Мастера русского стихотворного перевода. Том 1

Пушкин Александр Сергеевич

3

Увы! беда тому, в ком есть святой огонь, Кто душу положить хотел бы на ладонь! Беда, сто раз беда той музе благородной, Которая, избрав от детства путь свободный, Слепая к призракам мишурной суеты, Полюбит идеал добра и красоты! Смех, безобразный смех, людской руководитель, Всего прекрасного завистливый гонитель, Как язва кинется внезапно на нее, Запутает в сетях, столкнет с пути ее… И тщетно, бедная, сбирала бы усилья Широко развернуть израненные крылья И песнью в небесах подслушанной своей Затронуть заживо больную грудь людей, — Увы, на полпути, лишенная надежды, Поникнув головой, сомкнув печально вежды, Она падет с небес… А там, на краткий срок Забившись где-нибудь в безвестный уголок, Оплакивая

жизнь, но с жизнию не споря, — Умрет до времени, с душою, полной горя… 1864

Андре Шенье

266. Неэра

Любовью страстною горит во мне душа. Приди ко мне, Хромис, взгляни — я хороша: И прелестью лица, и легкостию стана Равняться я могу с воздушною Дианой. Нередко селянин, вечернею порой, Случайно где-нибудь увидевшись со мной, Бывает поражен какою-то святыней, И я ему кажусь не смертной, а богиней… Он шепчет издали: «Неэра, подожди, На взморье синее купаться не ходи: Пловцы, увидевши твое чело и шею, Сочтут, красавица, тебя за Галатею». 1844

Виктор Гюго

267. Метафора

Как на поверхности лазурного пруда, В душевной глубине мы видим иногда И небо, полное блистательных сокровищ, И тинистое дно, где вьется рой чудовищ. 1845

Никола Жильбер

268. Отчаяние

Безжалостный отец, безжалостная мать! Затем ли вы мое вскормили детство, Чтоб сыну вашему по смерти передать Один позор и нищету в наследство… О, если б вы оставили мой ум В невежестве коснеть, по крайней мере; Но нет! легко, случайно, наобум Вы дали ход своей безумной вере… Вы сами мне открыли настежь дверь, Толкнули в свет из мирной вашей кельи — И умерли… вы счастливы теперь, Вам, может быть, тепло на новосельи, А я? — а я, подавленный судьбой, Вотще зову на помощь — все безмолвны: Нет отзыва в друзьях на голос мой, Молчат поля, леса, холмы и волны. 1846

Проспер Мериме

269. Морлах в Венеции

Когда я последний цехин промотал И мне изменила невеста, — Лукавый далмат мне с усмешкой сказал: «Пойдем-ка в приморское место, Там много красавиц в высоких стенах И более денег, чем камней в горах. Кафтан на солдате из бархата сшит; Не жизнь там солдату, а чудо: Поверь мне, товарищ, и весел и сыт Вернешься ты в горы оттуда… Долман на тебе серебром заблестит, Кинжал на цепи золотой зазвенит. Как только мы в город с тобою войдем, Нас встретят приветные глазки, А если под окнами песню споем, От всех нам посыплются ласки… Пойдем же скорее, товарищ, пойдем! Мы с деньгами в горы оттуда придем». И вот за безумцем безумец побрел Под кров отдаленного неба; Но воздух чужбины для сердца тяжел, Но вчуже — нет вкусного хлеба; В толпе незнакомцев я словно в степи — И плачу и вою, как пес на цепи… Тут не с кем размыкать печали своей И некому в горе признаться; Пришельцы из милой отчизны моей Родимых привычек стыдятся; И я, как былинка под небом чужим. То холодом сдавлен, то зноем палим. Ах, любо мне было средь отческих гор, В кругу моих добрых собратий; Там всюду встречал я приветливый взор И дружеский жар рукожатий; А здесь я как с ветки отпавший листок, Заброшенный ветром в сердитый поток. 1846

Джордж Гордон Байрон

270. Мелодия («Да будет…»)

Да будет вечный мир с тобой!.. Еще в небесное жилище Не возлетала над землей Душа возвышенней и чище. Существованья твоего Ничто людское не смущало: Бессмертья только одного Тебе у нас недоставало. Пускай

же твой могильный холм Не веет горькою утратой, Да разрастаются на нем Цветы грядою полосатой… Не над тобою зеленеть Ветвям плакучим грустной ивы: Зачем, скажите, сожалеть О тех, которые счастливы?.. 1845

271. Мелодия («О, плачьте…»)

О, плачьте над судьбой отверженных племен, Блуждающих в пустынях Вавилона: Их храм лежит в пыли, их край порабощен, Унижено величие Сиона: Где бог присутствовал, там идол вознесен… И где теперь Израиль злополучный Омоет пот с лица и кровь с усталых ног? Чем усладит часы неволи скучной? В какой стране его опять допустит бог Утешить слух Сиона песнью звучной?.. Народ затерянный, разбросанный судьбой, Где ты найдешь надежное жилище? У птицы есть гнездо, у зверя лес густой, Тебе ж одно осталося кладбище Прибежищем от бурь и горести земной… 1846

А. И Пальм

Андре Шенье

272. Элегия

Звезда вечерняя, люблю твой блеск печальный. Он чист, как огонек любви первоначальной. Блести, красавица, блести еще, пока Диана бледная в прозрачных облаках Великолепною не явится царицей, Дай взору путника тобою насладиться. Под сенью темных лип у шумного ручья Порою позднею иду задумчив я; Свети же мне, звезда, приветливей, светлее: Не с тайным замыслом полночного злодея Украдкой я брожу; в груди не месть кипит, И под полой кинжал кровавый не блестит; Нет, я люблю, — и разделить хочу я Мечты моей души и сладость поцелуя; И всё я думаю: в вечерней тишине, Как нимфа легкая, она придет ко мне; Как хороша она, — и взор ее чудесный Блестит, как ты, звезда, между подруг небесных! 1843

273.

Приди к ней поутру, когда, пробуждена, Под легким пологом покоится она: Ланиты жаркие играют алой кровью, И грудь роскошная волнуется любовью, А юное чело и полный неги взор Еще ведут со сном неясный разговор… 1844

И. Я. Лебедев

Генрих Гейне

274. Чайльд Гарольд

Волны скачут, волны плачут, Труп поэта в лодке мчат; С ним безмолвны, грусти полны, Маски черные сидят. Как прекрасен, тих и ясен Лик певца! На небеса, Как живые, голубые Смотрят чудные глаза. Волны скачут, волны плачут… Подле лодки под водой Слышны стоны — похоронный Плач наяды молодой. <1859>

275. Русалки

Всё тихо, всё спит; с неба месяц глядит, Песчаная отмель сияет, На береге рыцарь прелестный лежит, Лежит он и сладко мечтает. Блестящи, воздушны, одна за другой Из моря русалки выходят, Несутся все к юноше резвой толпой И глаз с него светлых не сводят. И вот уже рядом одна с ним сидит, Пером в его шляпе играя, На поясе цепь от меча шевелит И перевязь гладит другая. А вот уж и третья, лукаво смеясь, У юноши меч отнимает, Одною рукою на меч оперлась, Другой его кудри ласкает. Четвертая пляшет, порхает пред ним, Вздыхает и шепчет уныло: О, если б любовником был ты моим, Цвет юношей, рыцарь мой милый! А пятая за руку нежно берет И белую руку целует, Шестая устами к устам его льнет, И грудь ей желанье волнует. Хитрец не шелохнется… Что их пугать? И крепче смыкает он очи… Ему тут с русалками любо лежать В сияньи серебряной ночи. <1859>