Мертвая тишина
Шрифт:
Понятия не имею, о какой диагностике они толкуют и почему Воллер считает ее такой важной, но теперь до меня доходит суть проблемы, что так беспокоит Кейна.
— Воллер! — кричу я, однако тут же делаю усилие и смягчаюсь. Кричать на него бесполезно. — У нас в атриуме замороженные тела, прямо над головами. Просто плавают под куполом. Сотня, а то и больше. И это только те, которых мы заметили. Если гравитация включится на полную, они разом рухнут вниз… — Я запинаюсь. — Повсюду… будут валяться их части. Кроме того, нам неизвестно, чем вообще обернется внезапное включение притяжения!
Незакрепленные
А после возобновления подачи тепла и кислорода не заставит себя ждать и разложение. Семьям пассажиров «Авроры» и передавать будет уже нечего. То самое тепло, что на протяжении месяца сохраняло мне на Феррисе жизнь, превратило умерших в… лужи не поддающегося описанию биологического материала.
Воллер так и не отзывается, в то время как генератор гравитации выполняет второе предупредительное включение.
Кейн впереди ускоряется. Да где же этот чертов мостик?
Мы сворачиваем за угол в конце коридора и оказываемся в помещении пошире, однако отделанном гораздо скромнее. Ковер сменяется обыкновенным синим ковролином, стены просто металлические, без деревянных панелей. Зато здесь включено аварийное освещение, отбрасывающее резко очерченные тени. О щиток моего шлема стукается красная блестящая бусинка, потом еще раз, после чего отлетает прочь, присоединяясь к сотням своих сестер, парящих вокруг.
У меня перехватывает дыхание. Кровь.
Метрах в шести слева располагается металлическая дверь, чуть приоткрытая. На ней табличка «Капитанский мостик», брызги крови и какие-то примерзшие комки, подозрительно смахивающие на серое вещество мозга, волосы и обломки костей.
Мой желудок начинает беспокойно шевелиться.
А возле двери плавают, то и дело перекрываясь тенями, два сцепившихся тела в форме. Руки их навечно сплетены в схватке. На вышитых эмблемах «Авроры» на их левых рукавах изображена простая, но изящная композиция из двух треугольников и выглядывающего из-за них кружка — словно бы над инопланетными горами восходит луна. Впрочем, теперь я кое-что знаю и потому подозреваю, что это лишь другое представление «Грации» или «Скорости». Серебряные значки в петлицах и вышитые полоски на плечах — соответственно четыре и три — идентифицируют мертвецов как капитана и старшего помощника, однако чтобы узнать их, знаков различий мне не требуется.
Капитан Линден Джерард выглядит в точности так же, как и в репортаже об отправлении лайнера, что я как одержимая смотрела много лет назад. Только теперь глаза ее закрыты, а выражение липа под синеватым отливом инея почти умиротворенное. Светлые волосы выбились из косы и теперь образуют вокруг головы пушистую корону. Если бы не маленькая рваная дыра прямо над левой грудью, окруженная расплывшейся кровавой кляксой, можно было бы принять ее за спящую.
У старшего помощника Кейджа Уоллеса, напротив, вследствие зияющего выходного отверстия отсутствует приличная часть левого виска, а лицо его — точнее, остатки такового — искажено от боли.
—
Тяготение немедленно пропадает, аварийные лампы гаснут. Я моргаю, привыкая к тусклому свету наших фонарей. Мгновение спустя гул двигателей ослабевает, а потом и вовсе прекращается.
Мы с Кейном пробираемся к двери на мостик, и я старательно избегаю смотреть на Джерард и Уоллеса, опасаясь, что они сделают что-то такое, чего мертвецы делать не могут.
На капитанском мостике чуть посветлее благодаря широким смотровым окнам, из которых открывается вид на черное полотно с булавочными проколами звезд. Сводчатое помещение просторнее, чем я ожидала, рисовавшийся мне в воображении хаос отсутствует. Отключенные пульты приборной панели впереди мостика и вдоль торцевых стенок спокойно отражают свет наших фонарей. Пустующие кресла — капитана, первого помощника, пилота-штурмана и связиста — терпеливо ждут возвращения своих хозяев. Основание сидений с мягкими подушками и корпуса приборной панели декорированы имитацией полированного дерева, а густое ковровое покрытие привносит некоторое изящество в аскетичное рабочее пространство. Тонкий намек на роскошь, изобилующую вокруг.
Однако здесь нет никаких признаков насилия или хотя бы беспорядка. Ни опаленных пятен от замыканий на приборной панели, ни брошенного оборудования или инструментов после лихорадочных попыток ремонта, ни связанных петлей проводов, ни кровавых отпечатков на ковре или стенах.
Все совершенно… безупречно.
Один из пультов у задней стенки освещен, и перед ним неподвижной тенью маячит наш пилот.
— Воллер! — окликаю я его, пока мы с Кейном подбираемся к нему. — Мы здесь!
Он не отвечает. Механик бросает на меня предостерегающий взгляд, и мы занимаем позиции по бокам от беглеца.
— Кайл? — предпринимаю я новую попытку. Имя пилота мне даже неловко произносить. Оно запечатлено в моей памяти, разумеется, однако данное обстоятельство отнюдь не означает, что Воллер когда-либо был для меня кем-то кроме Воллера.
Зато новый подход, похоже, его пронимает. Пилот качает головой, однако из-за шлема это движение едва различимо.
— Брось, кэп, — произносит он чуть ли не с отвращением.
Напряжение слегка отпускает меня, и на передний план выступает гнев.
— Что за хрень ты тут устроил?
Он указывает на приборную панель перед собой.
— Я пришел за «черным ящиком». — Голос у него по-прежнему слабее обычного. — И тогда… Центральный компьютер включился и спросил, не хочу ли я запустить диагностику.
Я непонимающе смотрю на Кейна.
— Это автоматический запрос, при наличии достаточной мощности, — объясняет тот. — При возобновлении функционирования корабля — даже такого маленького, как ЛИНА. — по правилам безопасности необходимо провести диагностику, чтобы перед запуском двигателей и включением климатической установки убедиться в работоспособности всех систем и устройств. В противном случае кораблю можно нанести повреждения.