Мертвый разлив
Шрифт:
– … я тоже любил красиво умирать, играя в войнушку, – невозмутимо продолжил он. – Даже, помнится, сам напевал траурный марш – для полноты картины. Так ведь с тех пор полагалось бы подрасти?
– Сколько я тебя помню, ты насмехаешься надо всем, – заметила женщина. – Должны ж у человека быть святыни!
– Зачем?
– То есть как?
– Ты замечала, что те, кто слишком печется о костях, обычно не жалуют живых? Когда мне начинают заливать про святыни, я заранее жду подвоха – и редко ошибаюсь.
– Ну тебя! – в сердцах сказала женщина. – У тебя на все найдется ответ.
– Значит, я не мудрец, – смиренно признал Вадим. – Или ты не дура.
– Ты дашь мне досмотреть или нет?
– Я что, заслоняю?
– Болтаешь много!
– Надо ж себя чем-то занять?
– Молчанием. Shut up!
– Интересный эффект, – заметил Вадим, искоса все же поглядывая на экран. – К чему эти затемнения по экрану, не знаешь?
– Чтобы выделить главное, не отвлекая зрителя деталями.
– Выходит, даже тут вам не позволяют определиться самостоятельно?
– Режиссер старается быть понятней – что тут плохого? Господи, Вадим, в прошлый раз у тебя были совсем иные претензии!
– А знаешь, что такое “прожекторное мышление”? – спросил он. – Это когда человек, столкнувшись с проблемой, не может охватить ее целиком, а как бы блуждает в потемках мысленным лучом, выхватывая частности и забывая об остальном. Много он так надумает? Я подозреваю, что системность мышления напрямую связана с панорамностью зрения, и если искусственно сужать взгляд, отсекая периферию, то получишь догматика с минимумом оперативной памяти, не способного реагировать на вопиющие противоречия!
Безнадежно вздохнув, женщина выключила приемник, и сразу Вадим ощутил себя мерзавцем. Однако протестовать, он уже знал, было без толку. Только цену ей набивать.
– Между прочим, – сообщила Алиса, выжидательно на него глядя, – сегодня, перед уходом, Максик меня домогался – давно такого не было. – Женщина лицемерно вздохнула: – Бедняжка так выкладывается на службе!
– Ну и? – не удержался Вадим, хотя, в общем, это было за гранью его интересов. Но ведь любопытно!
– А что мне, жалко? Вдобавок и муж, какой-никакой.
– Ну и? – снова спросил он.
– А, очередная проба пера! – махнула рукой женщина. – “Каким он был, таким остался”. Продержался, правда, дольше обычного – да только лучше уж обзавестись вибратором!.. Как ты там толковал: “лицом к лицу лица не увидать”? А на некоторые и смотреть не стоит.
– Без души потрудился, да? – усмехнулся Вадим. – Без огонька, без “комсомольского задора”… То ли было на сборах!
– Ну чего, там попадались отличные ребята, – возразила она – И меня очень ценили – прямо ух!..
– Было за что, наверно?
– Я ведь и с Максиком там познакомилась, а уж как он за мной бегал! Раз даже вломился в номер, когда мы заперлись… с одним. Потом чуть не повесился – еле отговорили. А когда наконец уступила (таким занудам проще отдаться), он же ничего не смог. – Алиса хихикнула: – Бедняжка, а ведь так хотел, так хотел!.. С тех пор и пробует себя, периодически. А после отводит душу с другими: кто напоет про его эротическое величие, лишь бы не уволил. Может, для того ему и карьера нужна? Чем выше поднимется, тем больше телок покроет, тем пуще о себе возомнит!
– Достал он тебя, – заметил Вадим. – Ладно, Алиска, хватит о грустном. Вообще: довольно разговоров. За сегодня я уже столько переговорил!..
Потом он и вправду занимался только обычным делом, размяв каждый ее мускул на всю глубину, но сверх естества не чувствуя ничего. Зато обнаружил на теле дикторши несколько новых колечек, продетых в соски и возле пупка, – жаль, она не демонстрирует это с экрана.
От Алисы Вадим вернулся вымотанным настолько, что лишь наскоро ополоснулся и сразу завалился на диван. Теперь даже в самые холодные ночи он спал под легкой простынкой: не возникало нужды укрываться плотней. При усталости Вадим засыпал сразу, словно выключался, и без веских причин не просыпался раньше положенного. Для восстановления требовалось пара часов хорошего сна, но сегодня он не проспал и четверти, судя по ощущениям. Что-то случилось рядом – опасное.
Вадим распахнул глаза, скачком возвращаясь в бодрствование. В комнате было темно, тихо, как и всегда, однако в памяти трепетал потревоживший его шорох. Не шевелясь Вадим ждал нового, пытаясь выплеснуть из себя мысле-облако , совершенно опустошенное за длинный день, съежившееся до обычного сознания. Но первым подтвердил угрозу его безотказный нюх: в комнате витал странный, чужой запах – словно бы трупный, но с примесью застарелого пота. С каких это пор мертвецы стали потеть? А потом Вадим и увидел, хотя тепловидение еще не включилось.
Из коридора надвигалась широкая тень, и от нее исходила такая угроза, что хотелось зарыться с головою в постель либо даже выброситься в окно. Натянутый как струна, Вадим сохранял неподвижность до последнего мига, затем сорвал с себя простыню и резко ударил ногой – как выстрелил. С рычанием тень отшатнулась. Мгновенно Вадим подскочил, отчаянно ринулся вперед, но сразу нарвался на оглушающий удар и отпрянул на ватных ногах. Следующий удар швырнул его на диван, и тут же под ребра въехал невидимый сапог. Перекатившись через голову, Вадим ссыпался с дивана и прыгнул к окну, остро ощущая свою наготу.
Не оборачиваясь, он завел руку за спину, рванул штору вниз. Карниз с треском рухнул, и в прорвавшемся бледном свечении Вадим наконец рассмотрел противника: громоздкий верзила в пластиковых латах и наглухо закрытом шлеме, с отблескивающими металлом перчатками, усеянными по костяшкам шипами. С разворота Вадим бросил кулак ему в живот и охнул, будто угодил в бетонную стену. Да что у него там, еще и стальной панцирь?
Теперь атаковал гость. От первого удара Вадиму удалось увернуться, но второй пришелся в плечо, и оттуда боль расплескалась по всему телу. Вскрикнув, Вадим наудачу хлестнул ступней и отскочил. Панцирный верзила опять надвинулся, расставив массивные ноги. Новый удар – и новая боль! Вообще Вадим умел единым махом сбивать с ног самых устойчивых, однако эту ходячую крепость можно прошибить только тараном.