Мастера русского стихотворного перевода. Том 1

Пушкин Александр Сергеевич

329. Разговор в дубраве

«Слышишь, к нам несутся звуки Контрабаса, флейты, скрипки! Это пляшут поселянки На лугу, под тенью липки». «Контрабасы, флейты, скрипки! Уж не спятил ли с ума ты? Это хрюканью свиному Вторят с визгом поросята». «Слышишь, как трубит охотник В медный рог свой в чаще темной? Слышишь, как ягнят сзывает Пастушок волынкой скромной?» «Я не слышу ни волынки, Ни охотничьего рога, — Вижу только свинопаса, Что идет своей дорогой». «Слышишь пенье? Сладко в душу Льется песня неземная; Веют белыми крылами Херувимы, ей внимая…» «Бредишь ты! Какое пенье И какие херувимы? То гусей своих мальчишки, Распевая, гонят мимо». «Колокольный звон протяжный Раздается в отдалении; В бедный храм свой поселяне Идут, полны умиленья». «Ошибаешься, мой милый: И степенны и суровы, С колокольчиками uдут В стойло темное коровы». «Посмотри: между ветвями Платье белое мелькает; То

идет моя подруга, Счастьем взор ее блистает!» «Вот потеха! Иль не знаешь Ты лесничихи-старушки? Целый день с клюкою бродит У лесной она опушки». Все вопросы фантазера Осмеял ты ядовито… Одного ты не разрушишь, Что глубоко в сердце скрыто… <1872>

Мориц Гартман

330. Молчание

Ни слова, о друг мой, ни вздоха… Мы будем с тобой молчаливы… Ведь молча над камнем могильным Склоняются грустные ивы… И только, склонившись, читают, Как я в твоем взоре усталом, Что были дни ясного счастья, Что этого счастья — не стало! 1861

Роберт Саути

331. Бленгеймский бой

Прохладный вечер наступил, Сменив палящий зной. У входа в хижину свою Сидел старик седой. Играла внучка перед ним С братишкой маленьким своим. И что-то круглое в траве Бросали всё они. Вдруг мальчик к деду подбежал И говорит: «Взгляни, Что это мы на берегу Нашли: понять я не могу». Находку внучка взяв, старик Со вздохом отвечал: «Ах, это череп! Кто его Носил — со славой пал. Когда-то был здесь жаркий бой — И не один погиб герой. В саду костей и черепов Не сосчитаешь, друг! И в поле тоже: сколько раз Их задевал мой плуг. Здесь реки крови протекли И храбрых тысячи легли». «Ах, расскажи нам, расскажи Про эти времена! — Воскликнул внук. — Из-за чего Была тогда война?» Затихли дети, не дохнут: Чудес они от деда ждут. «Из-за чего была война, Спросил ты, мой дружок; Добиться этого и сам Я с малых лет не мог. Но говорили все, что свет Таких не видывал побед. В Бленгейме жили мы с отцом… Пальба весь день была… Упала бомба в домик наш — И он сгорел дотла. С женой, с детьми отец бежал: Он бесприютным нищим стал. Всё истребил огонь, и рожь Не дождалась жнеца. Больных старух, грудных детей Погибло без конца. Как быть! На то война, и нет, Увы, без этого побед! Мне не забыть тот миг, когда На поле битвы я Взглянул впервые. Горы тел Лежали там, гния. Ужасный вид! Но что ж? Иной Побед нельзя купить ценой. В честь победивших пили все: Хвала гремела им». — «Как? — внучка деда прервала, — Разбойникам таким?» — «Молчи! гордиться вся страна Победой славною должна. Да! принц Евгений и Мальброг Тот выиграли бой». Тут мальчик перебил: «А прок От этого какой?» — «Молчи, несносный дуралей! Мир не видал побед славней!» 1871

Джордж Гордон Байрон

332. Августе

Когда был страшный мрак кругом И гас рассудок мой, казалось, Когда надежда мне являлась Далеким, бледным огоньком; Когда готов был изнемочь Я в битве долгой и упорной, И, клевете внимая черной, Все от меня бежали прочь; Когда в измученную грудь Вонзались ненависти стрелы, — Лишь ты, во тьме, звездой блестела И мне указывала путь. Благословен будь этот свет Звезды немеркнувшей, любимой, Что, словно око серафима, Меня берег средь бурь и бед. За тучей туча вслед плыла, Не омрачив звезды лучистой; Она по небу блеск свой чистый, Пока не скрылась ночь, лила. О, будь со мной! Учи меня Иль смелым быть, иль терпеливым: Не приговорам света лживым — Твоим словам лишь верю я! Как деревцо стояла ты, Что уцелело под грозою И над могильною плитою Склоняет верные листы. Когда на грозных небесах Сгустилась тьма и буря злая Вокруг ревела не смолкая, — Ко мне склонилась ты в слезах. Тебя и близких всех твоих Судьба хранит от бурь опасных; Кто добр — небес достоин ясных: Ты прежде всех достойна их. Любовь в нас — часто ложь одна; Но ты измене недоступна, Неколебима, неподкупна, Хотя душа твоя нежна. Всё той же верной встретил я Тебя в дни бедствий, погибая, И мир, где есть душа такая, Уж не пустыня для меня! 1872

Из шотландских народных баллад

333. Джони Фа

Пред замком шумная толпа Цыган поет, играет… Хозяйка замка вниз сошла И песням их внимает… «Пойдем, — сказал ей Джони Фа, — Красавица, со мною, И мужу не сыскать тебя, Ручаюсь головою!..» И обнял правою рукой Красавицу он смело, Кольцо на палец Джони Фа Она свое надела. «Прощайте все — родные, муж! Судьба моя такая! Скорее плащ мне, чтоб идти С цыганами могла я. В постели пышной ночи я Здесь с мужем проводила; Теперь в лесу зеленом спать Я буду рядом с милым!» Вернулся лорд, и в тот же миг Спросил он, где супруга. «Она с цыганами ушла», — Ответила прислуга. «Седлать коней! Недалеко Еще они отсюда. Пока я не найду ее, Ни пить, ни есть не буду!» И сорок всадников лихих В погоню

поскакали; Но все они до одного В лесу зеленом пали! 1881

М. Л. Михайлов

Роберт Бернс

334. Джон Ячменное Зерно

Когда-то сильных три царя Царили заодно — И порешили: «Сгинь ты, Джон Ячменное Зерно!» Могилу вырыли сохой, И был засыпан он Сырой землею, и цари Решили: «Сгинул Джон!» Пришла весна, тепла, ясна, Снега с полей сошли… Вдруг Джон Ячменное Зерно Выходит из земли. И стал он полон, бодр и свеж С приходом летних дней; Вся в острых иглах голова — И тронуть не посмей! Но осень томная идет… И начал Джон хиреть, И головой поник — совсем Собрался умереть. Слабей, желтее с каждым днем, Всё ниже гнется он… И поднялись его враги… «Теперь-то наш ты, Джон!» Они пришли к нему с косой, Снесли беднягу с ног И привязали на возу, Чтоб двинуться не мог. На землю бросивши потом, Жестоко стали бить; Взметнули кверху высоко — Хотели закружить. Тут в яму он попал с водой И угодил на дно… «Попробуй выплыви-ка, Джон Ячменное Зерно!» Нет, мало! взяли из воды И, на пол положа, Возили так, что в нем едва Держалася душа. В жестоком пламени сожгли И мозг его костей; А сердце мельник раздавил Меж двух своих камней. Кровь сердца Джонова враги, Пируя, стали пить, И с кружки начало в сердцах Ключом веселье бить. Ах, Джон Ячменное Зерно! Ты чудо-молодец! Погиб ты сам, но кровь твоя — Услада для сердец. Как раз заснет змея-печаль, Всё будет трын-трава… Отрет слезу свою бедняк, Пойдет плясать вдова. Гласите ж хором: «Пусть вовек Не сохнет в кружках дно И век поит нас кровью Джон Ячменное Зерно!» <1856>

Генри Лонгфелло

335. Кватронка

Повесив праздно паруса, Корабль в заливе ждал, Чтоб месяц вышел в небеса И вздулся темный вал. Причалив к берегу в челне, Рабочий люд следил, Как аллигатор полз на дне Улечься в мягкий ил. А воздух вкруг благоухал От трав и от цветов, Как будто рай порой дышал На этот мир грехов. Плантатор в шалаше своем Задумчиво курил. Купец, прибывший с кораблем, Окончить торг спешил. Он молвил: «Не гостить привел Я свой корабль в залив. Я жду, чтоб месяц лишь взошел Да начался прилив». В лице с предчувствием немым, Робка и хороша, Кватронка-девушка пред ним Стояла чуть дыша. Большие искрились глаза; По груди молодой Спускалась черная коса До юбочки цветной. Улыбки свет в лице у ней Мерцал, так свят и тих, Как свет лампад в углу церквей На лике у святых. Плантатор думал: «Стар мой дом, И проку нет в земле!» Взглянул на девушку, — потом На деньги на столе. В душе смущенной верх брала То жадность, то любовь: Он знал, чья страсть ей жизнь дала И чья текла в ней кровь. Но глубь души была черна: Он не осилил зла — И деньги взял. Тут вся она Застыла, замерла. И жертву новую свою Купец повел с собой, Чтоб быть ему в чужом краю Наложницей, рабой. <1860>

Иоганн Вольфганг Гете

336. Вечерняя песня охотника

Я крaдусь полем, тих и дик; Взведен курок ружья. Опять твой светлый, милый лик В мечтаньи вижу я. Тиха, спокойна, в этот миг Гуляешь ты в полях. Мой промелькнувший бледный лик Не встал в твоих мечтах? Тоска и зло сдавили грудь… Я исходил весь свет: К востоку путь, на запад путь; К тебе — дороги нет! Но о тебе и мысль одна Мне луч во мгле ночной: Покоем вновь душа полна… Не знаю, что со мной! <1851>

337. Ночная песня странника

Ты, небесный, ты, святой, Все печали утоляющий, Изнуренному борьбой Облегченье посылающий! Утомителен мой путь, Край далек обетованный… Мир желанный, Снизойди в больную грудь! <1855>

338. Близость милого

С тобою мысль моя — горят ли волны моря В огне лучей; Луна ли кроткая, с туманом ночи споря, Сребрит ручей. Я вижу образ твой — когда далеко в поле Клубится прах, И в ночь, как странника объемлют поневоле Тоска и страх. Я слышу голос твой — когда начнет с роптаньем Волна вставать; Иду в долину я, объятую молчаньем, — Тебе внимать. И я везде с тобой, хоть ты далек от взора! С тобой везде! Уж солнце за горой; взойдут и звезды скоро… О, где ты? где? <1859>

339. Перед судом

От кого я беременна, вам не скажу: То заветная тайна моя. Потаскушкой меня называете вы? Лжете — честная женщина я. С кем слюбилась я, этого вам не узнать; Он хорош и пригож, милый мой, В чем бы он ни ходил, в золотой ли цепи Иль в соломенной шляпе простой. Если надо насмешки сносить и позор, Их снесу я одна на плечах. Знает милый меня, знаю милого я,— И про всё знает бог в небесах. Перестаньте же, честные судьи мои, Перестаньте меня вы томить! Ведь дитя это было и будет моим, И не вам его надо кормить. <1861>