Мертвая тишина
Шрифт:
Воллер смеется.
— Не, это просто охрененно! Прислуге надоедает убирать собачье дерьмо, и она устраивает забастовку — ну и что с ними поделаешь? В карцер, если таковой вообще есть, все не поместятся. С корабля их не вышвырнешь, домой не отправишь. На протяжении целого года. Они могут жить как короли с королевами, и их гораздо больше, чем платиновых перцев. — Он, кажется, в восторге.
— Тогда почему они не воспользовались этой «версальской штукой», а сошли с курса? — допытываюсь я.
Внимание пилота переключается на меня, и он принимает насмешливую позу мыслителя: рука подпирает
— Интересно, что именно ты задала этот вопрос. Потому что мы попросту не знаем. Хм-м… Вот только почему? Почему же мы ни хрена не знаем? Да потому что кое-кто…
Я бросаюсь на Воллера и толкаю его, так что его голова с глухим стуком бьется о стенку.
— Да ты уймешься со своим «черным ящиком» или нет? — цежу я.
— Клэр. — Кейн обхватывает меня за талию и оттаскивает назад. Меня немедленно обуревает порыв устроить общую свалку, однако мне вовремя удается его подавить. Боевой задор сменяется стыдом.
— Я спокойна. — мгновение спустя выдавливаю я и уворачиваюсь из успокаивающих объятий механика.
— У нас все равно нет кода, — рассуждает вслух Нис. — Он известен только «Сити-Футуре»… точнее, теперь «Веруксу».
Картинно скривившись от боли, Воллер потирает затылок. Я знаю, что он ломает комедию, и все равно меня продолжает захлестывать стыд — словно разделась перед всеми догола. Я потеряла контроль над собой. Такого со мной никогда еще не случалось. Впрочем, сегодня впервые за двадцать с лишним лет я увидела мертвую маму. Точнее, думала, что увидела.
«Не пригодна для командного состава». Штамп в моем досье. Клеймо.
Возможно, они были правы.
— Нис, ты бы перешел к делу, пока кэп меня не прибила. — Смотрит Воллер, однако, на меня — смотрит и ухмыляется, довольный, что спровоцировал вспышку. Потому что он козел. Впрочем, он может быть козлом, который говорит дело. Сама я уже ничего не понимаю.
Зажмуриваюсь и с силой растираю виски от боли, разбухающей где-то в центре головы.
— Думаю, мы вполне могли бы это сделать, — тараторит системщик возбужденно. — Очистить Платиновый уровень и капитанский мостик от… прежних обитателей. Запустить диагностику систем спасательного бота. Проверить корабль на предмет известных биологических загрязнителей, просто на всякий случай. Воздух и воду, естественно. Хотя я не заметил каких-либо признаков эпидемии или чего-то подобного — рвоты, симптомов болезней и так далее. — Он так и продолжает разговаривать сам с собой. — Ну и, разумеется, нужно убедиться, что главные двигатели все еще обладают достаточным запасом…
— Нис. — Даже Кейн явно теряет терпение. — Да о чем ты говоришь-то?
— О! — словно бы приходит в себя системщик. — Я имею в виду, мы могли бы изолироваться. В «Версальском режиме». И привести «Аврору» обратно сами.
11
Когда ты единственная живая среди мертвецов, тишина становится иной. Обволакивающей, тяжелой. Проснувшись в медицинском модуле на Феррисе — в то последнее утро, когда еще оставалась надежда, я лежала взмокшая после жара и ошалевшая от звона в ухе, который впредь станет моим неизменным спутником, — я заметила разницу
Только тяжелая, неестественная тишина, нарушить которую, казалось, не в силах было ничто — ни мои рыдания, ни неуверенные шаги по переходам между модулями, ни мольбы отозваться.
Только через несколько дней до меня стали доноситься тихие отрывистые звуки. Один-единственный шажок в темноте, из блоков и переходов, где остались одни трупы. Шуршание ткани о кожу при движении. Нестройный шепот, едва пробивающийся сквозь завывание системы фильтрации воздуха. Раздающееся снова и снова мое имя. «Клэр. Клэр. Клэр». Хихиканье Бекки, зовущей играть.
И мама, втолковывающая мне, что нужно сделать для спасения, хотя ее неподвижное опустошенное тело лежало и медленно разлагалось на полу медицинского модуля.
Я была в одиночестве — только не совсем полном.
В моем досье приводится официальный диагноз, поставленный после спасения: чрезвычайно тяжелая форма посттравматического стрессового расстройства, осложненного слуховыми и зрительными галлюцинациями.
Только я знаю, что медицинское заключение было неправильным. И остается неправильным. Ведь я была там. И мне лучше знать, что я слышала и видела.
И потому от одной лишь мысли о добровольном участии в подобном испытании у меня отнимается язык, а по спине пробегает холодок, хотя на камбузе из-за нашего сборища уже установилась настоящая жара.
— Да на это уйдет несколько месяцев! — возражает Воллер.
— Оставлять их не хочется, но и заточить себя в могиле с ними тоже, — дрожащим голосом протестует и Лурдес.
— Не понимаю, чем это отличается от полета на ЛИНА. Или даже от нынешнего нашего положения, — настаивает Нис. — Мы точно так же будем герметично изолированы.
Лурдес заметно содрогается. И с полным на то основанием. На Феррисе двери никого не спасли. И, подозреваю я, герметичные затворы на «Авроре» вряд ли что изменят.
— Нет, — сухо произносит Кейн, поджимая губы. — Такой вариант неприемлем. Нам до сих пор неизвестно, что произошло с людьми, а несколько месяцев в одиночестве, запертыми внутри…
У меня и вовсе перехватывает дыхание, и я отворачиваюсь от них и сгибаюсь в приступе кашля, пытаясь глотнуть воздуха.
— Клэр? — беспокоится Кейн. Он берет меня за плечо — и я разрываюсь между порывом погрузиться в успокоение и желанием отпрянуть, чтобы доказать, что никакого утешения мне не нужно. В итоге не делаю ни того, ни другого, так и стою с его рукой на плече.
— Ты как? Извини, я не подумал, — тихо добавляет механик, явно огорченный.
Я мотаю головой, поскольку махнуть рукой сейчас не способна.
— …в порядке…
— Да что ты перед ней-то извиняешься? — возмущается Воллер. — Ведь жизни ты ломаешь нам!
Кейн поворачивается к нему, убирая руку с моего плеча, и я сразу же ощущаю утрату, будто меня лишили чего-то жизненно важного.
— Чересчур драматично, тебе не кажется? — иронично спрашивает механик у Воллера. — Даже для тебя.