Медведь и соловей
Шрифт:
Константин только вышел из церкви. Он не видел, как Вася покинула дом, но не мог спутать ее летящую тень. Он крикнул раньше, чем понял, и выругался, когда она замерла. Но вид ее лица потряс ее.
— Что такое? — грубо спросил он. — Почему вы плачете?
Если его голос был бы холодным приказом, Вася не ответила бы. Но она вяло сказала:
— Меня выдают замуж.
Константин нахмурился. Он сразу увидел то же, что и Петр, дикое создание взаперти, занятое и уставшее, как другие женщины. Как и Петр, он ощутил странную печаль и отогнал ее.
— И? — сказал он. — Он жестокий?
— Нет, — сказала Вася. — Я так не думаю.
Он чуть не сказал, что это к лучшему. Но он подумал о годах, о родах и усталости, дикость пропадет, сокол будет в цепях… Он сглотнул. Это у лучшему. Дикость греховна.
И хотя он знал ответ, он спросил:
— Почему вы боитесь, Василиса Петровна?
— Вы не знаете, батюшка? — сказала она. Ее смех был тихим и отчаянным. — Вы боялись, когда вас прислали сюда. Лес сжимался вокруг вас кулаком, я видела это по вашим глазам. Но вы можете уехать, если захотите. Весь мир открыт для Божьего человека, вы уже были в Царьграде, видели солнце на море. А я… — он видел панику в ней, подошел и взял ее за руку.
— Тише, — сказал он. — Это глупо, вы сами себя пугаете.
Она снова рассмеялась.
— Вы правы, — сказала она. — Я глупа. Я все же родилась для клетки: монастыря или дома, так что тут такого?
— Вы женщина, — сказал Константин. Он все еще держал ее за руку. Она отошла, и он отпустил ее. — Со временем вы смиритесь, — сказал он. — Вы будете счастливы, — она едва видела его лицо, но она не понимала тон его голоса. Он словно пытался убедить себя.
— Нет, — хрипло сказала Вася. — Молитесь за меня, если хотите, батюшка, но я должна… — и она побежала между домами. Константин подавил желание окликнуть ее. Его ладонь горела там, где он касался ее.
Это к лучшему. К лучшему.
16
Дьявол в свете свечи
Наступила осень с серыми небесами и желтыми листьями, внезапными дождями и неожиданными лучами солнца. Сын боярина приехал с Колей после уборки урожая в погреба и сараи. Коля отправил гонца вперед по грязной тропе, и в день прибытия боярина Вася и Ирина провели утро в бане. Банник, местный дух, был пузатым существом с глазами как две смородины. Он по — доброму скалился девочкам.
— Можете спрятаться под скамейку? — тихо сказала Вася, пока Ирина была в соседней комнатке. — Мачеха увидит вас и закричит.
Банник улыбнулся, пар вылетал между его зубов. Он был чуть выше ее колена.
— Как пожелаешь. Не забывай меня зимой, Василиса Петровна. С каждым временем года я все меньше. Я не хочу пропасть. Старый пожиратель просыпается, это будет не лучшая зима для потери старого банника.
Вася замешкалась.
«Но меня выдадут замуж. Я уеду. Остерегайся мертвых».
Она сказала:
— Я не забуду.
Его улыбка стала шире. Пар окутал его тело, и его не было видно. Красный свет его глаз был цветом раскаленных камней.
— Пророчество, ведьма.
— Почему вы так меня называете? — прошептала она.
Банник взмыл к ней на скамейку. Его борода была извивающимся паром.
— Потому что у тебя глаза прабабки. Теперь слушай. До конца ты сорвешь подснежники в середине зимы, умрешь по своей воле и поплачешь о соловье.
Васе стало холодно среди пара.
— Почему я решу умереть?
— Умереть просто, — ответил банник. — Жить сложнее. Не забывай меня, Василиса Петровна, — и остался только пар.
«Мне уже хватало их безумных предупреждений», — подумала Вася.
Девушки сидели и потели, пока не стали румяными и сияющими, побили друг друга вениками и вылили холодную воду на горячие головы. Когда они стали чистыми, Дуня пришла с Анной, чтобы расчесать их длинные волосы и заплести косы.
— Жаль, что ты так похожа на мальчика, Вася, — сказала Анна, водя гребнем из ароматного дерева по длинным каштановым кудрям Ирины. — Надеюсь, твой муж не будет разочарован, — она посмотрела на падчерицу. Вася покраснела и прикусила язык.
— Но такие волосы, — возразила Дуня. — Самые красивые волосы на Руси, Васечка, — они были длиннее и гуще, чем у Ирины, черные с красным отблеском.
Вася выдавила улыбку няне. Ирине с детства говорили, что она мила как княгиня. Вася была страшным ребенком, об этом ей напоминали, когда нежная сестра была рядом. Но долгие часы верхом на коне — где пригодились ее длинные ноги — позволили Васе лучше понять себя, и она толком не могла рассмотреть себя. В доме было только бронзовое овальное зеркало у мачехи.
А теперь все женщины в доме, казалось, оценивали ее, словно козу на рынке. Вася задавалась вопросом, был ли в красоте прок.
Девушек нарядили. Голова Васи укутали девичьим головным убором, серебряные подвески обрамляли ее лицо. Анна не позволила бы Васе затмить ее дочь, даже если Васю выдавали замуж, так что головной убор и рукава Ирины были вышиты жемчугом, а бледно — голубой сарафан был с белой вышивкой. Вася была в зелено — синем сарафане, без жемчуга, лишь с намеками на вышивку. Простота была ее виной, она почти не шила дома. Но простота ей шла. Анна помрачнела, когда девочки были наряжены.
Две девочки вышли во двор. Там была грязь до лодыжек, морось была в воздухе. Ирина держалась ближе к матери. Петр уже ждал во дворе, напряженный, в хорошем мехе и расшитых сапогах. Жена Коли прибыла с детьми, племянник Васи Сережа бегал и вопил. На его льняной рубахе уже было пятно. Отец Константин стоял и молчал.
— Странное время для свадьбы, — тихо сказал Алеша Васе, встав рядом с ней. — Сухое лето и плохой урожай, — его каштановые волосы были чистыми, а короткая борода — смазана ароматным маслом. Его голубая расшитая рубаха сочеталась с поясом. — Ты хорошо выглядишь, Вася.