Мертвый час
Шрифт:
– Убирайтесь вон!
Реев поднялся с обидой на физиономии:
– Вы правы. В обществе камелии учителю гимназии быть не пристало…
Жаль, кофе успел остыть, а то к испачканному сюртуку добавился бы ожог.
– С ума сошли, Фаворская?
Платить за кофе с пирожными пришлось Лизе. Хорошо, что после долгих мучений и угрызений взяла-таки тысячу. Невинность все одно не вернуть, а деньги в любом случае пригодятся.
По дороге к родительскому дому Лизу нагнал экипаж. Из него вывалился пьяный штабс-капитан
Лиза ответила серьезно:
– Желаете предложение сделать? Если да, я согласна. За меня и приданое дадут. Мерзавец, что обесчестил. Если нет – идите к черту.
Штабс-капитан на миг задумался, а потом велел извозчику:
– Вези ее, куда скажет. А я, мадам, по указанному вами адресу.
Вера Никитична даже на порог не пустила:
– Опозорила семью, над могилкой родителей надругалась, а теперь назад захотела? Этому не бывать. Через мой труп!
И захлопнула дверь.
Извозчик словно предчувствовал подобное развитие событий и никуда не уехал. Лиза вернулась в экипаж и назвала адрес квартиры, которую снял для нее ненавистный Горностаев.
Но довольно скоро она изменила мнение о купце. Умный, циничный, щедрый, знающий жизнь и людей, стал не только любовником, но и наставником:
– На лаврах не почивай. Мужская любовь скоротечна.
– Вы меня бросите?
– Непременно. Даже самое изысканное блюдо набивает оскомину. Так что время не теряй, смотри по сторонам, знакомства заводи.
Следуя неожиданному совету, Лиза абонировала ложу на весь сезон и каждый вечер ходила в театр. Дамы, не стесняясь, разглядывали ее в лорнеты и шептались, обсуждая наряды, украшения и неприличную связь с Горностаевым. Мужчины наперебой звали в буфет, угощали шампанским и шептали на ушко милые дерзости. Однако толщина их кошельков Лизу не вдохновляла. Она быстро поняла, что Гервасий Потапович – самая крупная рыба, что можно выудить в захолустном Ставрополе. А чтобы словить кого пожирнее, надо ехать в столицы, наши или европейские.
Лиза наняла преподавателей и стала совершенствовать французский с немецким и изучать с нуля английский и итальянский. Возобновила и занятия на курсах стенографии – кто знает, что в жизни пригодится? Узнав от знакомого офицера, что жена полковника Козлова, недавно переведенного из Петербурга, насмехается над ее гыкающим говорком, наняла актрису из гастролировавшей труппы, когда-то блиставшую в Александринке.
– А ты молодец, Лизунчик, – похвалил ее Горностаев. – Предыдущие пассии изнывали от скуки, только и делали, что пили, ели да пытались меня обмануть. А ты – словно муравей из басни.
– Я братьев
– Разве запрещаю?
– Вера Никитична не пускает, бранными словами ругается.
– Ее приструню.
В этот раз тетушка встретила Лизу словно богатую родственницу, которая долго отсутствовала. Обнимала, целовала, охала и ахала. А потом принялась клянчить деньги:
– Ты вот ветчину лопаешь, конфектами закусываешь, а нам хлеба не на что купить.
– Денег не дам, тебе свои девать некуда. А будешь голодом детей морить – Гервасию нажалуюсь.
Тетка насупилась, но никогда боле (а Лиза с этого дня навещала братьев с сестричкой каждую неделю) денег не просила.
Гервасий Потапович и сам внес лепту в Лизино обучение, привезя однажды перевязанную бечевкой стопку книг. К удивлению Фаворской, все они оказались на французском языке, которого купец не знал. Но, раскрыв, поняла, зачем купил. Книги эти повествовали об искусстве телесной любви, о всяких приемах и способах доставить мужчине наивысшее удовольствие, каждая была богато иллюстрирована.
Первая же демонстрация кунштюков, почерпнутая из пикантных книг, вызвала у Гервасия Потаповича неописуемый восторг:
– Вот уж ублажила старика. О таком и мечтать не смел. Эх, жаль, что женат. А то бы посватался.
Нагая Лиза встала, медленно прошла вдоль кровати, наслаждаясь взглядом, которым смотрел на нее Горностаев:
– А и в самом деле? Не пора ли Пелагее Сидоровне на кладбище?
– Она и меня, и тебя переживет. Здоровья в ней на десятерых.
– Так и здоровые помирают. Неужели пьесу «Отелло» господина Шекспира не смотрели?
Гервасий переменился в лице:
– Ты, девка, языком своим поганым не болтай. Никого, тем более старицу свою, убивать из-за тебя не буду. И на носу заруби – счастье на крови не построишь.
Сказал и уехал. Лиза опасалась, что больше не появится. Однако Горностаев явился, как обычно, в следующую пятницу. Нотаций более не читал, но с того дня ежемесячное содержание увеличил вдвое. На Рождество купец подарил ей бриллиантовую брошь, на Пасху серьги с изумрудами.
Дни текли, неотличимы друг от друга. Занятия, занятия, занятия, вечером театр.
В мае гастролировавшая в Ставрополе труппа собралась уезжать. На прощание бывшая этуаль Александринки сказала Лизе:
– Теперь, милочка, вас никто от петербурженки не отличит.
Фаворская стала подумывать об отъезде: Горностаев явно охладел к ней, посещал уже не два раза в неделю, а один. Отношения их двигались к финалу, но сама прекратить связь Лиза боялась. Кто знает, сложится ли в Петербурге?
Развязка наступила после выпускных экзаменов в гимназии:
– Помнишь Тоню Аркатову? – спросил ее следующим вечером Горностаев.