Место под солнцем
Шрифт:
— Что ты намерен делать? — нарушила молчание Грация.
— Взобраться на тебя еще разок, а потом попытаться уснуть. Но что-то мне подсказывает, что последнее, в отличие от первого, успехом не увенчается.
— Ты не спал больше пяти дней! Это слишком даже для темных эльфов!
— Миледи внезапно стала врачом, разбирающимся в темной медицине?
Дочь Гектора обиженно поджала губы, бросила расческу на прикроватный столик и свернулась под одеялом.
— Я волнуюсь за тебя, вот и все. Ты очень…
— … красивый, за все время нашего знакомства ты повторила это тысячу раз. У меня серьезные проблемы с головой, но память, слава богам, в порядке. — Ливий помолчал, разглядывая пистолет,
— Если считать и сегодняшний, то уже шесть. И, кстати, я спрашивала про оружие. Что ты намерен делать с оружием?
— Купить ему цветы и пригласить на свидание, мать твою. Я намерен стрелять из этого оружия. Размозжить кому-нибудь голову, понимаешь?
В бархатно-зеленых глазах Грации появилось сочувствие.
— Ты злишься, и тебе нужно поспать, — сказала она. — Я могу приготовить травяной отвар, который приносит хорошие сны. Мама часто готовила мне его, когда я была совсем крохой. Я плохо спала. Мне снились кошмары. Однажды я увидела во сне бывшую жену папы. Она сказала мне, что я похожа на него, и я ей нравлюсь, а поэтому я должна уехать из дома сразу же после того, как повзрослею. Сказала, что папа сначала клялся ей в любви, а потом бросил ее, потому что деньги и работа оказались важнее. Он бросил Юлия и Богдана, моих сводных братьев, их с папой детей. И когда-нибудь бросит мою маму, а потом — и меня. Это был очень реальный сон. Я до сих пор думаю, что она пришла ко мне наяву, хотя мама уверяет меня в обратном.
Халиф встал, подошел к письменному столу и, убрав пистолет в один из верхних ящиков, посмотрел в окно на ночной сад. Дом, как оно всегда бывало в такой час, наполняла кладбищенская тишина. Здесь слишком тихо. Тише, чем в загородном доме Аднана. Ливий подумал, что может уехать прямо сейчас. Разбудить Ринальдо, попросить у него ключи от одной из машин, которые Гектор держал для редких гостей, сказать, что хочет отвезти Грацию на романтичную ночную прогулку, и взять курс на город. Он и понятия не имеет, в каком направлении следует ехать, и никто не гарантирует, что в баке хватит бензина, но все лучше, чем сидеть здесь и варить в голове невозможные планы. Можно остановиться в ближайшем кафе и позвонить Северину. Хотя при учете того, что румын оставляет в доме пятерых охранников вместо обычной толпы, ближайшее кафе находится на расстоянии минимум тридцати километров отсюда, и не факт, что его двери открываются раньше восьми утра. Можно спуститься вниз и сделать несколько кругов в бассейне, попытавшись успокоить мысли. Можно напиться до беспамятства. Но завтра наступит новый день, и он должен принять решение.
— Ты знакома со сводными братьями? — обратился Халиф к Грации.
— Конечно! Они очень славные. И красивые. Особенно Богдан. Это старший сын папы. Они с Юлием похожи, но Богдан красивее. У него длинные волосы. Светлые, не темные, как у папы. Он рассказывал мне о своих путешествиях и даже привез шляпу. Большую, с закругленными полями. Такие носят в Мексике.
— Сомбреро, — подсказал Ливий.
— Он говорил, что в Мексике очень живописные пустыни, и когда-нибудь он возьмет меня с собой. Ненадолго, может быть, на пару недель. Я очень хочу посмотреть на мексиканские пустыни.
— Они наркоторговцы? Твои сводные братья?
Девушка приподняла голову от подушки.
— Что? Я не знаю. Мама говорила, что с мужчинами нельзя говорить о делах. Почему ты спрашиваешь?
— Это моя первая ассоциация с Мексикой. Мак, который выращивают для производства опиума, героин, синтетическая дурь.
— Еще там есть кактусы и текила, — со знанием дела добавила Грация. — Ты уверен, что этот пистолет может стрелять?
Халиф
— На один выстрел его хватит.
— Только один? А в кого ты собираешься стрелять?
На мгновение Ливий представил, как засовывает пистолет себе в рот и нажимает на спусковой крючок, и он расхохотался, рискуя поднять на ноги всех, кто спал на втором этаже дома. Грация приподнялась на локте и бросила на него обеспокоенный взгляд.
— Что в этом смешного?
— Ничего. Ты можешь приготовить тот отвар?
— О, ну конечно, — улыбнулась она, садясь и опуская на пол босые ноги. — Ты хочешь взобраться на меня сейчас? Не думаю, что потом что-нибудь получится…
— Нет. — Халиф повернулся к ней. — Слушай. Не говори так.
— Как? — не поняла Грация.
— Что бы тебе ни вбила в голову твоя мать, ты не шлюха, смысл жизни которой — угождать мужчинам.
— Но мама говорила, что я должна…
— Ты никому ничего не должна. Никто никому ничего не должен. Мы сами делаем свой хренов выбор. Каждый день. И ты вольна выбирать. Это право дано нам от рождения, и ни один сукин сын у нас его не отнимет. Если бы я во всем слушал отца, то был бы нищим, как церковная крыса, и заглядывал богатеям в глаза, выпрашивая денег. Живи так, как хочется тебе.
Ротик девушки приоткрылся от удивления, и она захлопала ресницами.
— Но ведь я не мужчина.
— И что же? Если богам было угодно сделать тебя женщиной, то ты должна играть роль покорной подстилки и хорошей жены? Мои предки-женщины вели за собой армии, и хотел бы я посмотреть на мужчину, который посмеет указывать им, что делать. Устанавливай свои правила. Сама будь правилом, если угодно. Где был бы твой папочка, если бы не его жена? Она говорила ему, какой он молодец, когда он строил свою проклятую империю, вытирала сопли и слезы, утешала, безоговорочно верила в него. Пила с ним шампанское, когда он побеждал. Вытаскивала его за волосы из болота, когда он терпел поражение. Женщины не живут ради мужчин. Мужчины живут ради женщин. Мы зарабатываем деньги ради женщин. Убиваем ради женщин. Строим империи ради женщин, хотя никогда не признаемся в этом даже под дулом пистолета. Но стоит женщине уйти — и мы рано или поздно снова оказываемся в болоте, сколько бы лжи ни выдумывали.
Грация рассеянно накручивала на палец прядь волос.
— Ты и правда любишь ее, — слабо улыбнулась она. — Свою подружку. Но я не ревную. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Я думаю, что она такая же красивая, как ты. И буду молиться Великому богу за то, чтобы он даровал вам счастье.
— Да-да. — Ливий успел пожалеть о своей откровенности. Явный признак того, что он устал, как последний черт — неспособность следить за языком. — Так что насчет отвара? Надеюсь, рецепт твоей матушки дарует мне хорошие сны. Да пусть боги возьмут хорошие сны. Надеюсь, он дарует мне хотя бы какой-то сон.