк в сознаніи огромнаго большинства современников не был актуален, — и близость революціи исчислялась не днями и даже не мсяцами, а может быть, "годами". Говорили о "революціи" посл войны (Шкловскій). Даже всевидящій Ленин, считавшій, что "всемірная имперіалистическая война" является "всесвтным режиссером, который может ускорить революцію" ("Письма издалека"), за два мсяца до революціи в одном из своих докладов в Цюрих сдлал обмолвку: "Мы, старики, быть может, до грядущей революціи не доживем". По наблюденіям французскаго журналиста Анэ, каждый русскій предсказывал революцію на слдующій год, в сущности не вря своим предсказаніям. Эти общественные толки, поднимавшіеся до аристократических и придворных кругов, надо отнести в область простой разговорной словесности, конечно, показательной для общественных настроеній и создавшей психологію ожиданія чего-то фатально неизбжнаго через какой-то неопредленный промежуток времени.

Ожиданіе новаго катаклизма являлось доминирующим настроеніем в самых различных общественных кругах — и "лвых" и "правых , посл завершенія "великой русской революціи", как "сгоряча" окрестили 1905 год, Россію ждет "революція безповоротная и ужасная" — положеніе это красной нитью проходит через перлюстрированную департаментом полиціи частную переписку (мы имем опубликованный отчет, напр., за 1908 г.). Человк весьма консервативных политических убжденій, харьковскій проф. Вязигин писал: "Самые черные дни у нас еще впереди, а мы быстрыми шагами несемся к пропасти". Ему вторит политик умренных взглядов, член Гос. Сов. Шипов: "родина приближается к пропасти"... "предстоящая неизбжная революція легко может вылиться в форму пугачевщины". И все-таки Шипов, путем размышленія, готов признать, что "теперь чм хуже, тм лучше", ибо "чм скоре грянет этот гром, тм мене он будет страшен и опасен". И боле лвый Петрункевич хоть и признает, что наступила "полная агонія" правительственной власти, что "теперь борьба демократизировалась в самом дурном смысл", что "выступили на арену борьбы необузданный и дикія силы", однако, все это, по его мннію, свидтельствует, что "мы живем не на кладбищ". "Будущее в наших руках, если не впадет в прострацію само общество", успокаивает редактор "Рус. Вд." Соболевскій сомнвающагося своего товарища по работ проф. Анучина и т. д. И очень часто в переписк государственных дятелей, ученых и простых обывателей, с которой ознакамливались перлюстраторы, звучит мотив: "вряд ли без вншняго толчка что-нибудь будет". В кругах той либерально-консервативной интеллигенціи, которая под водительством думскаго прогрессивнаго блока претендовала на преемственность власти при новых парламентских комбинаціях, ожиданіе революціи, вышедшей из ндр народной толщи и рисовавшейся своим радикальным разршеніем накопившихся соціальных противорчій какой-то новой "пугачевщиной", "русским бунтом, безсмысленным и безпощадным", по выраженію еще Пушкина, носило еще мене реалистическія формы. Революціонный жупел, посколько он выявлялся с кафедры Гос. Думы, здсь был пріемом своего рода педагогическаго воздйствія на верховную власть в цлях принудить ее капитулировать перед общественными требованіями. В дйствительности мало кто врил, что то, "чего вс опасаются", может случиться, и в интимных разговорах, отмчаемых агентами деп. полиціи (и не только ими), ожидаемая революція замнялась "почти безкровным" дворцовым переворотом — до него в представленіи оппозиціонных думских политиков оставалось "всего лишь нсколько мсяцев" даже, может быть, нсколько недль.

2.Неожиданность революціи.

"Революція застала врасплох только в смысл момента", утверждает Троцкій. Но в этом и была сущность реальнаго положенія, предшествовавшаго 27 февраля. Несомннен факт, устанавливаемый Сухановым, что ни одна партія непосредственно не готовилась к перевороту. Будущій лвый с.-р. Мстиславскій выразился еще рзче: "революція застала нас, тогдашних партійных людей, как евангельских неразумных дв, спящими". Большевики не представляли собой исключенія — наканун революціи, по образному выраженію Покровскаго, они были "в десяти верстах от вооруженнаго возстанія". Правда, наканун созыва Думы они звали рабочую массу на улицу, на Невскій, противопоставляя свою демонстрацію в годовщину дня суда над с.-д. депутатами 10 февраля проекту оборонческих групп"хожденія к Дум" 14 февраля, но фактически это революціонное дйствіе не выходит из сферы обычной пропаганды стачек.

Нельзя обманываться лозунгами: "Долой царскую монархію" и "Да здравствует Временное Революціонное Правительство" и т. д. — то были лишь традиціонныя присказки всякой прокламаціи, выходившей из револнціоннаго подполья. Рабочіе не вышли на улицу. Быть может, свою роль сыграла агитація думских кругов, выступавших с предупрежденіем о провокаціонном характер призывов[12], но еще в большей степени полная раздробленность и политическое расхожденіе революціонных штабов. Характерно, что близкіе большевикам так называемые "междурайонцы" в особом листк, выпущенном 14 февраля, "признавали нецлесообразным общее революціонное выступленіе пролетаріата в момент не изжитаго тяжелаго внутренняго кризиса соціалистических партій и в момент, когда не было основанія разсчитывать "на активную поддержку арміи". "Обычное", конечно, шло своим чередом, ибо революціонные штабы готовили массы к "грядущему выступленію". И тот же петербургскій междурайонный комитет с.-дем, в международный день работниц 23 февраля (женское "первое мая") выпускает листовку с призывом протестовать против войны и правительства, которое "начало войну и не может ее окончить". Трудно поэтому уличное выступленіе 23 февраля, которое вливалось в наростающую волну стачек, имвших всегда не только экономическій, но и политическій оттнок, назвать "самочинным". Военные представители иностранных миссій в телеграмм в Ставку движеніе, начавшееся 23-го, с самаго начала опредлили, как манифестацію экономическую по виду, и революціонную по существу (Легра). Самочинность его заключалась лишь в том, что оно возникло без обсужденія "предварительнаго плана", как утверждали донесенія Охр. Отд. 26 февраля. Дло касается партійных комитетов, которые были далеки от мысли, что "женскій день" может оказаться началом революціи и не видли в данный момент "цли и повода" для забастовок (свидтельство

рабочаго Втрова, состоявшаго членом выборгскаго районнаго комитета большевицкой партіи).

Уличная демонстрація, если не вызванная, то сплетавшаяся с обострившимся правительственным кризисом, была тм не мене поддержана революціонными организаціями (на совщаніи большевиков с меньшевиками и эсерами) — правда "скрпя сердце", как свидтельствует Каюров, при чем в " тот момент никто не предполагал, во что оно (это движеніе) выльется". В смысл этой поддержки и надо понимать позднйшія (25-26 февр.) донесенія агентов Охр. Отд., отмчавшія что "революціонные круги стали реагировать на вторые сутки", и что "намтился и руководящій центр, откуда получались директивы". В этих донесеніях агентура явно старалась преувеличивать значеніе подпольнаго замаскированнаго центра. (Преувеличенныя донесенія и послужили поводом для ареста руководителей "рабочей группы" при Цен. Воен. Пр. Ком., осложнившаго и обострившаго положеніе). Если о Совт Раб. Деп., который должен "начать дйствія к вечеру 27-го", говорили, напр., на рабочем совщаніи 25-го, созванном по иниціатив Союза рабочих потребительских обществ и по соглашенію с соц.-дем. фракціей Гос. Думы, если на отдльных заводах происходили уже даже выборы делегатов, как о том гласила больше, правда, городская молва, то этот вопрос стоял в связи с продовольственным планом, который одновременно обсуждался на совщаніи в городской Дум, а не с задуманным политическим переворотом, в котором Совт должен был играть роль какого-то "рабочаго парламента". Реальный Совт Р. Д. возник 27-го "самочинно", как и все в эти дни, вн связи с только что отмченными разговорами и предположеніями — иниціаторами его явились освобожденные толпой из предварительнаго) заключенія лидеры "рабочей группы", взявшіе полученную по наслдству от 1905 г. традиціонную форму объединенія рабочих организацій, которая сохранила престиж в рабочей сред и силу дйственнаго лозунга пропаганды соціал-демократіи. Поэтому приходится сдлать очень большую оговорку к утвержденію Милюкова-историка, что "соціалистическія партіи ршили немедленно возродить Совт рабочих депутатов".

Как ни расцнивать роль революціонных партійных организацій в стихійно нароставших событіях в связи с расширявшейся забастовкой, массовыми уличными выступленіями и обнаруживавшимся настроеніем запасных воинских частей[13], все же остается несомннным, что до перваго офиціальнаго дня революціи "никто не думал о такой близкой, возможной революціи" (восп. раб. больш. Каюрова). "То, что началось в Питер 23 февраля, почти никто не принял за начало революціи,—вспоминает Суханов: "казалось, что движеніе, возникшее в этот день, мало чм отличалось от движенія в предыдущее мсяцы. Такіе безпорядки проходили перед глазами современников многіе десятки раз". мало того, в момент, когда обнаружилось колебаніе в войсках, когда агенты охраны докладывали, что масса "посл двух дней безпрепятственнаго хожденія по улицам уврилась в мысли, что "началась революція", и "власть безсильна подавить движеніе , что, если войска перейдут "на сторону пролетаріата, тогда ничто не спасет от революціоннаго переворота", — тогда именно под вліяніем кровавых уличных эпизодов, имвших мсто 26-го, в большевицком подполь был поднят вопрос о прекращеніи забастовок и демонстрацій. В свою очередь Керенскій в книг "Experiences" вспоминает, что вечером 26-го у него собралось "информаціонное бюро" соціалистических партій — это отнюдь не был центр дйствія, а лишь обмн мнніями "за чашкой чая". Представитель большевиков Юренев категорически заявил, что нт и не будет никакой революціи, что движеніе в войсках сходит на нт, и надо готовиться на долгій період реакціи... Слова Юренева (их приводил раньше Станкевич в воспоминаніях) были сказаны в отвт на указаніе хозяина квартиры, что необходимо приготовиться к важным событіям, так как мы вступили в революцію. Были ли такія предчувствія у Керенскаго? В другой своей книг, изданной в том же 36-ом году, он по иному опредлял положеніе: даже 26 февраля, — пишет он в «La Verit'e », никто не ждал революціи и не думал о республик. Соратник Керенскаго по партіи, участник того же инф. бюро, Зензинов в воспоминаніях, набросанных еще в первые дни революціи ("Дло Народа" 15 марта), подтверждал второе, а не первое заключеніе Керенскаго: он писал, что "революція ударила, как гром с неба, и застала врасплох не только правительство, но и Думу и существующія общественныя организаціи. Она явилась великой и радостной неожиданностью и для нас революціонеров". Упоминал об информаціонных собраніях тх дней, на которых присутствовали представители всх существовавших в Петербург революціонных теченій и организацій, он говорил, что событія разсматривались, как нчто "обычное" — "никто не предчувствовал в этом движеніи вянія грядущей революціи". Не показательно ли, что в упомянутой прокламаціи, изданной Междурайонным Комитетом 27 февраля, рабочая масса призывалась к организацій "всеобщей политической стачки протеста" против "безсмысленнаго", "чудовищнаго" преступленія, совершившагося наканун, когда "Царь свинцом накормил поднявшихся на борьбу голодных людей", и когда в "безсильной злоб сжимались наши кулаки", — здсь не было призыва к вооруженному возстанію. Также, очевидно, надо понимать и заявленіе представителя рабочих, большевика Самодурова, в засданіи Городской Думы 25 февраля требовавшаго не "заплат", а совершеннаго уничтоженія режима.

3.Спор о власти.

Обстановка первых двух дней революціи (она будет обрисована в послдующих главах), обнаруживавшая несомннную организаціонную слабость центров[14], которые вынуждены были пасовать перед стихіей, отнюдь не могла еще внушить демократіи непоколебимую увренность в то, что "разгром был немыслим". Пшехонов вспоминал, что "на другой день посл революціи", при повышенном и ликующем настроеніи '"не только отдльных людей, но и большія группы вдруг охватывал пароксизм сомнній, тревоги и страха". О "страшном конц" говорил временами и Керенскій, как свидтельствует Суханов; пессимизм Скобелева отмчает Милюков, проводившій с ним на одном стол первую ночь в Таврическом дворц, о своей паник разсказывает сам Станкевич; Чхеидзе был в настроеніи, что "все пропало" и спасти может только "чудо!" — утверждает Шульгин. О том, что Чхеидзе был "страшно напуган" солдатским возстаніем, засвидтельствовал и Милюков. Завадскій разсказывает о сомнніях в благополучном исход революціи, возникших у Горькаго, когда ему пришлось наблюдать "панику" в Таврическом дворц 28-го, но еще большая неувренность у него была в побд революціи за предлами Петербурга. Противорчія эти были жизненны и неизбжны.

О том необычайном "парадокс февральской революціи", который открыл Троцкій и который заключался в том, что демократія, посл переворота обладавшая всей властью (ей вручена была эта власть "побдоносной массой народа"), "сознательно отказалась от власти и превратила 1 марта легенду о призваніи варягов в дйствительность XX вка", приходится говорить с очень большими оговорками. В сущности, этого парадокса не было, и поэтому естественно, что на совщаніи Исп. Ком., о котором идет рчь, никто, по воспоминанію Суханова, не заикался даже о совтском демократическом правительств. Большевики в своей сред ршали этот вопрос, как утверждает Шляпников, но во вн не вступали в борьбу за свои принципы — только слегка "поговаривали", по выраженію Суханова[15]. Споры возникли около предположенія, высказаннаго "правой частью" совщанія, о необходимости коалиціоннаго правительства. Идея была выдвинута представителем "Бунда". Очевидно, большой настойчивости не проявляли и защитники коалиціи, тм боле, что самые видные и авторитетные ея сторонники (меньшевик Богданов и нар. соц. Пшехонов) в засданіи не присутствовали[16].

Совершенно ясно, что 1-го вообще никаких окончательных ршеній не было принято, несмотря на произведенное голосованіе. Это была как бы предварительная дискуссія. намчавшая лишь нкоторые пункты для переговоров с Вр. Ком. Гос. Думы и выяснявшая условія, при которых демократія могла бы поддержать власть, долженствовавшую создаться в результат революціонной вспышки. Стеклов, как разсказывает Суханов, — записывал пункты по мр развивавшихся преній. Они были впослдствіи на Совщаніи Совтов оглашены докладчиком по сохранившемуся черновику, который передан был затм в "Музей исторіи". Эти 9 пунктов, записанных на клочк плохой писчей бумаги, были формулированы так: