Мёртвый палец
Шрифт:
VIII
На следующий день, при звоне всех колоколов, было совершено торжественное погребение всех трех достойных всякого сожаления жертв. Их сопровождали все жители города, моля Бога о том, чтобы отвратительный убийца попал как можно скорее в руки правосудия.
Непосредственно позади печальной похоронной процессии шел Дюбур и, по-видимому, никак не мог совладать со своим горем, потому что постоянно вытирал глаза носовым платком; шедшие перед ним носильщики неоднократно слышали вырывавшиеся у него слова самого горького отчаяния:
— Боже
— Бедный малый, — сказал один носильщик тоном сожаления своему товарищу, — он, должно быть, крепко любил ее!
— Ба! — отвечал другой. — Это горе только на первых порах. Он ее скорехонько забудет! Сколько раз видал я это на других на своем веку, и с ним будет то же.
Следом за Дюбуром шел столяр Альмарик со своей женой и дочерью. Его горе было, может быть, истиннее, глубже, чем у молодого человека, хотя он и не выставлял его напоказ, а шел себе с поникшей головой, и ни одной слезы не блестело на его ресницах.
Достойный столяр и его семья слышали также слова Дю-бура. Альмарик только качал головой, а дочь его шептала на ухо матери:
— Лицемер! Его горе не настоящее, иначе он не стал бы говорить так громко, чтобы его слышали люди. Он никоим образом не мог рассчитывать когда-нибудь жениться на Юлии. Ты можешь мне поверить, матушка, потому что я слышала это от самой Юлии.
Мать ничего не отвечала и только кивнула дочери в знак того, что поняла ее и согласна с ее мнением.
— И кроме того, он обвиняет Иосифа в гнусном преступлении, мерзавец! — горячилась молодая девушка. — Кто знает, может быть, он сам…
— Во имя Пресвятой Девы, молчи, дочка! — прошептала испуганная мать. — Как можно высказывать такие догадки! Ну, если кто услышит? Молчи, молчи, не говори больше ни слова, пожалуйста, Августа!
Молодая девушка не смела продолжать, очевидно, сама испугавшись того, что в волнении и раздражении сорвалось у нее с языка.
Семья Альмарика действительно не верила в виновность молодого Минса; вообще, они были единственные, которые сомневались в этом. Когда один из соседей сообщил столяру о результате совещаний и о возникшем на Иосифа Минса подозрении, Альмарик отвечал, качая головой:
— Как? Полагают, что Иосиф преступник? Да это такая нелепость, какой я не встречал еще в жизни! Молодой Минс, олицетворенная добродетель и набожность, зарезал своего отца, сестру и служанку, да сверх того осквернил сестру? Невозможно, я этому ни словечка не верю, да и вообще никто этому не поверит, кто его знает так же, как я. Я никогда не замечал, чтобы Иосиф был со своей сестрой нежнее, чем это брату следует.
— Однако Дюбур уверял, что Иосиф чувствовал к Юлии сильную страсть, — возразил сосед.
— Дюбур солгал или ошибся! — вспылил Альмарик. — Моя дочь была с Юлией закадычной подругой, она знала все ее тайны,
— Подобного рода вещи обыкновенно не говорятся даже между лучшими приятельницами. Но допустим, что вы правы, разве не удивительно, что о молодом Минсе ни слуху, ни духу?
— Разумеется, это меня удивляет, но на это у меня есть свои соображения.
— Какие же? — полюбопытствовал сосед.
— Гм, не знаю… но у меня темное предчувствие, что и с ним случилось несчастье.
— Разве вы думаете, что и он зарезан? Если бы так, то где-нибудь нашли бы его труп.
— Кто знает, может быть, и найдут еще? Но не станем, сосед, придумывать еще худшее. Впрочем, мне это и в голову не приходило. Напротив, я думал, что Иосиф, так как он учится в Париже, ехал домой, дорогой вдруг захворал и где-нибудь нашел такое пристанище, куда не дошел еще слух о преступлении.
— По правде сказать, ваши предположения, может быть, и справедливы. Но пока он не покажется или не будет о нем вестей, его будут считать виновным. По крайней мере, так думает целый город.
— Да пускай их! Я остаюсь при своем мнении и стою за его невинность. Во всяком случае, он скоро даст о себе весть и докажет свою невиновность. Да хранит вас Бог, сосед!
С этими словами соседи расстались.
Альмарик ошибся, полагая, что молодой Минс скоро отыщется.
Отправленный папским генерал-губернатором Сестили в Марсель посол через две недели после похорон вернулся назад без всякого успеха; он ничего не мог разузнать о пре-ступннке. Подобного же рода известия получались из Сет-ты, Арля и других городов: нигде не оказалось человека, носящего приметы Иосифа Минса.
Сам папский легат ревностно занимался этим делом и употребил все средства, чтобы отыскать следы преступника. Винчентини писал и парижскому полицмейстеру Сартину, но получил короткий ответ: «Разыскиваемый вами молодой человек до сих пор не встречался и вряд ли покажется здесь. Ищите, пожалуйста, в Авиньоне».
Его и искали, но тщетно. Все-таки местные розыски властей значительно облегчились тем, что им охотно содействовал каждый обыватель. Для всех было важно поскорее отыскать преступника и передать его правосудию. Обысканы были все углы и закоулки, все монастыри и уединенные места с самой кропотливой добросовестностью, но Минса не находили нигде и, наконец, пришли к убеждению, что он давно скрылся из Авиньона и нашел убежище в Испании.
Со времени убийства прошло уже два месяца. В последних числах апреля папский легат пригласил к себе во дворец на празднество некоторых самых знатных жителей из города и окрестностей.
Между гостями находился и знаменитый доктор из Монпелье, лечивший жену часовых дел мастера во время ее последней болезни и стоявший с последним на дружеской ноге. Его глубоко потрясло известие об убийстве близкой ему семьи, и он откровенно высказывал это присутствовавшим гостям. Разговор между этими последними вращался, разумеется, лишь о подробностях преступления и о невозможности поймать виновного; вообще в Авиньоне ни о чем больше не толковали.