Межконтинентальный узел
Шрифт:
— Почему же? — Славин пожал плечами. — Есть.
Он снова поднялся, отошел к сейфу, достал оттуда маленький конверт, вернулся, положил на стол:
— Ознакомьтесь.
Кульков достал из конверта зажигалку «Пьер Карден»; лицо потекло еще зримее; щеки обвисли, под глазами впадины, словно у старика, который вынул на ночь изо рта протез: ни одного зуба, шамкающая пустота.
— Да вы смелее, Геннадий Александрович, смелее, — подтолкнул его Славин мальчишеской какой-то улыбкой. — Вы же знаете, как обращаться с этой камерой…
— У вас нет сигареты?
«Ощутив шок, обязательно просите у них сигарету, — вспомнил он слова Питера, который инструктировал его по операции „Либерти“, когда они встретились в Цюрихе, в баре на Банхофштрассе, — это верный признак того, что вы дрогнули, они это съедят, а уж после этого начинайте поэтапно цедить информацию, приберегая главный козырь на самый конец».
— Давно стали курить? — спросил Славин.
— После того как встретил Олега Владимировича.
— Странно… Я опрашивал ваших школьных и институтских знакомых, они говорили иное…
— Так ведь столько лет прошло, могли забыть…
— Гуляева помните?
— Нет. Кто это?
— Игорь Гуляев…
— Я его не знаю.
— Он вас знает… Он сидел за партой позади вас… На вечере в вашей мужской школе потанцевал с Лидой Киреевой. Вы же за ней ухаживали, да? Вы столкнули Гуляева с лестницы из-за этого танца… Бедняга, сломал ногу… Он уверяет, что вы еще в девятом классе курили… Сигареты марки «Ароматные», двадцать копеек пачка…
— Я никого не сталкивал с лестницы…
— Вы и Проскуряк, был такой урка… Вы его с собой привели, бутылку ему купили… Неужели не помните?
— Теперь обо мне можно говорить все что угодно…
— Мы сплетен не собираем, Геннадий Александрович… Например, ваш бывший декан, Антон Гаврилович, без ума от вас: «Надежда администрации, борец против прогульщиков, никто, как Гена Кульков, не умел провести персональное дело против нарушителей морали…» Я полистал эти дела, вы лихо выступали.
— Как я понял, сигарет у вас нет? — заметил Кульков, снова притронувшись шершавым языком к пересохшим, потрескавшимся губам.
— Ну почему же, есть… Какие хотите? Я заметил, вы предпочитаете ментоловые, «Салем»?
— С большим удовольствием я бы сейчас выкурил «Памир»… Были такие сигареты в дни моей молодости, черный табак, словно «Галуаз», только стоили дешевле — десять копеек за пачку, если не изменяет память…
— Есть и «Галуаз», — сказал Славин. — На выбор.
— Тогда, пожалуйста, «Галуаз»…
Он затянулся, жадно глотая дым, закрыл глаза, ноздри его на какой-то миг затрепетали, сделавшись белыми, хрящеватыми. «Только не торопиться, — молил он себя, — я веду себя верно; этот лысый, не ведая об этом, помогает мне; больше всего я боялся напора, крика, требования отвечать; этот увалень — другая порода, туго мыслит; я чувствую, поддается…»
— Так вот, — затянувшись еще раз, Кульков чуть откинулся на спинку стула, — эти данные не были мною отправлены… Да они и не пришлись бы, судя по последнему вопроснику, по вкусу тем, кого интересует ракетный потенциал Роди… Советского Союза…
— Вовремя
— Да, я вынужден с этим согласиться. Но хотите верьте, хотите нет, я был, есть и останусь патриотом России…
— Какой? — лениво поинтересовался Славин. — Генерал Власов тоже провозгласил себя истинным патриотом «матушки-России» — без коммунистов, комсомольцев, профсоюзных активистов, а их, активистов, почитай, сто миллионов.
— Я презираю Власова, даю слово…
Славин посмотрел в окно: надо было хоть на мгновение отвлечь себя от этого человека; погасив гнев, он негромко сказал:
— Мы все время отвлекаемся, не находите? У меня будет трудный день, да и вас, видимо, пригласят на допрос… Пойдите-ка лучше в камеру и постарайтесь уснуть…
Кульков покачал головой:
— Вы не позволяете мне досказать то, что я обязан… Посмотрите вопросник и прочитайте те документы, которые содержатся в микрофильме. Данные, которые я пересылал американским ученым…
— Кому, кому?! — поразился Славин. — Ученым?
— Конечно. Не ЦРУ же, — ответил Кульков, глотая комок. — Я обменивался информацией с теми учеными, которые являются противниками ядерной конфронтации, в этом вся суть. Люди, которые получали мою информацию, были и продолжают оставаться на той позиции, что мы и Штаты имеем равный паритет ракетных мощностей… А «ястребов», которые верховодят в Вашингтоне, такого рода правда не устраивает… Судя по последнему вопроснику… «Ястребы» подталкивают меня к тому, чтобы я завысил уровень ракетной оснащенности Ро… Союза… Они заинтересованы в том, чтобы я передал не объективную информацию, а слухи, базирующиеся на моих беседах с военными руководителями и ведущими конструкторами… Мне кажется, их бы устроили даже мнимые беседы, лишь бы я передал то, на что они намекают в последнем вопроснике.
— А как вы бы поступили, не арестуй мы вас?
— Я бы продолжал передавать объективную информацию… Я отдаю себе отчет в том, что в пламени ядерной конфронтации победителей не будет.
— Вообще-то вы, как я погляжу, все эти годы вели патриотическую работу, а? — не удержался Славин. — Некая форма борьбы за мир, не правда ли?
— Напрасно вы иронизируете… Внутренне я оправдывал то, что произошло, только этим. Да, они спровоцировали меня, да, я не нашел в себе мужества повиниться… Но потом я понял, что мне надо делать… И сражался против их «ястребов» так, как мог… Я передавал им только то, что так или иначе было им известно в результате работы их спутников…
Славина подмывало дополнить слово: «шпионов», но он сдержался, чувствуя, что Кульков приступает к главной части игры; он не ошибся.
— Убежден, что та информация, которую они ждут, связана с переговорами в Женеве, — продолжил Кульков. — Полагаю, они намерены торпедировать переговоры, опираясь, в частности, на мою информацию. Я им такой возможности давать не намерен…
— Предложения? — снова повторил Славин.
— Позвольте мне заложить тайник в воскресенье… С объективными данными, а не с тем, в чем они заинтересованы… Они сразу же ответят очередной радиограммой, мы ее прочитаем…