Мастера русского стихотворного перевода. Том 1

Пушкин Александр Сергеевич

200. Баллада

Из ворот выезжают три витязя в ряд, увы! Из окна три красотки вослед им глядят: прости! Напрасно в боях они льют свою кровь, увы! Разлука пришла — и девичья любовь прости! Уж три витязя новых в ворота спешат, увы! И красотки печали своей говорят: прости! 1832

Иозеф Кристиан Цедлиц

201. Воздушный корабль

По синим волнам океана, Лишь звезды блеснут в небесах, Корабль одинокий несется, Несется на всех парусах. Не гнутся высокие мачты, На них флюгера не шумят, И молча в открытые люки Чугунные пушки глядят. Не слышно на нем капитана, Не видно матросов на нем; Но скалы, и тайные мели, И бури ему нипочем. Есть остров на том океане — Пустынный и мрачный гранит; На острове том есть могила, А в ней император зарыт. Зарыт он без почестей бранных Врагами в сыпучий песок, Лежит

на нем камень тяжелый, Чтоб встать он из гроба не мог. И в час его грустной кончины, В полночь, как свершается год, К высокому берегу тихо Воздушный корабль пристает. Из гроба тогда император, Очнувшись, является вдруг; На нем треугольная шляпа И серый походный сюртук. Скрестивши могучие руки, Главу опустивши на грудь, Идет и к рулю он садится И быстро пускается в путь. Несется он к Франции милой, Где славу оставил и трон, Оставил наследника-сына И старую гвардию он. И только что землю родную Завидит во мраке ночном, Опять его сердце трепещет И очи пылают огнем. На берег большими шагами Он смело и прямо идет, Соратников громко он кличет И маршалов грозно зовет. Но спят усачи гренадеры — В равнине, где Эльба шумит, Под снегом холодной России, Под знойным песком пирамид. И маршалы зова не слышат: Иные погибли в бою, Другие ему изменили И продали шпагу свою. И, топнув о землю ногою, Сердито он взад и вперед По тихому берегу ходит, И снова он громко зовет: Зовет он любезного сына, Опору в превратной судьбе; Ему обещает полмира, А Францию только себе. Но в цвете надежды и силы Угас его царственный сын, И долго, его поджидая, Стоит император один — Стоит он и тяжко вздыхает, Пока озарится восток, И капают горькие слезы Из глаз на холодный песок. Потом на корабль свой волшебный, Главу опустивши на грудь, Идет и, махнувши рукою, В обратный пускается путь. 1840

Иоганн Вольфганг Гете

202.

Горные вершины Спят во тьме ночной; Тихие долины Полны свежей мглой; Не пылит дорога, Не дрожат листы… Подожди немного, Отдохнешь и ты. 1840

Генрих Гейне

203.

Они любили друг друга так долго и нежно, С тоскою глубокой и страстью безумно-мятежной! Но, как враги, избегали признанья и встречи, И были пусты и хладны их краткие речи. Они расстались в безмолвном и гордом страданье, И милый образ во сне лишь порою видали. И смерть пришла: наступило за гробом свиданье… Но в мире новом друг друга они не узнали. 1841

204.

На севере диком стоит одиноко На голой вершине сосна И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим Одета, как ризой, она. И снится ей всё, что в пустыне далекой, В том крае, где солнца восход, Одна и грустна на утесе горючем Прекрасная пальма растет. 1841

Адам Мицкевич

205. Вид гор из степей Козлова

Пилигрим

Аллах ли там среди пустыни Застывших воли воздвиг твердыни, Притоны ангелам своим; Иль дивы, словом роковым, Стеной умели так высоко Громады скал нагромоздить, Чтоб путь на север заградить Звездам, кочующим с востока? Вот свет всё небо озарил: То не пожар ли Цареграда? Иль бог ко сводам пригвоздил Тебя, полночная лампада, Маяк спасительный, отрада Плывущих по морю светил?

Мирза

Там был я; там, со дня созданья, Бушует вечная метель; Потоков видел колыбель, Дохнул, — и мерзнул пар дыханья. Я проложил мой смелый след, Где для орлов дороги нет, И дремлет гром над глубиною, И там, где над моей чалмою Одна сверкала лишь звезда,— То Чатырдаг был…

Пилигрим

А! 1832

В. Г. Бенедиктов

Адам Мицкевич

206—207. Крымские сонеты

Алушта днем Гора с своих плеч уже сбросила пышный халат, В полях зашептали колосья: читают намазы; И молится лес — и в кудрях его майских блестят, Как в четках калифа, рубины, гранаты, топазы. Цветами осыпан весь луг; из летучих цветков Висит балдахин: это рой золотых мотыльков! Сдается, что радуга купол небес обогнула! А там — саранча свой крылатый кортеж потянула. Там злится вода, отбиваясь от лысой скалы; Отбитые, снова штурмуют утес тот валы; Как в тигра глазах, ходят искры в бушующем море: Скалистым прибрежьям они предвещают грозу, Но влага морская колышется тихо внизу: Там лебеди плавают, зыблется флот на просторе.

Развалины замка в Балаклаве Руины!.. А твоя то бывшая ограда, Неблагодарный Крым! Вот — замок! Жалкий вид! Гигантским черепом он на горе стоит; Гнездится в нем иль гад, иль смертный хуже гада. Вот — башня! Где гербы? И самый след их скрыт. Вот — надпись… имя… чье? Быть может, исполина! То имя, может быть, героя: он забыт; Как мушку, имя то обводит паутина. Здесь грек вел по стенам афинский свой резец; Там — влах монголу цепь готовил; тут пришлец Из Мекки нараспев тянул слова намаза. Теперь лишь черные здесь крылья хищных птиц, Простертых, как в местах,

где губит край зараза, Хоругви траура над сению гробниц. 1846

208. Пан Тадеуш

Охота на медведя

И войский взял свои рог старинный, Торжественно пред всеми став,— Рог буйволий, рог пестрый, длинный, Извернутый, как змей-удав. С ним на охоту неразлучно Ходил он, прицепив тесьмой Заветный рог на пояс свой, — И вот — теперь обоеручно Пан войский этот рог схватил, Его к губам своим приставил, Притиснул, амбушюр поправил, Глаза под веки закатил, — В глазах прожилки кровяные Мелькнули по краям белка, И словно тыквы пудовые Раздулись щеки старика; В себя он вздохом груди сильной Втянул округлость живота И воздуха запас обильный Из легких выдвинул в уста: Он заиграл. Тот воздух сжатый, Крутясь в извиве роговом, Винтообразно шел кругом, И, рассыпаясь на раскаты Протяжных, заунывных нот, Запел, как вихрь в лесу поет — С припевом эха…

Вильям Шекспир

209.

Я жизнью утомлен, и смерть — моя мечта. Что вижу я кругом? Насмешками покрыта, Проголодалась честь, в изгнаньи правота, Корысть — прославлена, неправда — знаменита. Где добродетели святая красота? Пошла в распутный дом: ей нет иного сбыта!.. А сила где была последняя — и та Среди слепой грозы параличом разбита. Искусство сметено со сцены помелом; Безумье кафедрой владеет. Праздник адский! Добро ограблено разбойнически злом; На истину давно надет колпак дурацкий. — Хотел бы умереть; но друга моего Мне в этом мире жаль оставить одного.

Фридрих Шиллер

210. Песнь Радости

Радость! Ты — искра небес, ты божественна, Дочь Елисейских полей! Мы, упоенные, входим торжественно В область святыни твоей. Всё, что разрознено светским дыханием, Вяжешь ты братства узлом: Люди там — братья, где ты над сознанием Легким повеешь крылом.

Хор

Всем — простертые объятья! Люди! Всех лобзаем вас. Там — над звездным сводом, братья, Должен быть отец у нас. С нами ликуй, кто подругу желанную, Дружбы нашел благодать, Кто хоть единую душу избранную Может своею назвать, Знает, как бьется любовию сладкою Жаркая грудь на груди!.. Если ж кто благ сих не ведал, — украдкою С плачем от нас отойди!

Хор

Всё, над чем лик солнца ходит, Пусть обет любви творит! Нас туда любовь возводит, Где Неведомый царит. К персям природы припав, упивается Радостью каждая тварь: Добрый и злой неудержно кидается К этой богине в алтарь. Радость — путь к дружбе, к сердечному счастию, К чаше с вином золотым; Червь упоенный ползет к сладострастию, К богу летит херувим.

Хор

Люди, ниц! Во прах главами! Сердце чует: есть творец. Там он, люди, над звездами — Царь ваш, бог ваш и отец: Радость — пружина в часах мироздания, Маятник этих часов. Радость! Ты — пульс в организме создания, В жилах вселенной ты — кровь. Долу — ты цвет вызываешь из семени; В небе — средь вечной игры Водишь по безднам пространства и времени Солнцы, планеты, миры.

Хор

Как летят небес светила, Так по дольнему пути Каждый, братья, в ком есть сила, Как герой на бой — лети! Радость! ты путь указуешь искателю К благу — к венцу бытия; В огненном зеркале правды — пытателю Зрима улыбка твоя; Смертному веешь ты солнечным знаменем Веры с крутой высоты; В щели гробов проникающим пламенем Блещешь меж ангелов ты.

Хор

Люди! Наш удел — терпенье. Всяк неси свой в жизни крест! Братья! Там вознагражденье — У Отца, что выше звезд. Будем богам подражать! На творение Милость их сходит равно. Бедный, убогий! Приди — наслаждение С нами вкусить заодно! Злоба! останься навеки забытою! Враг наш да будет прощен! Пусть оботрет он слезу ядовитую! Пусть не терзается он!

Хор

В пламя — книгу долговую! Всепрощение врагам! Бог за нашу мировую Примирится с нами — там. Пенится радость и в чаши вливается, Золотом гроздий горя; В робкого с нею дух бодрый вселяется, Кротости дух — в дикаря. Встанем, о братья, и к своду небесному Брызнем вином золотым! Встанем — и доброму духу безвестному Этот бокал посвятим!

Хор

В хорах звездных кто прославлен, Серафимами воспет, Выше звезд чей трон поставлен — Здесь да внемлет наш привет! Братья! Терпенье и твердость — в страданиях! Помощь невинным в беде! Строгая верность — в святых обещаниях! Честность и правда — везде! Пред утеснителем — гордость спокойная! Губит: умри — не дрожи! Правому делу — награда достойная! Гибель — исчадиям лжи!

Хор

Лейся, нeктар! Пеньтесь, чаши! Круг! Теснее становись! Каждый вторь обеты наши! Божьим именем клянись! Братья! Пощада — злодея раскаянью! Цепи долой навсегда! Смерти есть место: нет места отчаянью! Милость — и в громе суда! И да услышим из уст Бесконечного Глас его: мертвый! живи! Ада нет боле! Нет скрежета вечного! Вечность есть царство любви.

Хор

Буди светел час прощанья! По могилам — сладкий сон! В день же судный, в день восстанья Благость — суд, любовь — закон! <1857>