Мединститут
Шрифт:
–Похоже, орудует очень серьёзная мафия…– медленно проговорил Ломоносов. – Я не знаю. Фамилия неизвестная, ни у кого из центрового городского начальства такой нет.
–Может, он непрямой родственник…
–Может. Но всё равно странно – сейчас влиятельными родственниками хвастаются на всех углах. А хули ж тогда он скрывает?
–А если они из КГБ или из партйных сфер? Там же все засекречены.
–Не до такой степени. Сейчас гласность, Антон. Да и чего скрывать, даже если и из КГБ? Да пиз@дни он такое кому-нибудь по секрету, так завтра все знать будут, только молчать-бояться. Нет, тут что-то
–Но если давать оперировать, то быстро ведь руку набьёшь? За два года, наверное, можно,– ревниво заметил Антон.– Вон, в 3-й хирургии Емельянов младший, интерн, сын заведующего. Так батя его натаскивает, на все свои операции берёт, первым. Толик хвастался, что уже сам торакотомию делает…
–Чего? – остановился Ломоносов и уставился на Антона.
– Ты в цирке был?
–Где? В цирке? Был в Москве в детстве…
–Видел там номер – медведь на коньках?
–Видел, по телевизору.
–Значит, можно медведя научить на коньках кататься?
–Можно…
–А чемпионом по фигурному катанию такой медведь стать может?
–Не может.
–Вот так и наша профессия. Оперировать обучить можно – натаскать, вдолбить, отшлифовать технику. Хули, если руки есть. Одну только вещь нельзя сделать – сделать дурня хирургом, ибо хирург- это чемпион…
–Так, граждане, распиваем? – раздался звучный радостный голос.– В общественном месте? Сержант Крапивин. Документики попрошу ваши.
Рядом с «пьющей» скамейкой незаметно появился рослый, румяный милиционер с рацией и кобурой на ремне. Картинно отдав честь, он протянул руку в перчатке за документами. У Булгакова неприятно засосало под ложечкой. Ещё не хватало! Вот и попались. Сейчас мент узнает кто они и откуда, а потом на институт придёт письмо о распитии студентом Булгаковым спиртных напитков в общественном месте. Дальше последует вызов в деканат, проработка на комсомольском собрании… диплом вдруг показался Антону далёким, как никогда и весьма призрачным.
–А в чём дело, сержант? – высокомерно спросил Ломоносов. – Мы, кажется, сидим тихо, не нарушаем, в кустах не ссым.
–Портфельчик ваш откройте. Не хотите? Тогда документики. Или пройдёмте в отделение, оформим протокольчик.
Ломоносов засопел и снова полез во внутренний карман, порылся там и протянул милиционеру какой-то документ в обложке.
–Ты посмотри повнимательней, – попросил хирург. – Там всё написано.
Сержант перелистал записную книжку, нашёл какой-то листочек, незаметно вынул его, спрятал в карман. Улыбнувшись, он вернул книжку владельцу, снова взял под козырёк.
–Всё в порядке, товарищи. Показалось. Пока сидите. Только не засиживайтесь – у меня через час смена.
–Поняли, сержант. Сейчас закончим…
Милиционер повернулся и пошёл дальше по аллее. Ломоносов хмыкнул.
–Во бля, жизнь настала, – вздохнул он.
– Ещё хорошо, что нам служивый попался, четвертак, сука, взял. Но с этими ещё хоть как-то договориться можно. А вот если б дружинники- то всё, хана. От тех не откупишься. Друг на друга стучат… комсомольцы. Эти б в отделение поволокли.
–Виктор Иванович, – тихонько спросил Булгаков, всё ещё
–А сколько ты бы дал? Десятку – мало. Нет, десятку он бы взял, только сидеть бы здесь не дал, погнал. А так он нас ещё час поохраняет. Деньги, сука. За деньги сейчас всё можно.
–Не всё, – сердито ответил Антон. – Деньги не делают нас.
Ломоносов иронично глянул на младшего товарища, презрительно усмехнулся.
–Эх ты, комсомолец! До чего ж у молодёжи мозги засраны. Думать надо больше, смотреть по сторонам и думать. Не думаешь ведь ни х… Всё коммунизм строить собираешься.
–«Всякое умаление социалистической идеологии, – не то в шутку, не то всерьёз, процитировал основоположника Булгаков, – влечёт за собой наступление идеологии буржуазной»…
–Ладно, давай ещё по пятьдесят – что-то холодно становится…
Новая порция пятизвёздочного коньяка помогла быстро забыть о неприятном инциденте. Снова закурив, заговорили «о бабах». Ломоносов поинтересовался, почему Булгаков до сих пор не «трахнул» Краснокутскую.
–Хоть я уже старый, но с ней без целлофанового пакета говорить не могу, – признался Виктор Иванович. – Мозгов нет, но девка ядрёная. Ты ей нравишься. Кинул бы палчонку- и тебе веселее, и ей радость. И всему коллективу развлечение.
–Виктор Иванович, а зачем пакет целлофановый?
–Драчить, – без тени смущения признался пятидесятилетний доктор.
– Она же настоящая провинциальная секс-бомба в белом халатике. Мне уже не светит, не даст, а тебе как два пальца. Кстати, у неё своя квартира на Героев Сталинграда – знаешь?
–Да знаю, она как-то говорила…
–Ну так что ты время теряешь? Ты уже без пяти минут врач! Хирург!! Давай засаживай ей и волоки её в загс, пока другие шустрее не оказались.
–Жениться?! Виктор Иванович, вы серьёзно?
–А что? Велика важность! Честная, порядочная девушка. Ну не понравится тебе семейная жизнь- разведётесь, делов-то. Главное, у тебя прописка в К… будет.
–Жениться ради прописки?! За кого вы меня принимаете?
–За мудака!!– чуть не во весь голос крикнул седой хирург и чуть не уронил с колен портфель. – Без прописки ты никто, нуль, меньше нуля, отрицательная величина! Как ты распределяться без прописки думаешь? Мозги есть?
–Ну, придумаю что-нибудь, – неуверенно ответил Антон. – К родителям в Щорсовку, конечно, не поеду. Распределюсь куда-нибудь. На Север… там зарплаты большие.
–На Север! За длинным рублём желающих знаешь сколько? В Москву меньше желающих! На Север!
–Потом, в Новоплатонове больница строится… там 80-коечная хирургия…
–Чего? В Новоплатонове? Да ты хоть был там? Там ещё фундамент не заложили! Да и кому ты в этой больнице нужен? Там штаты в хирургии на 100 лет вперёд уже набраны. Ну скажи – кому?
–Ну, там дежурства какие-нибудь пока возьму…
–Ты безнадёжен, – объявил Ломоносов, разливая снова.– Ты хоть вокруг себя иногда смотришь? Хороший ты парень, Антон, не трус, не стукач, но – мудак. Страшный мудак, клинический. Я не со зла, я любя тебя это говорю. Пять лет назад я бы тебя к себе в отдел взял не задумываясь. Запомни- никому ты здесь не нужен. Никому. Если не хочешь попасть в глухую деревню…