Мгновение - вечность
Шрифт:
Рост боевого мастерства не стал еще первостепенной заботой командного состава Вашей дивизии. Отсутствует четкое распределение обязанностей и организация боя в группах прикрытия. Воздушные бои ведутся гамузом, чрезмерно большое количество самолетов в одной атаке приводит к неразберихе, потере управления. На моих глазах девятка наших истребителей, сопровождавшая штурмовиков, ввязалась в бой против "МЕ-сто девятых", оголив группу "ИЛов". Желая исправить такое положение, летчик-истребитель старшина Лавриненков подал по радио команду: "Истребители, выходи налево, станьте по своим местам!" - и вторично:
"Истребители, ближе, ближе подойдите к "ИЛам"!" Обе грамотные команды хладнокровного старшины Лавриненкова
Безынициативность и боязнь ответственности в такой решающий момент являются наибольшим злом. Требую покончить с формализмом, когда задача летному составу ставится шаблонно, без учета обстановки, без анализа тактики противника, без использования накопленного нами опыта, в частности в организации совместных боевых действий истребителей и штурмовиков. Все средства убеждения и разъяснения подчинить тому, что советский летчик-истребитель во всех случаях должен побеждать. От истребителя зависит наша победа в воздухе и обеспечение успешных действий войск на земле Сталинграда".
Командующий 8-й ВА генерал-майор авиации Т. Т. Хрюкин - члену Военного совета 8-й ВА, 30 августа 1942 г. Записка.
"Тов. бригадный комиссар!
По данным оперсводки, на аэродроме Обливская штурмовики т. Раздаева в результате налета уничтожили до 30-ти с-тов пр-ка. Это ложь. Она путает нам карты и очень вредна. Фотоконтроль, осуществленный по моему приказу, показал, что бомбометание выполнялось не прицельно, вражеская техника цела, летное поле исправно, аэродром действует интенсивно. Повторный налет на Обливскую вопреки донесению липача был также не эффективен.
Налицо порочная практика: нам врут, и мы врем. С этим безобразием надо кончать".
Командующий 8-й ВА генерал-майор авиации Т. Т. Хрюкин - командиру штурмовой авиационной дивизии полковнику Ф. Т. Раздаеву, 1 сентября 1942 года:
"В связи с Вашим запросом и необходимостью частичного переформирования на месте разрешаю проведение летно-тактической конференции 2 сентября. Лично присутствовать не могу. Анализировать строй и боевые порядки штурмовиков целесообразно с учетом специфики развернувшихся боев за город. Сегодня в центр внимания должен ставиться вопрос взаимодействия истребителей и штурмовиков как слабейший элемент боевой подготовки и практических действий авиации на поле боя. Доклады поручить авторитетным командирам. К обсуждению привлечь широкий круг летчиков. Выводами, рекомендациями конференции ознакомить меня безотлагательно".
Поздним вечером, когда укладывались спать завзятые, бог весть откуда привалившие гулены, адъютант эскадрильи объявил: сержанту Гранищеву завтра перелететь в поселок Ж. и принять участие в дивизионной конференции. "Что за конференция? О чем?" - раздались голоса. "Собирают летчиков... Насчет взаимодействия, - неопределенно отвечал адъютант.
– Прочли докладную сержанта, велено быть..." Кто-то из молодых сострил: "Сообщение ТАСС: Солдат - делегат конференции..."
Перелет поручался Гранищеву с места в карьер, то есть без тренировки, предусмотренной и, пожалуй, не лишней после его падения.
Полное доверие.
Садись и лети.
"Дают передышку", - понял Павел.
"Спарку", двухместный учебно-тренировочный самолет в рыжеватых подпалинах моторной гари на светлых боках, готовил старшина Шебельниченко. Гранищев выжидательно прохаживался за хвостом машины. Поселок Ж., о котором много разговоров, - прифронтовая база, тыл, где действует палатка Военторга, садятся московские "дугласы", дают кино... Вчерашняя реплика "Сообщение ТАСС..." ему не понравилась. "Наш пострел везде поспел" -
Тем отраднее было видеть Павлу, как ретив на своем посту старшина Шебельниченко: "мессер", сбитый Гранищевым, вообще расположил к нему техников. "Ни одного командира пока не потерял", - счел нужным сообщить ему Шебельниченко. И верно, летчики, которых он обслуживал, попадали в госпиталь, к партизанам, один, оглохший от контузии, сошел с летной работы, но погибших за год войны не было. Усердие старшины имело также и корыстные мотивы. Искусство легкого, быстрого схождения с женщинами было даровано ему без знания тайны столь же непринужденного расставания с ними, и все его истории кончались скандалами. "Конечно, если в картохе или в чем другом ни одна не откажет, оправдывался старшина, - а больше трех дней в деревне не стоим..." На днях он снова влип, дело дошло до батальонного комиссара, и в предчувствии беды старшина работал старательно. Садясь в кабину, всем своим видом обещал: "Послушайте... сейчас!.." - но магнето, как назло, давали сбой. "Искра в "дутик" ускакала!" - объяснял Шебельниченко и лез в мотор, в проводку, снова в кабину - мотор не запускался. Деловитость и темп, которыми он хотел бы окрасить проводы Солдата, смазывались. Взопревший старшина одаривал Гранищева полуизвинительной-полуободряющей улыбкой: дескать, не на задание, командир, не торопись, свое получишь... Возвестив наконец:
"Дилижанс подан!" - и встав рядом с летчиком, чтобы вместе полюбоваться исправным самолетом, сделавший свое дело старшина шепнул ему тихонько:
– Свидание состоится!..
– Какое?
– насупился Павел, краснея.
– Не бойся, у самого холка в мыле: "Ухаживать за девчатами, проявлять распущенность - преступление во время Отечественной войны..." Знаю... Тем более - боевая летчица.
Понимая бессмысленность мальчишеского запирательства, Павел спросил кисло:
– От кого узнал?
– У меня по этой части глаз - алмаз!
– Старшина, чтобы дальше... чтобы, кроме тебя, ни гу-гу...
– Могила!.. Счастливого свидания, командир!
Выяснилось, что Гранищеву не дали талонов для питания. Летчик плюнул было на талоны. "Как можно, товарищ командир!
– Лютый голод сверкнул в глазах Шебельниченко.
– Вы что?!" Дождались посыльного. Вместе с талонами на стоянку прибыл завтрак для старшины - котелок каши.
Шебельниченко провожал машину, не выпуская котелка из рук, торопливо глотая теплое варево; пока Солдат рулил, замызганная "спарка", отработавшая все ресурсы, громыхала на рытвинах, что-то внутри ее бренькало, грозя лопнуть, треснуть, обломиться, и все это отражалось на лице старшины, страдавшего и верившего в свое детище, - пока с плавным отделением машины не восторжествовал в небе - ив душе механика - дух успокоения, распространяемый ровной песней мотора...
Развернувшись на восток, самолет низко над степью помчал Гранищева в прифронтовой поселок Ж. Павел радовался этому, как будто улетал за тридевять земель; чем дальше оставалась Волга, тем удивительней, неправдоподобней казалось ему все, что с ним происходило в степном междуречье, словно бы не они с Грозовым бомбили километровую колонну танков и не он дрался один на один с "мессером"; он не знал, сумеет ли в другой раз так с ним схватиться и расправиться, хватит ли у него сил... Он мчит туда, где Лена, и готов показать себя, как другие на "ИЛах" не показывали; проходя над поселком Ж., где его могли видеть все, - разумеется, и Лена ("Свидание состоится"!), и прославленный Баранов, с которым он почеломкался, - Павел, заваливший "мессера", от избытка чувств провернул свой самолет вдоль продольной оси крутанул в небе "бочку", фигуру, входившую в тренировочные программы летчиков-истребителей, но пилотажным реестром "ИЛ-2" не предусмотренную...