Мексиканка
Шрифт:
Дара озадаченно перевёл взгляд на Салли. Салли улыбалась, Дара перестал хмурится и тоже улыбнулся. Словно она сказала «Вот видишь, какой он классный?», а Дара ответил «Да, действительно!».
Мёрфи.
Безумный ангел-хранитель, который сам не может обходиться без ангелов. Старик, который следит за людьми, чтобы понять людей. Пускающий гулять по городу электронные глаза, потому что сам иногда боится появляться в людных местах. Человек, с домом полных шестерёнок и транзисторов, из которых он пытается собрать то ли машину счастья, то ли модель поведения
И наверняка у него найдётся лекарство для Салли. Он посмотрит на неё, не станет ничего спрашивать, возьмёт перочинный ножик, соскоблит немного старой краски с картины малоизвестного художника из Англии, добавит щепотку порошка из тёмной баночки, стоящей на верхней полки, сдует немного пыли с альбома репродукций голландских мастеров, положит это всё в пробирку, набрав в неё воды из-под крана (но в кране будет не просто вода, а вода из парижской Сены, а может, талая вода из того айсберга, который разрушил Титаник) и даст Салли.
И Салли выпьет.
И Салли станет большой, как Алиса, взрослой и ей больше не надо будет называть себя Салли, чтобы думать о себе. Она перестанет жить головой в Ирландии и будет просто у себя дома и будет счастлива, потому что будет любить Дару.
И Салли станет маленькой, как Алиса, и сможет открыть крохотную дверь и пройти в выдуманную Ирландию и останется там навсегда и будет счастлива, потому что будет любить Дару
И Салли перестанет быть Салли и превратится в Веру и скажет себе: ну кого ты обманываешь Салли? Дело не Ирландии, дело в тебе. Внутри тебя захламлённый чердак, в нём копошатся черви и надо наконец-то зажечь фонарь, открыть окна и пройтись тряпкой. Медленно, по квадратному дюйму в день чистить свою душу, потому что психотерапия никогда не бывает быстрой. И Салли согласится сама с собой и примется за уборку и будет счастлива, потому что будет любить Дару.
Или Мёрфи просто даст ей немного оксимиметиков. Или что-нибудь покрепче из старых запасов тех веществ, которые принимали старые хиппи.
Или скажет ей что-нибудь странное, но успокаивающее. Или замолчит так, что ей покажется, будто он сказал восемь тысяч сто девяносто два слова.
А может, они просто напьются? Салли нет ещё двадцати одного года, но почему бы им не напиться вместе. Гаррет вроде бы не выпил ещё весь виски в этом городе.
Салли зашла во дворик и увидела стену дома Мёрфи: в вечернем свете она была персиковой.
Дверь почему-то была приоткрыта. Салли толкнула её и зашла внутрь.
Шкафы стояли открытыми, на полках ничего не было. Стены, по которым раньше были развешаны провода и картины, были голыми. На полу в пыли лежал обрывок скотча.
Мёрфи исчез.
Пускай тигров
– Даже не знаю, чего я струсила, – сказала Салли и виновато улыбнулась.
Сегодня особнячок Мёрфи не казался ей страшным, разве что печальным, каким и должен быть дом с пустыми полками и светлым прямоугольником на обоях, где недавно
– Ты сказала, в соседней комнате кто-то ходил.
– Да. Наверное, всего лишь робот.
– Зачем бы Мёрфи оставил робота? Почему не забрал с собой?
– Почему он вообще уехал?
– Угу, – сказал Дара и погладил Салли по руке.
За прошедший день они задали друг другу этот вопрос уже с полсотни раз и фраза стала риторической. На самом деле она означала «Как жаль, что он уехал».
– Не похоже это на Мёрфи, – сказал Дара. – Не то, чтобы я его хорошо знал… но я почему-то уверен, что он не оставил бы робота, как не бросил бы кошку.
– Да, хотя…
Салли задумалась. Конечно, Мёрфи относился к роботам, как домашним животным, но иногда…
– Хотя что? – спросил Дара.
– Иногда робот для него…
В соседней комнате что-то стукнуло, Салли вздрогнула и замолчала. Дара повернулся в сторону шума и выставил руки, будто приготовился поймать мяч.
– Ты была в той комнате? – спросил Дара.
– Один раз всего.
– А что там?
– Библиотека. Книги в основном. Книги, пластинки, картины, скульптуры. Ну и роботы, конечно.
– Ну да. Он же оттуда выносил пластинки показывать. Но никогда туда не приглашал. Мы всё время сидели в гостиной. Странно, да?
– С ним всё странно. Было странно.
– Было, – грустно кивнул Дара. – Посмотрим?
Он пошёл к двери в библиотеку. Салли вдохнула, как перед прыжком с вышки в бассейне, и несмело двинулась за Дарой. Дара толкнул дверь и та поддалась: внутри горел яркий свет. Он заглянул внутрь, распахнул пошире и вошёл.
– Хотя знаешь, – сказал Дара, – пожалуй, ничего странного. Здесь просто сесть негде.
Салли встала на цыпочки и заглянула в комнату поверх плеча Дары: с тех пор, как она здесь побывала, в комнате стало ещё больше всего: книги и виниловые пластинки не помещались на стеллажах и лежали стопками на полу. К стенам были прислонены картины в рамах, на стеллажах под потолком стояли в растопырку механизмы и роботы, похожие кто на паука, кто на картофелину. Салли встретилась взглядом с братом-близнецом Хили. Он был выключен и невинно улыбался, как бы говоря: «Это не я шумел».
На фоне молочно-белых стеллажей, забитых разноцветными корешками выделялись три мольберта, завешанных чёрной тканью.
– А это явно для нас, – сказал Дара и прошёл в комнату.
Салли сделала шаг и увидела, что в комнату втиснуты два маленьких кожаных пуфика.
– Поверить не могу, что он всё это оставил, – сказала Салли. – Это же вся его жизнь.
Дара протянул руку к мольбертам, но не решился поднять ткань.
– Хм, – сказал он. – Помнишь, он говорил: «я не любитель искусства – моя жизнь искусство». Может, у него появилась какая-то теория, из которой следует, что от репродукций нужно избавляться, потому что настоящая картина у тебя внутри. Ах да, кстати! – Дара щёлкнул пальцами. – Я как-то к нему зашёл, а в гостиной висела картина. То есть, не картина, а рама, в которой… А вот же она!