Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 3. Часть 5. За Великой Китайской стеной
Шрифт:
В период советско-китайской полемики утверждалось, что СССР навязал Китаю свои военно-морские базы в Порт-Артуре (Люйшуне) и Дальнем (Даляне). Теперь китайские исследователи признают, что договор о базах был заключен, а затем продлен по просьбе китайского правительства из-за сложной международной обстановки: войны в Корее, отсутствия мирного договора с Японией.
Советский Союз упрекали и за то, что в нарушение договоренности с руководством КПК из Маньчжурии было вывезено большое количество оборудования, машин, инвентаря, материальных ресурсов, даже предметов домашней обстановки из квартир японцев. Китайским же властям передавались лишь пустые помещения. Эти действия были квалифицированы в КНР как «проявление национального эгоизма».
Трения вызвало создание на китайской территории четырех смешанных предприятий. А.А. Громыко в мемуарах отмечает, что в переговорах о создании этих предприятий «появилась брешь»: китайская сторона внесла коррективы в свою первоначальную позицию, и дело выглядело так, что она «не желает сотрудничества». У советского руководства эта ситуация оставила неприятный осадок. По мнению Н.С. Хрущева, китайцев очень обидело предложение Сталина о создании компаний как представлявшее собой посягательство на территорию КНР и ее независимость. Именно тогда, считает Хрущев, «были посеяны семена враждебности и антисоветских, антирусских чувств в Китае». Эти и другие случаи убедили Мао в том, что «сталинская политика в отношении Китая имела много общего с империалистической политикой капиталистических стран».
Китайские авторы не раз называли упомянутые компании «советскими полуколониями» в КНР, сетовали, что партнеры из СССР не соблюдали принципа взаимной выгоды. Те же исследователи жаловались, что Китаю пришлось «в полной мере ощутить великодержавный шовинизм и национальный эгоизм, существующие в СССР» во время переговоров в 1950 году о соотношении курсов валют двух стран. Советская сторона, по их мнению, «опираясь на свою силу, оказала давление… и фактически соотношение валют… было определено в условиях относительного неравноправия».
Советские кредиты Китаю в связи с войной в Корее позднее квалифицировались как обычная «торговля оружием», да и вся советская помощь расценивалась как «своекорыстная». Н.С. Хрущев в этой связи отмечал, что уже в начале 1950-х годов в китайском руководстве возникло недовольство качеством той помощи, которую предоставлял Советский Союз.
Разумеется, помощь не являлась идеальной – у нас не было ни лучшей в мире техники, ни совершенных методов управления народным хозяйством. Изъяны сталинской модели переносились с советской почвы на китайскую. Но помощь была большой, нелегкой для истерзанного войной советского народа, и, кроме того, никто другой не предлагал Китаю чего-то более существенного.
Возник в те годы вопрос о Монголии. Китайские руководители заговорили об «объединении Внешней и Внутренней Монголии в составе КНР». Из Москвы отвечали: судьба монгольского народа должна определяться не в Пекине и не в Москве, а в Улан-Баторе.
Сказывались и проблемы личного порядка. Некоторые из членов китайского руководства высказывали большее почтение Сталину, чем Мао Цзэдуну, что не могло не задевать последнего. Сталин, кстати, сам подливал масла в огонь, предоставляя Мао «компромат» на этих лиц.
Оценивая в целом сталинский период в советско-китайских отношениях, следует признать, что семена раздора были посеяны уже тогда. Равноправия в отношениях не было, и если Китай терпел подобную ситуацию, то только из-за своей слабости и изоляции со стороны Запада.
После разоблачения Н.С. Хрущевым культа личности Сталина китайское правительство опубликовало 1 ноября 1956 года заявление, в котором отмечалось, что политика Советского Союза в области взаимоотношений между социалистическими странами отнюдь не была лишена ошибок. В Пекине с удовлетворением восприняли признание этого факта новым советским руководством. Мао Цзэдун заявил, что критика Сталина сняла с КПК большой груз, который мешал правильно понимать многие вопросы, и что теперь между СССР и КНР установились нормальные взаимоотношения доверия и откровенный обмен мнениями. Одобрил десталинизацию VIII съезд КПК (1956). Известны слова Мао о том, что он хотел бы написать книгу о преступлениях Сталина по отношению к китайской революции, но позволит опубликовать ее только через 10 тысяч лет после своей смерти.
Однако после короткого времени разоблачение Хрущевым культа личности Сталина было отвергнуто Мао Цзэдуном. Вскоре после VIII съезда КПК «Жэньминь жибао» выступила со статьями, в которых оценки КПСС в отношении Сталина были подвергнуты критике. Китайского руководителя не устраивало то, что с ним предварительно не посоветовались, а главное – удар по Сталину ставил под угрозу складывавшийся культ самого Мао в КНР.
Особое отношение к Сталину сохраняется в КНР и по сей день. Там говорят, что «Сталин занимает свое место в истории» и что в Китае к нему подходят «принципиально, исторически, диалектически, объективно». Китайские пропагандисты разъясняют, что сохраняет свою силу оценка Сталина, данная в свое время Мао Цзэдуном: в его деятельности 70 % положительного, а 30 % – ошибочного.
Такая позиция включает и дань традиции, и опасение, что тотальная критика личности Сталина может перекинуться на Мао Цзэдуна, а это считается нежелательным, ибо, как считают в КПК, Мао «был для Китая и Лениным, и Сталиным, и Хрущевым».
Вернемся, однако, к началу послесталинского периода в советско-китайских отношениях. Хрущев сразу же попытался исправить прежние ошибки, сделать отношения между двумя странами действительно равноправными. Он предложил ликвидировать базы в Люйшуне и Даляне. Мао в ответ просил повременить, ссылаясь на американскую угрозу, но к середине 1955 года это было сделано. Кроме того, КЧЖД перешла к КНР, смешанные компании были упразднены.
И тем не менее еще до низвержения культа Сталина проявились расхождения сторон по стратегическим вопросам.
Посол КНР в Советском Союзе в те годы Лю Сяо неоднократно упоминает в мемуарах о таких расхождениях между министрами обороны – Пэн Дэхуаем и Г.К. Жуковым. Они обозначались и в ходе переговоров Пэн Дэхуая с Хрущевым в Москве в 1957 году. В Пекине считали, что существует серьезная опасность агрессии со стороны США, и просили увеличения военной помощи. Хрущев настаивал на том, что империалисты не посмеют развязать войну из-за возросшей мощи СССР и всех стран Варшавского договора, ратовал за сокращение вооружений, в частности, и Китаем.
Дело здесь, как представляется, заключалось не только в неодинаковых оценках стратегической ситуации в мире, но и в желании КНР не зависеть в области обороны полностью от советского потенциала, в стремлении создать собственный.
Постепенно разногласия распространялись на все новые сферы, вызывая трения и столкновения. Можно выделить шесть крупных конфликтных сфер советско-китайских отношений:
1. Оценки современной эпохи. После смерти Сталина остро встали многие важные вопросы. Как понимать нашу эпоху? Как относиться к Западу? Как рассматривать проблему войны и мира? Как подходить к национально-освободительному движению? Каковы пути перехода к социализму в развитых капиталистических странах?