Миф о другой Эвридике
Шрифт:
– Юльк, ты что?! – удивлённо-осудительно воззрилась на неё сестра, – Вожжа под хвост?.. Это же Рамин.
– А чего он с нами, как с первоклашками, – смутилась Юля, – Чего есть, чего пить, когда в туалет идти… Мы взрослые, между прочим.
– Потому что ему не всё равно. И Свете не всё равно. Они переживали, что мы ушли. Но не удерживали. Потому что понимают, что взрослые.
– Ой, ну ладно… Докопалась.
– А ты глупости не пори. Кроме них, у нас – никого. И они хотят, чтобы мы… были близкими с ними. Вот. И я – хочу. А ты не хочешь, да?
– Ой, какая ты зануда, Элька! Кончай дурацкие вопросы. Но всё равно… Мы должны жить своим умом. Сами принимаем свои решения. И делаем то, что решили.
– Я что, против?
Юля, жуя бутерброд с маслом и сыром, подошла к газовой плите, подняла правой рукой горячий чайник, охнула от неожиданной боли в плече, перебросила чайник в другую руку.
– Сильно болит? – посочувствовала Эля.
– Только когда тяжёлое что… или резко рукой махнёшь. Какой-нибудь там нервный узел. А так – нормально.
– Да уж, нормально, – покачала головой Эля.
– Нормально, те говорю. Вот, полюбуйся – боевой шрам.
Юля охотно, торжественно сдвинула вправо-вниз вырез футболки, предъявив сестре на гладкой незагорелой коже под ключицей розовое, чуть выпуклое пятнышко с маленьким рубчиком в форме запятой – затянувшийся след пули.
– Не трогай ничего тяжёлого. И не переутомляйся. Нервные узлы заживают медленно.
– Нервные – да. А вообще, быстро прошло. Почти не болело. Рамин сказал – редкий случай. А знаешь, почему редкий?
– Почему? – невинно спросила Эля, отхлёбывая из чашки.
– Потому. Знаешь, не притворяйся. Потому что я – не просто я. Ты – не просто ты. Я. Ты. И ОН. От него рана быстро зажила. Если б мы сами чуть раньше позвали его тогда, я бы и не была ранена. Если б догадались. Никто бы из них не посмел выстрелить. И Симон бы тогда… – Юля замерла и слегка побледнела от такой простой, такой внезапной мысли, – Но нам было… Мы словно разбились вдребезги…
– Разбились… – глухим, тёмным эхом отозвалась Эля.
– Он – наш друг. Он защитит нас от любых врагов. Если его позвать.
– Жалко, что мы можем видеть его только во сне.
– Потому что без тела он, а значит – без формы. Во сне мы ему сами придаём тело и форму. А наяву… он что? Дух. Энергия. Но какая энергия! Ты знаешь… помнишь – какая энергия.
– Помню, – тихо сказала Эля.
– Он – здесь, везде, вокруг нас. Внутри нас. Можно и поговорить с ним.
– Мы не увидим, как он отвечает.
Не увидим. Ну ничего. Главное, что он понимает нас. А мы – его понимаем.
– Конечно, – Эля задумчиво шуршала фантиком, разворачивая карамельку, – С ним нам некого бояться.
– Не-ет… По-другому ставим вопрос, – Юлины губы, со следами масла и прилипшей в углу сырной крошкой, недобро изогнулись, – Кое-кому придётся бояться нас. Очень сильно бояться. Тому, кто заслужил это.
– Надо ещё найти его.
– Найдём.
– Ты его хорошо запомнила?
– Ещё бы. «Господин Сиртак». Шакалья образина. Он нас выведет на это кубло. А не он, так другие объявятся.
– Эти люди… Они – не люди вообще. Они хуже убийц. Скольким девчонкам, таким как мы, они жизни переломали! Ради своих поганых денег. Сколько несчастий принесли! И живут себе, процветают, никто их не трогает. Всё у них схвачено, всё – шито-крыто.
– Ничего, – угрожающе сузился взгляд Юли, – недолго осталось. Главное, всё сделать по-быстрому. Чтоб не заподозрил никто. Особенно, Рамин. Чтоб ни в коем разе не догадался. Рамин прекрасный человек… но в наши планы он не вписывается пока.
– Пока он не знает нашего могущества, – согласилась Эля, – Мы его ещё сами толком не знаем.
– То, что решили, то и делаем. Надо управиться до конца августа. С сентября – школа. Конец свободе.
– Само собой, – заключила Эля, убирая со стола посуду, – давай пока уборкой займёмся. В три – идём в клинику, к Рамину. Играем прежних пай-девочек, достоверно играем. Потом возвращаемся. Приводим себя в товарный вид. И вечером – на охоту.
*
Парсинский сквер (в обыденьи – Парс) – не самое обширное, не самое затейливое, не самое благолепное место отдыха в городе. Но самое фривольное – точно. Не вся, разумеется, вечерняя публика сквера, но вполне заметная и даже колоритная женская (в основном) её часть возникает здесь с целью предложить себя. Противополый контингент (опять же, далеко не весь) занят задачами просмотра-обтолка предложений.
У сквера удобное соседство: с одной стороны – гостиница «Мир», с другой – казино «Фатум»; напротив, через улицу Парсинскую – боулинг-клуб и ресторанный комплекс «Квадрига».
На зелёных опахалах породистых каштанов, на сердцевидной листве ухоженных лип собрались тени сумерек. Желтовато-грешная неярчь фонарных бутонов на тонких стеблях подчёркивала контраст вечерних аллей с ещё светлым безоблачным небом.
Сидящих на скамейках было немного. Сидящие были случайны и бездельны. При делах были стоящие. Женщины. По двое, по трое. Реже – в одиночестве. Бессантиментные закаты-рассветы пасущихся глаз. Пожарно-перламутровые губы, с чувством вцело-вывающие в себя тонкие кончики сигарет. Обещательно дышащая и подрагивающая холмистость в вырезах лёгких блуз. Икры-колени-бёдра: разные по изыску выделки и оттенкам, но все – в одинаковом вдохновенно-умелом готове.
Эля с Юлей вначале прошлись по аллеям для общего обзора, ничем не выделяясь среди праздного люда. К ним прицепились, было, двое случайных пацанов, по всему – их ровесников: один – белобрысый, с вкрашенными в соломенные лохмы сизыми пятнами; другой – темно-курчавый, с серьгой в ухе в виде маленького медного чайника. Пришлось отшивать их вежливо, но конкретно.
Искатели приключений оказались понятливыми, отступили без инцидентов.
– Нехорошо получилось, – вздохнула Эля.
– Ты об этих балбесах? – удивилась Юля.