Место под солнцем
Шрифт:
— Деловая беседа с начальником тюрьмы субботним вечером? — уточнил Ливий, делая глоток сока. — И почему его должен смущать тот факт, что у тебя гостят любовники?
Отставив тарелку, Эоланта сцепила пальцы в замок. Она хотела начать этот разговор позже, выбрав более подходящий момент. Но дурочка Кантара, как всегда, все испортила.
— Приказ о твоем досрочном освобождении я получила в обмен на услугу личного характера. По доброй воле Леон никогда бы такой документ не подписал. Он спал и видел день твоей казни. Хотел, чтобы кто-нибудь из заключенных заговорил о том, что ты занимаешься работорговлей. А потом нашел бы способ воспользоваться этой информацией против тебя.
— Ты переспала с начальником тюрьмы в обмен на приказ о моем досрочном освобождении? И после этого ты сидишь здесь и споришь со мной, когда я говорю, что все зло в мире от женщин?
Эоланта склонила голову, пряча улыбку.
— Мы используем свои методы достижения целей. Играем на чужих слабостях. А я всегда была его слабостью.
— Судя по тому, что он смеет тебе звонить, слово «была» здесь неуместно.
— Кантара отправит его восвояси и не скажет, что у меня гостишь ты.
Глаза Ливия, мгновение назад спокойные, как гладь заповедного озера, стали холодными и сосредоточенными.
— Пусть скажет. Буду рад, если господин начальник тюрьмы не только узнает об этом, но и явится сюда. Что мне с ним сделать? Снять кожу? Или смилостивиться и даровать быструю смерть? Лучше бы ему прийти. В противном случае я найду его сам.
— Не придавай этому значения, Ливий. Я всего лишь воспользовалась им для того, чтобы получить желаемое.
— Пока я сидел в проклятой камере и думал о тебе, ты резвилась с ним в постели, а теперь говоришь, что я не должен придавать этому значения? — Он поднялся, отодвинув стул. — Вот тебе мое слово. Не пройдет и недели, как этот сукин сын сдохнет, и смерть он примет от моей руки. Уж коли он неровно дышит к тем, кто болтается в петле, повешу его на воротах собственной тюрьмы.
Эоланта молчала, покусывая ноготь большого пальца.
— Не стоит так рисковать, — сказала она. — Вряд ли ты хочешь получить очередной срок за убийство или, если не повезет, болтаться в петле рядом с ним. Зачем его убивать? Припугнуть — и дело с концом.
— Страх, в отличие от смерти, быстро проходит.
— Есть другие способы убийства. Яд, например.
Ливий наставил на нее указательный палец.
— Яд? Кто я, по-твоему — мужчина или мелкий сосунок, который прячется под мамочкиной юбкой?! Яд оставь трусам и женщинам! Я убиваю своей рукой! Как ты могла с ним спать, первые боги тебя побери? Как ты позволила ему к себе прикоснуться?!
Эоланта встала, подошла к нему и попыталась обнять, но Халиф оттолкнул ее.
— Может, я принимаю желаемое за действительное, и все, что ты говорила мне до этого — ложь? Тебе приглянулся плохой мальчик-красавчик, и ты решила заполучить его на пару ночей, воспользовавшись другим мужчиной, а я напридумывал себе кучу глупостей, как влюбленная девка?
— Не говори так, Ливий. Разве этой ночью ты не чувствовал, что я полностью принадлежу тебе? Разве женщина, не испытывающая никаких чувств, целовала бы тебя так? Забудь об этом, и к черту завтрак. Поднимемся наверх. Ты скоро уедешь, я знаю, а мне так хочется…
Он поднял руку, останавливая ее.
— Не прикасайся ко мне. Я уезжаю прямо сейчас. Где живет твой брат?
— Я распоряжусь, чтобы тебе дали машину с водителем. Он знает дорогу в дом Сезара.
— Я могу сесть за руль самостоятельно. Так где он живет?
Эоланта почувствовала, как на глаза наворачиваются нестерпимо горячие слезы, и сжала зубы, приказывая себе успокоиться. На что она надеялась? Ждала, что Ливий, узнав об этой истории, превратится в благородного рыцаря и отомстит за опороченную честь дамы, а потом вернется и упадет в ее объятия? Вряд ли она могла возненавидеть Леона Кадара еще больше, но видят боги — сейчас она была готова убить его лично. Но больше всего она ненавидела саму себя. Даже если бы Кантара не рассказала о чертовом звонке, рано или поздно эта история всплыла бы наружу.
— Двадцать минут езды от города в северном направлении. Ты вернешься к вечеру?
— Нет. Я поеду домой. И Сезар, скорее всего, присоединится ко мне. У нас есть кое-какие дела. А у тебя, насколько я понял, вечер уже занят. Не лишай месье Кадара надежды. К слову, каков он в постели? Получше меня, должно быть?
Не дождавшись ответа, Халиф кивнул с недоброй усмешкой.
— Не хочешь говорить — не нужно. Жить ему осталось недолго. — Он поклонился с преувеличенной вежливостью. — Спасибо за завтрак, миледи. Не буду надоедать вам и звонить самостоятельно. Если захотите меня увидеть, сообщите об этом брату.
Глава пятнадцатая. Фуад. Настоящее
Весна 1977 года
Алжир
— Рад тебя видеть, Фуад. Поздравляю с новосельем. Дом великолепен. Надеюсь, под этой крышей ты обретешь удачу и в делах, и в любви. Королю нужна королева.
— Будь моим гостем, Саид. Ты согласишься пообедать с нами?
— Благодарю, но меня ждут дела. Я принес то, что обещал.
Сегодня мужчина, когда-то занимавший место одного из помощников судьи Аднана, сменил любимые им восточные одежды на деловой костюм и сошел бы за европейского или американского бизнесмена. Высокий, широкоплечий, с коротко подстриженными волосами и аккуратной бородкой, он всегда казался Фуаду человеком себе на уме, чересчур хитрым для низких постов. С такими держи ухо востро. Они мгновенно чувствуют слабость, как бы хорошо ты ни притворялся. Черные глаза Саида весело сверкнули, и он положил на обеденный стол дипломат из дорогой кожи.
— Немножко денег нам не помешает, — лениво улыбнулся Динар, сидевший по левую руку от Фуада.
Застежки дипломата щелкнули, и гость поднял крышку.
— Ого, — присвистнул Валентин. — Сколько здесь?
— Весь долг мадемуазель Брике, друг мой.
Фуад недоверчиво прищурился.
— Ты пересчитал?
— Трижды. Хозяйка была очень мила, угостила меня вином и предложила угощение послаще, но от последнего я отказался.
— И долго ты ее уговаривал?
— Она принесла деньги сразу же после того, как я переступил порог ее заведения.
Сидевшие за столом мужчины переглянулись. Положив дипломат перед собой, Фуад с минуту изучал его содержимое, а потом достал пару упаковок с банкнотами. Фальшивые деньги от настоящих он отличать умел, и банкноты, которые лежали перед ним, были самыми что ни на есть настоящими. На бумажных лентах, скреплявших стопки со стодолларовыми купюрами, красовалась эмблема банка Цюриха.
— Халиф добрался до своих швейцарских счетов, — вынес вердикт он. — На кого еще тратить деньги, если не на любимых шлюшек.