Мединститут
Шрифт:
–А что деревня? Что вы меня все деревней пугаете? Ну деревня, ну и что? Три года можно и в деревне отработать, опыта набраться. Зато потом…
–Пей лучше, – угрюмо сказал Ломоносов. – А вообще с такими высокими принципами, как у тебя, нужно было или на тридцать лет раньше родиться, или не родиться совсем.
–Ну вот, не повезло мне- родился я в семье коммунистов.
–Происхождение тебе сейчас точно не поможет. А вообще, человеку, прежде чем родиться, нужно принять 150…
Закончив первую бутылку, принялись за вторую. Виктор Иванович предложил поехать и «немедленно выеб@ть Краснокутскую», после чего начал вставать со скамейки, собираясь осуществить своё намерение. Стало ясно, что уже пора ехать
Булгаков повёл слабеющего наставника к остановке трамвая. Ломоносов что-то бормотал, про то, что «довели страну» и сказал что-то нехорошее в адрес Генерального секретаря ЦК КПСС.
Становилось ясно, что в общественном транспорте лучше не ехать. Антон остановил такси, усадил Ломоносова, сел сам и назвал адрес его общежития.
–Пятёра, – бросил водитель.
–Как… пять рублей?! Всегда ведь трояк был!
–Жизнь дорожает. Вас двое. За двоих- пятёра, и это ещё по-божески…
Пришлось смириться. Доехали минут за двадцать. Виктор Иванович жил в общежитии Трубопрокатного завода, Булгаков уже бывал у него несколько раз. Расплатившись, он вытащил крепко заснувшего товарища из машины и почти понёс к проходной.
–Это что? Это ещё куда?– заголосила вахтёрша, увидев пьяненькую парочку. – Куды прётесь в нетрезвом виде? В общежитии запрещено! Вот я сейчас наряд вызову, чтоб в вытрезвитель вас отвезли!
Она выскочила из-за своего стола и встала на пороге, растопырив руки, намереваясь умереть, но не пропустить пришельцев. Вдруг суровое лицо её исказилось гримасой сочувствия. Она узнала Ломоносова.
–Виктор Иванович!– шёпотом воскликнула вахтёрша. – Мать честная! Где же ты так напился? Ведь только три дня назад обещал мне, что не будешь, и опять… Пошли, пошли быстрее, пока никто не видел, веди, парень, а я пока лифт вызову.
Пока везли Ломоносова на восьмой этаж, вахтёрша успела сообщить Булгакову, что Виктор Иванович спас её сына, когда парня порезали ножом на дискотеке, что он оперировал злокачественную опухоль её сестре, что после операции та уже два года как заново родилась, что это «хирург от бога», что человек он хороший, душевный, что вот зачем только пьёт… Если увидит староста этажа или комендант, или из Заводского комитета кто-нибудь- выселят тут же, и на то, что врач, не посмотрят, и ему, и ей достанется…
– 16-
«Возмущение моё было велико, и я сказал об этом факте на партийном собрании как раз по поводу июньского Пленума ЦК КПСС. Правда, я сотрясал воздух, потому что ни А. Синицына, ни Ю. Пчёлкина на этом собрании не было, как не бывает их на других важных партйных собраниях»
(Советская пресса, октябрь 1986 года)
Времени было только шесть часов, основная масса обитателей общежития была ещё на смене, коридоры пустовали и обмякшего хирурга удалось незаметно довести до двери комнаты №814. Антон постучал. Изнутри послышались стремительные шаги. Дверь распахнулась, чуть не задев хозяина по носу. В проёме появилась высокая черноволосая молодая женщина в потёртых джинсах и клетчатой рубашке, слишком красивая для общежития. Эта мысль обязательно приходила к каждому, кто впервые видел её здесь.
–Спасибо, Вера Мироновна, – сразу же сказала эта длинноволосая брюнетка, мгновенно оценив обстановку и метнулась назад, освобождая дверной проём. Внутри сильно и вкусно пахло жареной рыбой. Антон и вахтёрша ввели – внесли Ломоносова в маленький коридорчик и закрыли дверь. Хозяйка квартиры появилась вновь, что-то быстро сунула Вере Мироновне в кармашек халата
–Повели в комнату, Антон, я диван разложила. Там и уложим его.
–Ой, Маргариточка, вы что? Заберите-заберите, вы за кого это меня принимаете?– вахтёрша моментально выхватила из кармана сложенную пятирублёвую бумажку и бросила на крышку обувного ящика, не разворачивая. – Это ещё что? Да я тридцать лет была ударницей Электролизного цеха! На Доске почёта висела! И до сих пор, между прочим, вишу, хоть уже два года на пенсии! Ишь чего придумали! Служанка я вам, что ли? Я- советская вахтёрша и при исполнении сейчас! Виктор Иванович мне сына и сестру спас. Я ему по гроб жизни обязана. А ты мне деньги суёшь! Обидеть хочешь?
–Извините, Вера Мироновна, – с некоторой досадой отозвалась та, – простая благодарность, но если для вас это оскорбительно, то ещё раз извините, и большое спасибо, что вы помогли Вите. Если б не вы сегодня дежурили…
–Ой, уж не знаю. Беда с ним – спивается ведь мужик. Время-то сейчас какое? Горбачёв-то как за алкаша взялся? Чуть не тридцать седьмой год мужикам устраивает! О господи, да будет воля твоя…
Вахтёрша, вздыхая и сетуя на «порядки», ушла. Антон и Маргарита дотащили Ломоносова до дивана, положили. Булгаков помог женщине снять с хирурга очки, пальто и ботинки. Она немного постояла над ним в раздумье – снимать ли всё остальное или нет. Виктор Иванович что-то пробормотал довольно и повернулся на бок, поджав колени к животу. Ему подложили под голову подушку, укрыли толстым шерстяным пледом и оставили спать так. Женщина деловито открыла мужнин портфель, скривилась, вынула оттуда одну полупустую, другую совсем пустую коньячные бутылки, остатки яблок и вафель, неодобрительно посмотрела на Антона. Тот развёл руками, повесил голову, и начал одевать ботинки, собираясь уходить.
–Голодный? – вполголоса спросила она. – Небось и не закусывали? То-то Витюшу так развезло. Ладно, подожди, Антон. Я зубатку пожарила, думала, придёт и поужинает. Но похоже, Виктору Ивановичу не до ужина сегодня. Ты-то составишь компанию? Пока рыба не остыла.
–Нет, Маргарита Густавовна, спасибо, – отказался Антон. – Большое спасибо, пора мне. Меня девушка ждёт…
–Да какая у тебя девушка?– устало спросила хозяйка. – Девушка! Ты же на хирургии чокнутый. Не выдумывай. В крайнем случае подождёт твоя девушка. Давай-ка, снимай куртку, мой руки.
Пока Антон мыл руки под краном в крошечном санузле, Маргарита Густавовна накрыла в миниатюрной кухоньке ужин – сковородку жареной рыбы, картошечку, хлеб, салат из морской капусты, немного варёной колбасы. Справлялась она с этим легко и быстро. Маргарите Густавовне было не более 30 лет, и она была из той породы женщин, которым скуповатой в прочих случаях природой было щедро отмерено и красоты, и ума, и такта.
Прекрасная фигура, чистое правильное лицо, густые длинные волосы с отливом, шея потрясающей длины и наклона, небольшой, но сильный и оформленный бюст… Любая неправильность линии, любой самый маленький изъян выглядели бы вопиюще несоразмено и попортили бы всё впечатление, но в Маргарите всё было строго подчинено единому плану и замыслу. Уверен, что именно такая женщина встретилась когда-то Достоевскому, что именно про Маргариту он сказал бы снова и снова: «красота- страшная сила».
Никакая мизерность обстановки и невзрачность наряда не могли бы пригасить ослепительность хозяйки №814. Это тем более чувствовалось, что молодая женщина не прилагала никаких усилий нравиться, что пара дешёвеньких пластмассовых браслетов на левом запястье и крошечные серёжки в её ушках никак не могли впечатлять сами по себе, но на ней и они смотрелись что надо. Так же и скудный стол в её исполнении выглядел как стол на царской трапезе в юмористическом фильме «Иван Васильевич меняет профессию».