Мартовские дни
Шрифт:
Точно также неспешно он обмыл теплой водой, а затем с головы до пят пристально осмотрел саму покойницу. Пересвет отчетливо расслышал, как ромей при этом высвистывал бодрую мелодию, размеренностью похожую на походную песню. Пересвета удивило, как легко и проворно двигались руки ромея. Словно он исполнял некую привычную и хорошо знакомую работу. На среднем пальце левой руки поблескивало искорками немудреное золотое колечко с плоской печаткой.
Гай поочередно изучил руки Айши, мягкие и казавшиеся совсем бескостными, ладони и пальцы, особенное внимание уделив посиневшим ногтям. С усилием запрокинув плясунье голову, пошуровал тонкой серебряной лопаточкой сперва
— Для полноты картины стоило бы разрезать и посмотреть, что творится в ее легких. Но, боюсь, после такого надругательства все племена ромалы объявят мне личную кровную месть, — заявил он, вновь укладывая Айшу на спину и накрывая чистым отрезом холста. Царевич украдкой перевел дух, когда окостеневшее лицо мертвой плясуньи исчезло под грубой тканью. ВольнО Кириамэ рассуждать о пустых суевериях, а если негодующая покойница действительно ворвется в его сны мрачным кошмаром? — Никто не догадался прихватить кувшинчик розовой росы? Помянули бы усопшую красотку, как положено. Что, нет ни капли? Как жить, когда даже выпить нечего?
— Потом выпьешь, — безжалостно оборвал причитания нихонский принц. — Итак, что ты увидел?
— Рассуждая по порядку, — Гаю не сиделось на месте. Сунув руки за пояс, он расхаживал из угла в угол подвала. Искаженная, вытянутая тень преданно следовала за ним, прыгая по беленым стенам. — Девица пробыла в воде не больше трех дней, но и не меньше суток. Об этом свидетельствует ригор мортус — маска смерти на лице, отслаивающаяся кожа рук и ног на пальцах и ногтях, трупные пятна и прочие мелкие признаки. Это первое. Второе. У жертвы сильно вздута шея, оттого что горло намертво передавлено сомкнувшимися мышцами, и много выделившейся крови в глазах. Третье. Допустим, позарез нужно быстренько утопить человека. Как вы это сделаете?
— Затащу на мелководье, суну головой в воду и стану держать, покуда булькать не перестанет, — без малейшей запинки ответил Ёширо. Видимо, сказывался богатый жизненный опыт.
— Точно, — согласился Гай. — Но если жертва в сознании, она начнет сопротивляться. Тебе придется применить силу, удерживая ее или его под водой. На плечах мертвеца останутся ярко выраженные синяки от рук убийцы. У Айши их нет. Зато есть четвертое, что мне удалось подметить.
— Что? — азартно подался вперед Пересвет.
— Тот непреложный факт, что плясунью убили. Но не утопили, нет. В воду она попала уже мертвой. Ее ударили ножом. Очень тонким и хорошо отточенным. Били снизу вверх, прямо под левой грудью. Лезвие прошло между ребрами, кончиком взрезав сердечную мышцу. Она умерла мгновенно — вот почему ее лицо кажется таким спокойным. Да, Айша долгое время бултыхалась в воде, но человеческая кровь — субстанция въедливая. Порой она не смывается даже сильным течением. Однако на ее платье почти нет бурых пятен. Удар был столь сильным, верным и быстрым, что вся вытекшая кровь осталась внутри тела, — ромей помолчал и добавил: — Да, и пятое. Где её верхняя одежда? Сорвало ледоходом или девицу убили в помещении, где не было необходимости натягивать что-то теплое?
— Ух ты, — подивился гладкости рассуждений царевич. Кириамэ недобро сверкнул из полумрака миндалевидными глазами:
— Бойко говоришь, но почему мы должны тебе верить?
— Подойди да проверь сам, — окрысился Гардиано. — Ты ведь таскаешь мечи не просто для красоты? Если ты воин, должен разбираться в ранах, — он резким движением откинул с покойницы холстину, жестом предлагая нихонцу приблизиться и убедиться в правоте его выводов собственными глазами.
Природа щедро наделила покойницу Айшу цветущей женственностью, а Пересвет знал, что по некоторым причинам, чьи корни крылись в давнем прошлом, Ёжик питает глубинное внутреннее отвращение к красавицам с пышными формами. Тем более — к мертвым красавицам с пышными формами. Однако Кириамэ справился с собой. Недрогнувшей рукой приподнял грудь покойницы — когда-то прекрасную и притягивавшую восхищенные мужские взоры, а сейчас более похожую на синеватый разбухший мешочек, наполненный вязкой гнилью. Какое-то время Кириамэ, чуть склонив голову набок, осматривал узкий, темный след вошедшего в тело клинка. Отступил назад, с явным усилием кивнул, признавая: мол так все и есть, и высказался:
— Чтобы нанести подобную рану, надо стоять почти вплотную к жертве…
— Женщины ромалы, насколько мне известно, отличаются вспыльчивым нравом и могут за себя постоять, — подхватил Гай. — Напади кто-то на нее, Айша стала отбиваться. Близко к себе она подпустила бы только того, кому доверяла. Приятеля, любовника. Подругу — ударить могла и женщина крепкого сложения с твердой рукой. С другой стороны, Айша могла быть одурманена и не сознавала, что с ней происходит…
— Откуда ты все это знаешь? — не выдержал царевич. — Про маску смерти, про то, как определять, как давно умер человек, и про все остальное? Это же… э-э, как бы это сказать… Совсем не по твоей части.
Показалось, или ромей действительно на миг смутился?
— Так уж вышло, — буркнул он. — Мне выпала удача несколько лет быть гостем человека, по праву считавшегося лучшим законником Города. Я перезнакомился со всеми, кто на него работал. Осведомители, лекари, дознаватели, анатомы, художники, мошенники, игроки, скупщики краденого и блюстители порядка. Патрон говорил: знание столь драгоценная вещь, что не зазорно добывать его из любого источника. Я расспрашивал, они отвечали, они занимались своим ремеслом, я держался поблизости и наблюдал… Плясунью взяли на нож, могу поклясться в этом.
— Но кто?
— Это уже совсем другой, но тоже крайне занимательный вопрос. Не знаю, — дернул плечом Гардиано. — Надо подумать. Побольше разузнать об Айше и о том, как она провела последний день своей жизни. Куда ходила, с кем разговаривала. Да, и вернуть ее тело сородичам.
— Но не в таком же виде, — усомнился Пересвет. — Джанко сказал, ромалы сжигают своих покойников. А Жасмин баяла, якобы в огненное погребение мертвецу кладут погребальные дары. Думается мне, будет верным добавить что-нибудь от нас. Наряд какой богатый. Не возвращать же ее завернутой в дерюгу, а Войслава наверняка согласится пожертвовать лишний сарафан. Ёжик, как думаешь?
— Поступок достойный и похвальный, — одобрил Кириамэ.
— Вот сам и добывай ей погребальный саван с золотым шитьем, — буркнул ромей. Похоже, он горько сожалел о мгновениях нахлынувшей откровенности и о том, что поделился воспоминаниями о прошлой жизни в Ромусе. Однако, когда Пересвет вернулся в погреб с выданным недоумевающей Войславой сарафаном, Гардиано опять расхаживал туда-сюда, размеренно надиктовывая что-то Кириамэ. У принца на колене лежал развернутый свиток, по которому шустро летала тонкая кисточка.