Майя
Шрифт:
В семье ювелира тоже произошли изменения, прожив в доме отца четыре года, Голда с семьёй переехала в Смелу, к родителям Менаше, и дом, как-то сразу опустел.
Время шло, выросла и превратилась в настоящую красавицу двенадцатилетняя Хана, вырос и превзошёл своего мастера в искусстве подмастерье Ашер, состарился и плохо видел Авраам. Теперь всю тонкую работу выполнял Ашер, получая часть от дохода, он, чем мог, помогал отцу, немножко откладывал для себя, его тёплая детская дружба с Ханой, исподволь переросла в глубокую и нежную привязанность.
Однажды
Среди ночи Авраам проснулся от шума. В мастерской горели свечи, он застал склоненного над работой Ашера.
– Зачем ты портишь глаза и изделие, работая ночью- спросил почтенный юношу.
– Я спешил закончить сегодня. Посмотрите, мастер, они готовы- и протянул к Аврааму ладонь с лежащей на ней парой женских серёжек. Внимательно осмотрев, через увеличительное стекло, оба украшения, старый учитель сказал своему ученику:
– Сын мой, мне больше нечему тебя учить, ты стал великим мастером, эти серьги великолепны, они напоминают виноградные гроны, для кого ты их сделал?
– Для Ханы, она с детства мечтала о чём-то подобном, надеюсь, они ей понравятся.
– Такая красота не может не понравиться, но где ты взял материал?
– Купил.
– Ты потратил на них все свои сбережения?!
– Да мастер, оденьте их дочери, я изготовил их от чистого сердца, может это придаст силу молитве и она выздоровеет.
Утром Сара надела серьги сестре, все молились, теряя надежду, но вдруг девочка открыла глаза и попросила пить.
Одни скажут, что это совпадение, другие, что свершилась Божья воля, а третьи, с удивлением наблюдая, как пьёт воду пришедшая в себя Хана, подумают, что стали свидетелями великого чуда любви!
Больная стала быстро поправляться, всё не могла наглядеться на изумительный подарок и каждый раз встречаясь с Ашером, одаривала его благодарным взглядом. Через месяц, сидя за работой, юноша взволнованно обратился к Аврааму:
– Мастер, я знаю, что беден, кроме моих рук у меня ничего нет, но мы с Ханой любим друг друга и я сделаю всё, чтобы она была счастлива, позвольте нам обручиться.
– Мой мальчик, не смотря на то, что я плохо вижу, я далеко не слеп, да и трудно было не заметить ваши взгляды, вздохи
По случаю обручения сестры приехали Голда с Менаше вместе с детьми, у них подрастала ещё одна дочь - Хава, да и у Сары родился второй ребёнок – Бенцион. К разросшемуся семейство, еле разместившемуся за столом, прибавились Бруха с невестками, пришедшими повидаться с Голдой и дом загудел, будто переполненный жужащими пчёлами улей. Все шумели, смеялись, поздравляли Хану и Ашера с помолвкой, Голда рассказывала о своей жизни в Смеле, они с Менаше недавно купили свой домик,приглашали всех в гости. Сара с Беньямином решили откликнуться на приглашение и, взяв детей, отправились вслед за ними.
«Молодые горячие головы и что им не сидится дома, на дорогах неспокойно, а они понеслись с детьми»- жаловался Авраам, стоявшим рядом, Ашеру и Хане.
– Простите, Авраам, а когда на этих дорогах было спокойно? Что же не жить? Не волнуйтесь, они ведь не сами поехали, а с обозом. Даст Бог, доедут без приключений.
– Папа, Ашер, давайте помолимся за их благополучное возвращение-. предложила успокаивающе Хана.
Глава 3 Одно сплошное горе.
Было далеко за полночь, но мать и дочь так прониклись темой тех далёких событий, что потеряли счёт времени. Одна продолжала увлечённо рассказывать, другая- заинтересованно слушать.
«Не знаю, как ты доченька, но я с превеликим удовольствием, выпила бы сейчас чашку чая с бабушкиными ватрушками.»- прервалась вдруг Эмма.
«Если честно, я бы тоже не отказалась.»- отвечала матери Майя и обе, стараясь не скрипеть половицами, чтобы не разбудить Иду, спустились на кухню.
– Наш Авраам недаром беспокоился, -заваривая чай, продолжала Эмма.- Неспокойно было не только на дорогах, страсти накалялись по всей стране. Конфедераты разрушали церкви, секли священников, вешали попавшихся под руку евреев. Чтобы угомонить беснующуюся шляхту Россия послала на православную Украину войско. Всё это послужило предпосылкой очередному гайдамацкому бунту, в последующем названному колиивщиной, во главе с бывшим запорожским казаком Максимом Железняком. Его отряд из семидесяти человек выехал из Мотронинского монастыря, располагавшегося в лесу возле Чигирина, и вначале не вызвал беспокойства властей, подумаешь, очередная ватага, каких возникало немало, но пройдя кровавым рейдом по местечкам Черкасщины и вырезав польские гарнизоны и евреев, отряд превратился в многотысячную армию из примкнувших к нему крестьян. У последних, возмущённых религиозным беззаконием, добавилось чувство безысходности, из-за окончания срока освобождения от барщины и они целыми сёлами вступали в ряды гайдамаков. Теперь Железняк представлял явную угрозу и всяк, кто мог, как шляхтичи, так и евреи бежали под защиту крепостных стен Лысянки и Умани.