Мединститут
Шрифт:
–Я что-то не очень пойму, в чём тут дело, – глядя исподлобья, произнёс он. – В чём конкретно я виноват? Если я в чём-то таком идеалист и чего-то там не понимаю, то это мои проблемы. А конкретно…
Аркадий Маркович несколько раз снял и одел колпачок ручки. Ручка была хорошая, с золотым пером.
–До чего же с вами трудно! Хорошо, Булгаков, давайте конкретно. Вы находитесь в клинике. Здесь работают врачи. Отношения между ними порой непростые, и обсуждать их с вами, пока вы не получили диплом и сами не стали врачами, я, естественно, не могу. В коллективе достаточно сложностей, как и везде, где работают люди. Ваша задача- в своём рвении овладеть азами хирургии быть просто тенями, призраками, зрителями, но не в коем случае не участниками событий! И ни в коем случае не вмешиваться в отношения между врачами, не провоцировать конфликты своим присутствием!
–Я ничего не провоцировал…
–Он вообще молчал, – внезапно вступился Агеев. – Все видели.
–Вас, Агеев, пока никто не спрашивает. Нет, Булгаков, конфликт именно вы спровоцировали, – не дал себя сбить Самарцев. –Есть чёткий порядок. Есть установившаяся иерархия. Ваше поведение в народе называют «поперёк батьки в пекло»…
–Так что мне, уйти, что ли, нужно было?
–Именно так!– Самарцев бросил ручку, вскочил и снова заходил по кабинету. –В данном случае нужно было не уходить, а перейти на место второго ассистента, проявив элементарное уважение и благоразумие! А вы что делаете? В своём стремлении «технарить», набить себе руку, вы идёте по головам, не считаясь с окружающими! Такие горе-хирурги нам не нужны. К тому же вы ещё не имеете формального права участвовать в операциях, не являясь ни юридическим, ни должностным лицом. А за все ваши подвиги отвечаю я, как преподаватель. Хирургия не терпит мальчишества! Запомните это. Ужасно всё это. Ужасно.
И преподаватель, и группа немного помолчали.
–Ладно. На этом закончим сегодняшнее занятие, – объявил доцент.– Надеюсь, что случай был достаточно поучительный, и вы все сделаете для себя выводы. Хочется верить, что за оставшееся время до конца вашего обучения мне не придётся больше краснеть ни за кого из вас. Можете расходиться. Булгаков, останьтесь ещё на две минуты…
Группа тихонько покинула кабинет, оставив студента и преподавателя одних. Антон продолжал сидеть нахохлившись, Самарцев смотрел в окно, заложив руки за спину. Расстояние между ними было максимально возможным. Даже постороннему наблюдателю ясно стало бы, что сцена состаивается принципиальная, что происходит крупный разговор, из тех, что так любят современные кинорежиссёры, воспевающие людей труда и их непростые взаимоотношения.
–Надеюсь, что вы меня поняли. Вы же неглупый человек, Булгаков. В отделении давно работаете, знакомы с нашей кухней. – Аркадий Маркович медленно повернулся. – Неужели вы и до сих пор считаете, что правы?
Антон несколько затруднился с ответом.
–Ну…– тщательно подбирал он слова, – ну, теоретически- нет, но практически- да.
–То есть? Что за галиматья- «теоретически», «практически»? Кривите со мной душой, Булгаков? – Самарцев очень внимательно взглянул на Антона. – Или не хватает честности? Ваш дуализм прикрывает собой либо бесхребетность, либо наглость. Оба качества не красят будущего хирурга. Разве не так, Булгаков?
Антон решил молчать и больше не вступать в спор. Спор с Аркадием Марковичем, он знал, закончится либо поражением, либо новыми обвинениями, вплоть до таких, после которых Самарцев, как честный человек и коммунист, обязан будет поднимать общественность – сообщать в деканат и в комсомольскую организацию.
Доцент подождал немного, потом сел прямо перед Антоном, взглянул на него с пониманием. Кажется, он искренне желал студенту добра.
–Я ещё хорошо помню то время, когда и сам был молод. Вы всё же мне чем-то симпатичны, Булгаков. Хотите хороший совет? Извинитесь перед Петром Егоровичем. Нет, ничего сейчас не говорите – мне и так понятно ваше возмущение. Лучше послушайте. Послушайте, – Самарцев снова встал.
Вообще по натуре он был, что называется, «живчик», и долго находиться в одном положении не мог, особенно, если нервничал или волновался. Неприятный разговор со студентом тем более не оставлял его спокойным. Аркадий Маркович поправил очки, и задумчиво, не спеша, с огромным желанием убедить, закончил:
–До диплома вам осталось совсем немного, два шага. Но если вы считаете, что он уже у вас в кармане, вы ошибаетесь. Вы даже не знаете, сколько подводных камней лежит на этом коротком пути. Время сейчас сложное, и любой неосторожный поступок может осложнить жизнь, да так осложнить, что потом никогда себе этого не простите. Избегайте неприятностей, Булгаков, избегайте. Докажите всем свою взрослость – извинитесь перед старшим товарищем.
–И ещё – вы очень плотно работаете с Ломоносовым. Доктор он опытный, но у него имеется ряд качеств, по которым он не годится вам в наставники. На вашем месте я бы подобрал себе другую кандидиатуру. Вот и всё. Надеюсь, вы хорошо подумаете над моими словами. А сейчас вы свободны.
– 14-
«У нас в Вологде есть единственный специализированный магазин по продаже грампластинок, и тот, к сожалению, не фирменный»
(Советская пресса, октябрь 1986 года)
Булгаков вышел из учебной комнаты. За дверями его ждали Девяткина и Агеев. Лица их были тревожны.
–Советовал просить прощения у Петрухи и держаться от Лома подальше, – проинформировал их Антон. –Сыкун…
–Я тебе говорила, – покачала головой Лена. –Вот видишь, до чего дошло.
–Дедовщина в хирургии! Да пошёл он вместе с этим чмошником толстомордым!– излишне громко сказал Булгаков.– Ещё чего- извиняться! А завтра что? В ж… его целовать? Блин, если б знал, что тут такие порядки, лучше бы в терапевты подался.
–И что, не будешь извиняться? – спросил Агеев.
–Конечно, нет! Ещё чего! Вообще нужно подойти к Петрухе и в морду дать, наш ответ Чемберлену…
–Антон! Ты чего развоевался? Извинись!– вскричала Девяткина.– Перед кем другим не стоило бы, а перед Гореваловым извинись. Не иди ты против всей кафедры, вот получишь диплом…
–Да что вы точно все сговорились- «диплом, диплом»! – передразнил Антон. – Да как они могут мне диплом не дать? У меня пять лет учёбы за плечами, и ни одной тройки в зачётке. Да и при чём тут «вся кафедра»? Самарцев и Горевалов – пара сук-карьеристов… Узок их круг, страшно далеки они от народа! Наше дело правое! Ладно, идите, у меня ещё дела. Нужно к старшей зайти насчёт аванса…
–Как аванс, так сразу – «идите», – ухмыльнулся Агеев.
–Он у нас богатенький Буратино…
К старшей сестре Булгаков зашёл напрасно. Аванса сегодня давать не собирались, хотя и было законное 21-е число, и всё отделение, включая и заведующего, ходило разочарованное. Во- вторых, Антону попало за то, что после проверки в шприцах, отнесённых им в стерилизацию, остались следы крови. Старшая потребовала тщательно соблюдать все правила мытья инструментария, особенно предварительную замочку в моющем растворе. В третьих, завтра в ночь выходить на второй пост некому было- медсестра Сабанеева позвонила и объявила, что не выйдет, заболела тётка.