Мединститут
Шрифт:
–Ну, чего нам не помог? – спросил Антон у Вани. – Петруха вылетел, встал бы вместо него.
Агеев недовольно поморщился. Видно, он и сам сожалел о неиспользованной возможности. Ведь одно дело- смотреть операцию из-за плеча, а совсем другое- участвовать в ней, пусть даже вторым ассистентом.
–После того, как Ломик Петруху с Гиви погнал… что-то стрёмно стало,– признался он. – Лучше уж в сторонке постоять. Ты-то сам как? Смотри, чтоб тебе теперь не «вставили».
–За что? – Антон откусил сосиску и внимательно посмотрел на товарища.
Агеев пожал плечами. Мимика его
–За что? – переспросил Булгаков.– И кто мне что, и куда, должен вставить?
–Ты с Гореваловым зря связался, – вступила в разговор Лена. Это была избыточно добрая некрасивая девушка в очках. Она была на четыре года старше обоих ребят, сама после медучилища и двух лет практической работы медсестрой травмпункта. В институт Девяткина неудачно поступала раза три. Каждая неудача порождала в ней какие-то комплексы. С течением учёбы они только укреплялись и множились. За полгода до диплома она стала бояться всего.
–Лучше было отойти по-хорошему, пусть бы они сами с Ломоносовым разбирались. То, что он тебе даёт что-то делать самому, хорошо, но смотри, чтоб потом боком это не вышло.
–Да пошёл он! – фыркнул Антон избыточно громко.– Да кто он такой, этот Горевалов? Три месяца назад о нём ещё не слышал никто. А теперь, куда ни сунься, везде он. Подумаешь, клинический ординатор!
–Зря ты так, – осуждающе сказала Лена.– Петр Егорович- явно не из простых советских. Сейчас он ординатор, а завтра? Видел, как его опекают? Самарцев, как завуч, с ним по индивидуальной программе. Гиви его лично на ассистенции распределяет. Вот-вот ему самостоятельный аппендицит дадут. Поэтому тебе бы лучше на будущее попридержать амбиции…
–Да кто он, Горевалов-то? – воскликнул Антон. – Были и до него тут ординаторы- нормальные ребята, я с ними чуть не на «ты», никто так нагло себя не вёл. Он что, комсомольский лидер? Дважды Герой? Бывший советский разведчик?
Насмешливость одногруппника заставила Девяткину и Агеева лишь ёрзнуть беспокойно и незаметно посмотреть на молчаливого четвёртого соседа. Но тот допивал кофе и на субординаторов не обратил ни малейшего внимания.
–Ты б потише, Антон, – попросила Лена. – Кто такой Петруха, никто не знает. Учился на год старше, ничего особенного. На занятиях появлялся мало, общественной работой не занимался. Серость. Говорят, просто купил диплом. А сейчас- сам видишь. Ездит на «семёрке», а их во всём городе ещё штуки две или три…
–Он, вроде, племянник ректора, – неуверенно подсказал Агеев.– Мне Толик- интерн говорил.
–А я тебе скажу совершенно точно – не племянник! И никаких родственников у него в местной медицине нет!– возразила Девяткина.– Он вообще со стороны откуда-то.
Интерн, допив кофе, начал подниматься, и на его стул остающаяся троица сразу же бросила сумки- занято.
–Ну кто он тогда? Из «торгашей»? Сынок директора овощной базы?– презрительно хмыкнул Антон.– Принц Калаф из оперы Пуччини?
–Может, из КГБ? – предположил Ваня и сам немного ужаснулся. Произносить грозную аббревиатуру вслух, даже среди абсолютно своих, было довольно рискованно.
– Или из космонавтов? А что- сытый, мордатый…
–Ребята,
Студенты на несколько минут замолчали и принялись усиленно поедать свои порции.
–Всё, молочная сосиска закончилась!– крикнули с раздачи.– Больше сегодня не завезут! Завтра пораньше приходите!
Очередь, разочарованно загудев, начала распадаться и расходиться. В буфете стало свободнее.
–А Лом- он сам-то кто? – решился спросить Агеев.
–Хирург, – кратко ответил Булгаков. – Но с большой буквы.
–Это я и сам понимаю. Огнестрел у него здорово получился…
–У нас, – поспешил поправить Антон, – это я Виктору Ивановичу тогда ассистировал.
–Ну ты вообще этот… доктор Живаго, – подколол Агеев.
В чём был «прикол», не знали, впрочем, оба. Откуда этот Живаго, положительный он персонаж или нет, ответить никто не смог бы. Но ясно было, что персонаж это сомнительный и вполне годный для дружеской шутки.
–Гигант мысли, отец русской демократии. Но правда, он что, в самом деле доктор наук?
–А что, ходят и такие слухи? – насторожилась Девяткина. – Чего только не придумают.
Булгаков доел вторую порцию, поставил опустевшую тарелку в другую тарелку, взял стакан с кофе. Это был растворимый кофе- цикорий, недокипевшая вода, сухое молоко и немного сахара- комнатной температуры. Отпив большой глоток, он ответил:
–Насчёт доктора наук не знаю, но у него зарплата на 90 рублей выше, чем у всех хирургов тут, включая Гиви. Доплата за учёную степень. Так то, что Ломоносов работал в каком-то московском секретном институте старшим научным сотрудником- точно. А СНС меньше чем кандидатом наук быть не может.
–Почему в секретном?– сразу уцепилась Лена.
–Ну, может, и не в секретном, точнее, не в очень секретном. Мне название «Клинический институт экстренной хирургии», например, ни о чём не говорит. К тому же не очень понятно, где он находится – в Москве, но какой-то почтовый ящик…– почти шёпотом проговорил Булгаков и тоже огляделся по сторонам.
Они никогда раньше не беседовали на подобные темы. Вообще-то студентам всегда было о чём поговорить. А подобных тем, таких, которых лучше никогда не затрагивать, они все пять лет учёбы избегали. Но почему? Присяг и подписок с них никто не брал, а вокруг появлялось столько интересного…
–А почему ты так решил? Может, и есть именно такой институт? – возразил Агеев. – Вроде «Склифософского».
–»Склифосовского» он и есть «Склифосовского». «Налетел на самосвал, в Склифосовского попал», – пояснил Булгаков. – Обычная городская экстренка мирного времени. А там, насколько я понял, идёт всякая экстремалка – завалы в шахтах, падения самолётов, аварии ядерных реакторов и подводных лодок, огнестрельные и минно-взрывные ранения. Медицина катастроф… А никаких катастроф в СССР нет и быть не может. Теперь ясно?