Мгновение - вечность
Шрифт:
– Кто?!
– поперхнулся полковник Раздаев, наблюдая за шальным "ИЛом" с порога аэродромного КП. Глаза полковника округлились, подбородок отяжелел, но гнева, обычного в нем в такие минуты, Федор Тарасович не испытал. Всю жизнь пролетав на тяжелых машинах, сам он и фантазии не имел крутить на "ИЛе" "бочку". Он даже толком не представлял, как технически она выполняется... Сколько задора и беззаботности должно быть в душе разгильдяя, если в такой момент он сверлит небо, сверкая крыльями, извещая всех и вся: "Я жив и здоров, да возрадуются ваши сердца по этому поводу!.."
– Чей летчик?
– Был звонок из хозяйства Егошина, - доложил дежурный.
– На "спарке" вышел сержант Гранищев...
– Сначала Гранищев на земле откалывал номера, теперь... А взыскать не с кого!.. Еду в поселок, в клуб, - сказал Раздаев дежурному,
Летно-тактическая конференция, на которой так настаивали генерал Хрюкин и его заместитель по политчасти Вихорев (сотоварищ Хрюкина по летной школе), начала свою работу 2 сентября 1942 года в 7 часов 20 минут в помещении поселкового клуба, присмотренного медицинской службой фронта под госпиталь (тес для постройки нар и топчанов, завезенный самолетами, лежал штабелями посреди двора, источая подзабытый запах леса, а задержку с началом плотницких работ дивизионный комиссар, начальник политотдела дивизии, покрыл тем, что помог медслужбе задействовать дополнительные "дугласы" для переброски раненых в тыл).
...Летчики рассаживались молча, высматривая в президиуме своих. За кухонным столиком, вынесенным на сцену, кроме сумрачного полковника Раздаева, главы президиума, уместились только двое: командиры полков - истребительного и штурмового. Остальные приглашенные сидели на табуретках неровными рядами. Из-за кулис выставлялись обмотки, "баллоны" и острые колени политрука, начальника клуба, до войны читавшего университетский курс истории. Сейчас политрук был занят тем, что наскоро обрабатывал "Анкету участника", им же составленную и пущенную по залу. Список представителей открывал полковник Раздаев: "Федор Тарасович, 1906 г. р., русский, член ВКП(б) с 1928 г., командир штурмовой авиационной дивизии, награжден орденом Красной Звезды..." Политрук - из запасных, чуткий к возрасту, - выделил триумвират старейших. В него, кроме Раздаева, вошли: командир истребительной авиационной дивизии полковник Сиднев Б. А. ("1908 г. р., с прибытием задерживается, - отметил хронист.
– Сбит в возд. бою, врач настаивает на госп.") и полковник Дарьюшкин И. П., также командир авиационной истребительной дивизии ("1910 г. р. Вызван команд, ген. Хрюкиным на доклад"). Вывел политрук и средний возраст летного состава - 21 год. Цифра сложилась главным образом за счет выпускников Сталинградского имени "Сталинградского пролетариата", Молотовского и Чугуевского училищ, только что прибывших на фронт и боевой работы еще не начавших. "Почему не учел Баранова?
– спросил Раздаев, бегло пробежав список.
– Учти обязательно!"
"Слушаюсь!"
Старшего лейтенанта Михаила Баранова в зале не оказалось.
Летчики - без комбинезонов, с планшетами и шлемами на коленях, готовые проследовать из клуба прямо к самолетам, - терпеливо ждали начала, вверяясь полковнику Раздаеву, знавшему, обязанному знать все. Роль секретаря-стенографа сорокалетний политрук исполнял, проникнувшись сознанием момента. Поставив дату "2 сентября 1942 г.", он на полях убористо разместил вставку: "Пошел четвертый год второй мировой войны. 2 сентября 1812 года Наполеон на Поклонной горе ждал ключей от города, "но не пошла Москва моя к нему с повинной головою...". Навык конспектирования манускриптов-первоисточников помог политруку уловить главное в выступлениях незнакомых авиаторов. Полковник Раздаев Ф. Т. (в тишине, не повышая голоса):
– Товарищи, Сталинград объявлен на осадном положении. Получено обращение Военного совета к гражданам;
чтобы не затягивать, я зачту концовку: "Все, кто способен носить оружие, на баррикады, на защиту родного города, родного дома!" Это относится, конечно, и к летному составу нашей дивизии. Докладываю порядок следования на аэродром по получении сигнала. Первыми отбывают наши гости - истребители, за ними личный состав майора Чумаченко, третьими - полк Васильева. Майор Егошин возвращается в полк сразу после доклада. Хочу сказать, что неблагоприятные условия немецкого засилья в воздухе, большие потери и недостаток материальной части не сломили нашей воли. Только в период с восьмого августа по первое сентября, невзирая на вынужденные перебазирования, в обстановке отхода войск, летчики нашей дивизии произвели свыше трехсот боевых вылетов. На сегодня положение остается тяжелым. За ночь оно ухудшилось. После выхода к Волге севернее города противник ценой огромных потерь пробил нашу оборону с юга. Линия боевого соприкосновения
– На физподготовке кросс до Воропонова гоняли!
– подал реплику кто-то из дальнего угла, где сидели истребители-сержанты. На марафонца зашикали, он оправдывался: - Была дистанция, бегали! У нас в Бекетовке аэродром был!
– С опозданием усадил нас немец учиться, - заметил другой новичок, сегодня второе сентября...
Поднялся шумок.
Раздаев умел цыкнуть. Зычно, "на нерве".
Новички-сержанты, поднявшие гомон в задних рядах, как он понимал, неспроста, могли схлопотать от полковника запросто.
Но Раздаев, терпеливо склонив голову, переждал "галерку".
Потом, глянув в шумный угол, с кроткой назидательностью произнес:
– Александр Македонский с восемнадцати лет воевал! В желании выказать себя эрудитом и ободрить молодых, в кривой усмешке организатора, который сам-то насчет речей и прений в данный момент заблуждается, проглянуло что-то заискивающее, жалкое... Уж лучше бы он цыкнул, как умел!
– Командующий генерал Хрюкин требует, - продолжал Раздаев, овладевая собой, - поставить взаимодействие между штурмовиками и истребителями как следует быть.
Мы сами знаем свои недоработки... Знаем. Надо назло врагу ликвидировать их. Группы на сегодня сформированы. По сигналу "Сокол" уничтожать вражеские войска в районе Гумрака, по сигналу "Смерч" - в районе Воропонова...
Он приподнял разведенные в стороны тяжелые руки, как орел, воздевающий крылья, чтобы толкнуться о воздух, и объявил:
– Начнем...
...Собравшиеся сгруппировались в зале по полкам, но не строго: молодые, радуясь встрече, - три дня не виделись, сколько новостей!
– разобрались по училищам, по своим курсантским компаниям, а гроздья однополчан чередовались, так что размежевания зала на два клана, на истребительский и штурмовиков, не произошло.
Но единства в зале не было.
Летчики-истребители - цвет и гордость ВВС с довоенных времен: первыми Героями и гвардейцами советско-германского фронта стали они же, истребители... Цену себе истребители знают. Но трагический ход войны, отступления, мясорубка донских переправ, шквал августовских бомбежек при соотношении сил три, четыре, пять к одному в пользу противника заколебали ряды истребителей, тень легла на их былую славу. Предрассветный Гумрак, факелы "девятки" над ним след в душе Егошина оставили глубокий.
Летчики-штурмовики прошлым не кичатся, пехота им благоволит: "Где наши "ИЛы", там фрицам могилы. "ИЛ-два" - противовражеский самолет..."
Основного докладчика, Егошина, выставили штурмовики. Полковник Раздаев утвердил его не без сомнений.
Истребители, естественно, были настороже: знали, что их по головке не погладят, и ждали, какие эпизоды будут приводиться в качестве примеров; штурмовики, в свою очередь, надеялись, что их представитель проявит убедительность и такт.
"Конспекта проверять не буду!" - заявил докладчику Раздаев, делая быстрый отрицательный жест и вскидывая на майора взгляд в упор. Жест и взгляд означали, что Егошину предоставляется полная свобода действия... Карт-бланш. От кратких напутствий Раздаев, однако, не отказался. "Повода для настроений не создавать, напротив, у летного состава надо вызвать заряд активности!" "Понял, товарищ полковник". Всю жизнь середнячок, равнявшийся на соседа и сейчас имевший перед глазами дивизию Степичева, Федор Тарасович оставался верен себе: "Включи в доклад эпизод с Рябошапкой!" Кто такой Рябошапка? Летчик Северо-Западного фронта, сбивший на самолете "ИЛ-2" "мессера". "Зачем чужого?
– возразил Егошин.
– У нас свои не хуже".
– "Кто?" - "Сержант Гранищев". Подбородок Федора Тарасовича начал грузнеть. Сержант Гранищев, лупоглазый дроволом, едва не выбил из строя Баранова, нечего его возвеличивать. "Без отсебятины, Егошин, - и сделал другой жест, пальчиком.
– Рябошапку апробировал командующий, на Рябошапку и сошлемся! Свобода действий - без отсебятины. Дело вести, как положено, все - в рамках, без отклонений. Умов не возбуждать, на авторитеты не замахиваться!" ("Меня не задевать" - так следовало толковать замечание Раздаева, уже совершенно лишнее.) - "Понял".