Merry dancers
Шрифт:
Ответ не исчерпал вопроса, но Том всё понял: Аврора клинически не переносила ложь и правильно расценивала его лицемерие, но почему-то хотела увидеть настоящего Риддла, а точнее, доказать, что и у него есть человеческие, искренние эмоции, о которых никто и не догадывался. Удивительно сильная интуиция удивительно странной девочки, способной различать то, мимо чего пройдут другие, и не заметив. Вместо того, чтобы обойти стороной и отказаться от Тома, она решила раскрыть его, доказать самой себе, что он может быть обычным человеком. Пускай она фактически призналась в недоверии к нему, но на Аврору невозможно было злиться… Остаточное явление после встречи с миром волшебных цветов,
— Как и ты… — тихо пробормотал он себе под нос и полез вслед за Авророй сквозь заросли боярышника. — Но зачем тебе это?
— Проверяла теорию, — они уже шли по тропинке к замку, когда на Уинтер снова снизошло откровение, — хотела снова увидеть ту твою улыбку, думала, не показалось ли мне в тот раз.
— Какую? — удивленно спросил Том.
— Когда ты впервые увидел Северное сияние тогда, в начале лета…
Хочу отзывов!!! Нет, правда...
http://radikal.ua/data/upload/05615/49112/a0cbe1ca44.jpg
Коллаж к главе.
====== Поминальный веник и зачарованная кафедра. ======
И всё-таки она слишком странная. Аврора может показаться несмышленым маленьким ребенком. Совсем безответственная и наивная, она иногда не понимает и не видит опасностей, но старается объяснить необъяснимое понятным только ей языком. Раскрыть Тома, узнать настоящего Тома, увидеть его улыбку, разве это может быть достаточным мотивом её поведения? Но Уинтер просто не способна произнести такое слово, как «лицемер». Плюс ко всему она почему-то уверена, что в Томе скрыто нечто большее, чем он выставляет напоказ, и даже не представляет, насколько она права…
Бессонная ночь, проведенная Томом после того, как она показала ему «Северное сияние», прошла именно в таких размышлениях. При желании он мог с легкостью уснуть или выпить Зелья Сна без Сновидений, но почему-то не хотел. Вместо этого Том вертел в руках одну из веточек тех цветов, совсем неприметных, похожих на сорняки, но ночью превращающихся в прекрасное явление. Аврора сказала, что они засияют с заходом солнца на следующий день. Гораздо больше этих мыслей Тома занимали те ощущения, то гипнотическое действие, едва не пошатнувшее его рассудок. Цветы так легко забрали его в мир грёз, неужели, пройдя сквозь ужасы создания крестражей, он всё ещё боялся умереть? Это «Северное сияние» слишком опасно, нужно знать, что оно собою представляет, но Аврора говорила, что ни одна книга в школьной библиотеке не смогла дать ей ответ и попросила Тома посмотреть в Запретной секции.
Абрахас всегда приходил на первые уроки перед самым звонком, хотя вставал очень рано. Иной раз у него не было времени на домашнюю работу, поэтому он делал её утром, когда Хогвартс ещё спал. Рэйвенкло и Слизерин в полном составе уже находились в кабинете трансфигурации. Рэйвенкло, наверное, единственный факультет, с которым слизеринцы могли нормально контактировать. Вместо того, чтобы степенно ожидать начала урока, как подобает приличным семикурсникам, они вели себя как дети: по классу летали бумажные огнедышащие драконы и синицы. Дженна Шелли достала волшебную палочку и направила её в сторону Ирмы Пинс; судя по выражению лица, она готовила какую-то шутовскую пакость. Ирма, стоило ей присесть на стул, сразу же приклеилась и стала оглядываться по сторонам в поисках виновника, но Дженна сделала вид, что увлечена беседой с Мариссой. Корнелиус Фадж пытался успокоить шумный класс, но с его управленческими талантами на успех особо полагаться не приходилось.
Цигнус Блэк в унылом одиночестве сидел на задней парте и сверлил взглядом одну точку; в
— Я всегда знала, что Друэлла слишком нервная, ей в Мунго самое место, — негодуя, произнесла Вальбурга, вот только искренности в её словах не наблюдалось.
Интересно получается, к Эвелин прониклись сочувствием даже самые неприятные личности, такие как эта Блэк? Нет, в случае с Вальбургой — это, скорее всего, было стадным инстинктом, ведь Уилкис сразу же приобрела популярность, статус, благодаря перенесенному Круциатусу. Студентов очень интересовало это заклятие и его применение, поэтому они обступали Эвелин в коридорах, в Большом зале и не давали прохода даже в туалете: она жаловалась на это Абрахасу, только не выражала при этом искреннего недовольства. Эвелин купалась во всеобщем внимании, она с удовольствием рассказывала о том, как ей пришлось нелегко. Абрахасу не очень нравилась в ней эта черта, но, как известно, не бывает людей без недостатков.
Просверлив взглядом макушку Вальбурги, он отправился на единственное свободное место рядом с Цигнусом, Аврора и Том даже не заметили его — так были увлечены беседой.
— Здесь свободно?
Цигнус не обратил внимания на подошедшего, Абрахас без стеснений занял соседнее место и тут же приклеился к стулу.
— Дженна! — недовольно проворчал он в сторону девочки через парту.
Суть этого заклятия была в том, что его невозможно было снять, а это — двадцать минут в неудобном положении лицом к проходу. Шелли непонимающе уставилась на него и захлопала глазками.
— Что?
— Не смешно, — пробурчал он, пытаясь встать с места, но ничего не вышло.
— Я-то тут причем? — любуясь потугами Абрахаса стряхнуть с задницы стул, сказала она на полном серьезе, после чего отвернулась, пряча улыбку.
Плюнув на попытки отодрать пятую точку от деревяшки, он стал вытаскивать из портфеля принадлежности, при этом неотрывно следя за Цигнусом. Тот сидел ссутулившись и подперев подбородок руками, и, похоже, находился в полном отчаянии.
— Паршивое утро?
— Нет, меня приклеили, — проворчал тот. — Локти тоже.
Они оба кинули недовольные взгляды в сторону шутницы Дженны Шелли, делающей вид, что ничего не происходит, и только сейчас Абрахас заметил, что локоть его правой руки намертво прилип к парте, положение было не очень удобным, так как нижняя часть корпуса его тела была развернута вправо к проходу. Он постарался повернуть стул, но тот оказался приклеенным к полу.
— Класс… — констатировал он безнадежно. — Дамблдор что-то опаздывает.